Страница 24 из 55
— Да, вот так-то. Мне Итти вчера рассказывала: был хороший мальчик, сын доктора Ральфберга, да, действительно, хороший. И одет хорошо, интеллигентный. Друг у него был, тоже очень симпатичный… — Время от времени она смотрела в окно. — Именно сейчас я об этом вспомнила… Смешно, да, ха-ха? Да, и он убил своего друга, кажется ножом, и запихал его в сточный колодец. Да вот так она, эта жизнь, и идет… Конечно, ночи напролет он где-то шлялся, где уж его папочке было смотреть… Папаша думал, что его сын будет писателем, ха-ха-ха…
Аарне почувствовал, как по его телу пробежала дрожь. Тетя опять стала удивительно серьезной.
— Для чего нам разговаривать, Аарне… Говорить тебе или стене — это одно и то же… Забери все, что у меня есть, но только не ври. Слышишь!
Ее голос стал громче, глаза засверкали.
— Слышишь! Забери все мое добро, унеси все, продай, но только не ври. Ты слышишь?
Тетя подошла к Аарне. Он встал. Тетя показалась ему совсем чужой.
— Я ничего не брал.
— Ты врешь, щенок!
Аарне не двигался.
Тетя сжала зубы, побледнела. Сделав шаг к Аарне, она с бессознательной настойчивостью повторила:
— Ты врешь, щенок!
Ее рука поднялась для удара. Аарне схватил ее руку — она была холодной, дрожащей и бессильной. Тетя отвернулась и прошептала:
— Иди!
И еще раз:
— Иди!
Аарне не мог сделать ни шагу.
— Куда?
— Иди!
Тетя будто впала в транс. Она подошла к полке, вытащила целую кучу старых книг и нашла большую картонную коробку с надписью «Сигулда». На синей крышке красовалась несколько неуклюжая танцующая пара в красных с золотом костюмах. В коробке лежали конверты и бумага для писем. Тетя вынула один конверт и лист бумаги и, аккуратно положив коробку на место, села на диван.
— Я буду писать. Я буду писать твоей матери.
Это было сказано с гордой безнадежностью. Заскрипело перо. Всего лишь несколько строк — небрежно, дико.
Через минуту заклеенный и надписанный конверт опустился на стол перед Аарне.
— Пожалуйста, отнеси на почту.
Аарне встал и, не глядя на конверт, вышел из комнаты.
АНДО И ИНДРЕКА он встретил в кафе. Рядом с Индреком сидела незнакомая девушка с черными, как у цыганки, волосами.
— Познакомьтесь, — улыбнулся Индрек.
— Ингрид, — сказала девушка, протянув прохладную сильную руку.
— Аарне.
— Ингрид отличница, — похвастался Индрек.
— В таком случае, вы друг другу не подходите.
— Почему?
— Как-никак, конкуренция.
— О нет, у нас ее не будет.
— Вы в этом уверены?
— Да, мы слишком разные.
Аарне посмотрел на них. Индрек беспечно улыбался. Прядь волос все время спадала ему на глаза.
Ингрид была серьезной. Кто она? Как бы в ответ на эту мысль Индрек пояснил:
— Ингрид учится в седьмой школе.
— Вот как.
На столе бы легкий беспорядок.
— Знаете, я, кажется, вылетаю из квартиры, — сказал Аарне.
Андо усмехнулся:
— Ничего удивительного… Самое время.
Ингрид не поняла, ей пришлось объяснить.
— Это же очень интересный экземпляр — тетя Ида, — сказала Ингрид.
— Знаете, давайте говорить «ты». Хорошо? — предложил Индрек.
Аарне наклонился вперед.
— Андо, вот это-то и грустно, что не все понимают. Пока еще не понимают.
— Людей нужно воспитывать, — сказала Ингрид.
— Воспитывать! — передразнил Андо. — Как? На примере положительного героя?
— Не провоцируй.
— Ребята, вы не верите, что на этом свете есть положительный герой? — спросила Ингрид с каким-то внутренним волнением.
Андо сожалеюще усмехнулся, даже Индрек покачал головой.
— Все зависит от того, каков тот положительный герой, которого ты имеешь в виду…
Ингрид очень искренне и грустно сказала:
— Я имею в виду хорошего, чудесного человека. Героя. Есть он или нет?
