Страница 11 из 17
Она молчала. Она позвонила, чтобы я высказалась. Потому что знала, что мне это нужно. И я говорила. Не подбирая слов и не строя сложных предложений. Я просто говорила.
– В кого я превратилась? Чувствую себя носком поношенным. В соплях, слезах… Кто эта женщина? Разве ты видишь ту девушку, с которой была знакома столько лет? Или ту женщину месяц назад? А я даже ненавидеть его отказываюсь, только отвращение и неприкрытая боль внутри меня. Боль, которую он не видит. Я смотрела на него, истекая ею, а он сказал, что я себя накрутила. Я просто разрушаюсь. Я молчу и не говорю ни слова почти. Не хочу, чтобы дети слышали или узнали рано. Только терпеть это жжение внутри все сложнее. У меня не получается.
– Кира, выйди из машины, вытри слезы и поговори с ним. Не смей держать все в себе. Хватит. Пойми одно – это не ты его потеряла. Это он потерял тебя. Он предал свою Киру, преданную и ласковую жену. Это он должен сидеть в машине и от стыда и муки не знать, как войти в собственный дом. Не ты. Поэтому носовой платок в глаза и ноздри. Протерла там все насухо и пошла, вставила ему по полной. Привык, что ты вся такая милашка с юга.
Улыбаюсь ее словам и, мне кажется, нравится ее план, даже очень.
– Только не сегодня. У меня эти дни просто ужасно загружены, я ж говорила. Это не просто собрание организовать, там целая куча всего, что нужно учесть и ни в коем случае не забыть. Но в четверг вроде бы попроще будет. Так что я к тебе думала с просьбой…
– Привози. Я Аленке, итак, обещала, что твои приедут. Так что не парься даже и в школу отвезу на следующий день и заберу.
– Думаю, забирать не нужно будет. Хотя посмотрим. Как все пройдет, вообще не знаю. Честно даже слов нет. С чего начну, без понятия.
– Может сказать для начала, что он козел, а дальше язык сам развяжется в правильную сторону.
Тихо посмеиваюсь, вспоминая, что даже ни разу не обозвала его каким-то отвратительным словом. Мы вообще на матах или оскорблениях не говорим и не ругаемся фактически.
– Ты вновь зависла, Кир.
– Да просто, куда ни глянь, в какой уголок памяти ни посмотри, везде он.
– Дорогая моя, я знаю, что ты вложила себя в ваш брак. Что ты старалась, но иногда такое происходит. И будь прокляты те мужчины, которые это все совершают банально, ради похоти, но он тебя очень любил, я это знаю и видела в нем эти чувства, – на этих словах я снова расплакалась.
– Тогда почему же он сделал мне так больно, Кристин? Зачем так больно и гадко?
– Я не знаю, милая. Я не знаю.
Так жаль, что моя любовь останется просто историей в моей памяти. Ей нет продолжения, потому что я уже все решила. Иного пути он нам обоим просто не оставил.
– Хватит, Кира. Пора начинать учиться отпускать его. А для этого нужно уметь быть лицом к лицу с болью.
Медленным шагом иду от гаража не через дверь внутреннюю, а по улице. Сегодня мороз и пар изо рта рисует красивые клубы выдыхаемого кислорода.
Я не люблю зиму, даже при всем ее великолепии. Я люблю солнце, но боюсь сгореть. Кожа такая. Странная я в общем.
Улыбаюсь и вхожу.
Та же обстановка. Цвет стен, запах, только внутренности начинает выкручивать… потому что здесь мороз похлеще, чем на улице.
Сначала меня окружает тишина, и я молюсь, чтобы дети были тут и закружили в своих проблемах, только бы не слышать мыслей. Молюсь, снимая пальто и как по моему хотению кричит бегущий Миша:
– Я ж сказал, что слышал шум двери. Мама приехала, ты проспорила мне сто рублей.
И снова внутри все поднимается до небес. Именно поэтому я смогу все выдержать. Именно потому, что у меня есть они. Мои дети.
– Я запрещаю спорить на деньги, ты помнишь, Михаил?
– Ну мам, всего сотня. Это не дом же.
– С этого все и начинается. Я не хочу тебя вытаскивать из кабаков через десять лет, с заложенным домом и распиской. Ты слишком азартный.
– А я и не спорила с ним, – слышу голос дочки.
– Ты подначивала его, Лиля, мать не обманешь.