— Есть, — сказал Аарне. — Но если он человек, то он в то же время и плохой…
— Не знаю… а я все ищу. Я расскажу вам одну историю, Индрек знает ее… Как-то летом я работала в колхозе с одним человеком. Он был героем для меня, верите! Он столько рассказывал о своих путешествиях и работал за двоих! Когда я спросила, зачем он так старается, он ответил: «Этот колхоз так беден. У меня свободное лето, отчего бы мне не поработать?» Вначале я была поражена, затем восхищена. Спросила, что он будет делать с деньгами. Он сказал, что собирается много путешествовать. Он мне понравился, мы с ним много говорили… А потом… однажды вечером он напал на меня в соломе и… Мне пришлось его укусить… Кровь… Позднее я видела его в городе, он штукатурил свой индивидуальный дом. Понимаете, мне хочется плакать… Где же он, этот герой нашего времени?
Никто не смог ничего сказать.
— Я все ищу его, — продолжала Ингрид. — Я верю, что он есть.
— Может быть, ты ищешь его не там, где надо, — предположил Аарне.
— Почему?
— Ну, я не знаю… Мы слишком молоды и глупы.
— Я ищу прекрасное, понимаете. Ведь есть же на свете прекрасное?
— Есть.
— Ведь есть, правда? — обратилась Ингрид ко всем.
— Да. Но его никогда не найдешь!
— Человека можно найти.
— Едва ли.
После паузы Ингрид спросила:
— С чего начался наш разговор?
— С тети Иды.
— А тетя Ида типична?
— Да, — кивнул Индрек. — Старая женщина… Корни в одном обществе, стебель — в другом…
— И цветов вообще нет! — закончил Андо.
— Очень типична, — сказал Аарне.
— А сам ты не типичен. Помнишь, ты сам говорил, — повернулся к нему Индрек.
Ингрид рассмеялась от всего сердца и повернулась к Аарне:
— Не типичен? Как это с тобой случилось?..
— Да, я ужасно боюсь, что не типичен, — кивнул Аарне с деланной грустью.
— Не кривляйся, — пробурчал Андо, но Индрек уже продолжал:
— Я не знаю, что такое типичность. И откуда мне знать? Но мне кажется, что мы все в какой-то мере не типичны… Грустно, да? Ну, скажите же! Наше мировоззрение и идеология в порядке, но… мы слишком много думаем… о вещах… над которыми… не нужно думать… Вам не кажется, что мы чем-то испорчены.
Никто не знал, как ответить. Где-то далеко засвистел паровоз. В светлом небе два самолета выписывали серебристые восьмерки…
Опускалось солнце. В квадратный дворик уже вползла синяя тень. На карнизе собрались воробьи, греясь в последних солнечных лучах.
Воробьи грелись и грелись, и не было им никакого дела до тех четверых под окном в кафе, которые только что открыли для себя свободу духа и она ударила им в голову, словно шампанское.
…ТЕТЯ ИДА ОТКРЫЛА ГЛАЗА.
— Ты, конечно, отнес письмо на почту?
Вопрос был бессмысленным, потому что белый конверт лежал здесь же на столе
— Отнес, да?
Аарне, не отвечая, принялся стелить постель.
— Я подожду до завтра, — сказала тетя, повернулась на другой бок и привычным движением натянула на голову одеяло.
Сон не шел к Аарне. Прислушиваясь к далекому гулу автомашин, он вдруг почувствовал неосознанный страх. Вел ли он себя правильно? И что все это значит? Словно в предчувствии кары он спрятал лицо в подушку и зажмурил глаза.
Снова над городом пророкотал самолет.
День диалога матери с сыном
ВЕСНА БЫЛА У ЛЮДЕЙ В ГЛАЗАХ, на устах, в крови. По вечерам матери стояли у освещенных окон и ждали своих дочерей, приходивших из синей ночи со странной умиротворенностью на лицах. Весною трудно быть одному. Кровавый закат окрашивает тонкий вечерний ледок, и еще голые деревья отбрасывают едва заметные тени.
Мать приехала после обеда. Она позвонила, ей открыли. Когда она снимала пальто, тетя Ида спросила:
— Ну, какая у вас там погода?
Мать что-то ответила, но Аарне этого не слышал. Он сидел в комнате на диване. Ручка повернулась, и мать вошла в комнату.
— Здравствуй, Аарне!
— Здравствуй.
В продолжение этого диалога тетя Ида поправляла диванное покрывало. Мать села в кресло и положила на колени сумочку. Весна уже успела покрыть ее худощавое лицо коричневым загаром. Волосы с проседью спадали на воротник платья кирпичного цвета.