– Да-да. Так и было, ма, я ни при чем.
Миша помогает повесить в шкаф одежду и забрав сумку, обнимает меня, проводя вглубь.
– Как ты сынок?
– Носится полвечера, твой сынок, – показывает язык и убирает его руки от меня, чтобы обнять.
– Какие же вы еще дети.
Тимур выглядел безумно хмурым. И мне бы порадоваться этому, вот только повод его хмурости не так радушен.
Он любил свою семью. Детей. Он хороший отец. Только меня любил, видимо, недостаточно.
– Кира, – остановил на выходе из ванной. – Почему ты отказываешься идти со мной на ужин?
– Ужин с тобой – это последнее, о чем я думаю. Я устала и хочу провести время с детьми перед сном.
– Пошли мам, я нашел ту книгу, – кричит Миша с лестницы.
– Пропусти, пожалуйста, – не прикасаюсь к нему даже руками, жду, когда освободит дорогу и ухожу, ощущая ноющую боль.
Быть равнодушной так тяжело, ведь сердце все еще любит и не принимает факты того, что этот стучащий ради кого-то комочек уже никто не ценит.
*Имеется в виду песня Маргариты Позоян – «Ты она и я», личная рекомендация автора послушать ее, прислала читательница и я расплакалась, когда впервые услышала ее…
Глава 7
Вторник я была загружена по полной. Убежала из дома и приползла назад кое-как почти к девяти. В этом были свои плюсы: у меня не оставалось времени на Тимура.
Он пытался заговорить со мной и в одно, и в другое утро уже среды, когда мы пересекались, но были рядом дети, и я, конечно, отвечала.
Каждый вечер я перетаскивала все больше вещей в комнату для гостей, понимая, что занимаюсь ерундой и утром пока спали все, выходя готовить завтрак быстро выбегала в прежнюю комнату и уже спокойно дефилировала вниз.
Да, это кажется смешным и глупым, но завтра уже четверг. Значит, все закончится…
– По Алене соскучились? – спрашиваю за завтраком детей, когда Тимур поднялся наверх.
– Ага. И по тете Кристине тоже.
– Тогда может, к ним поедете завтра после уроков?
– Типа с ночевкой? – поднимает кулаки вверх сын и, дождавшись кивка, вскакивает и изображает рок на гитаре, тряся головой.
Пока смеялась, смотря на него, обратила внимание, что Лиля не так весела.
– В чем дело, солнышко? Не хочешь ехать? Только скажи, и я все отменю.
– Нет, мам. Что ты? Я рада, – искажает лицо в подобии улыбки.
Мне не нравится это. Очень не нравится.
Что-то с ней не так. Что если она видела их, ведь, судя по всему, Тимур не так сильно шифровался.
– Поговорим? – смотрю как можно ласковей в ее грустные глаза.
– Давай на выходных, погуляем в парке. Обещали тепло.
– А на коньках поедем кататься? – вмешивается сын.
– Мишуль, думаю, мы сначала с Лилей прогуляемся, а потом поедем на каток, хорошо?
– Опять ныть будет про своего любимого, – кривляется поддразнивая.
– Ну-ка, так нельзя, – угрожаю пальцем и встаю из-за стола. – Я пойду поправлю макияж и спущусь. Вы пока что можете почитать.
– Ну мам, давай телик.
– Я не знаю, что такое «телик», Миш. Поэтому бери книгу и учись говорить на русском языке.
Перерываю свою косметичку в сотый раз и не нахожу все-таки своей помады.
– У кого же она еще может быть? – выглядываю с верхнего этажа и предупреждаю дочку, что забираю свою вещь.
Ищу то, зачем пришла, но нахожу другую.
Смотрю на небольшой тюбик, известного бренда косметики и довольно дорогого, пытаясь припомнить, покупала ли я его своей дочери, или нет. Хотя прекрасно знаю ответ.
Снимаю крышечку, и один раз прокрутив рассматриваю цвет.
– Лиль, ты красишь губы красной помадой? – зову дочь, которую слышу за дверью.
Она медленно выходит в комнату и смотрит так, что я понимаю: любое ее слово сейчас будет ложью.
– Это не моя, мам. Это кого-то из подруг.
Не хочу на нее давить. Но она прекрасно знает, что будь эта помада ее, Лиля бы так и сказала, а я попросила не наносить ее на учебу, и только. А значит, ей есть что скрывать.