Девушки в погонах

— Что такое?

Вера смутилась, вытирая платком влажные глаза. Она ничего не писала ему ни о горящем самолете, ни о госпитале. Лишь сдержанно произнесла:

— Малость поцарапало. Война ведь, Федя.

Незадолго до появления Веры на аэродроме в полк прибыли молодые летчики. В экипажах не хватало воздушных стрелков. Приезд сержанта Тростянской был кстати. Она представилась командиру полка. Тот распорядился зачислить ее во вторую эскадрилью.

Вера пришла к командиру эскадрильи старшему лейтенанту Вандышеву. Он спросил:

— Стрелять умеете?

— Получусь, — ответила Вера. И, помолчав, добавила с улыбкой:

— Муж поможет…

Сергей Иванович Вандышев тоже улыбнулся:

— Что ж, будем рады крылатой семье.

В те дни командир звена Федор Пересыпкин выполнял другие задания, и Вере Тростянской пришлось начинать первые полеты с младшими лейтенантами Николаем Потаповым, Иваном Сигуновым и Николаем Алексашкиным. По два-три раза в день вылетала она на штурмовку переднего края противника.

Бои шли у Запорожья. Восточнее города гитлеровцы сосредоточили крупную группировку танков, намереваясь контратаковать фланг наших войск. Штурмовики шли на небольшой высоте над разбитой Днепровской плотиной. Вера видела бурлящие потоки, груды развалин, преградившие путь реке. Как только штурмовики вышли из атаки, Тростянская стала поливать захватчиков свинцовым огнем.

Командир эскадрильи уважал нового воздушного стрелка за боевой дух, сметку. Но предупредил:

— Зря не рискуйте. И по земле не стреляйте. Берегите боекомплект для отражения атак вражеских истребителей. Вы — щит экипажа.

Всем бросилось в глаза — Тростянская никогда не расстается с планшетом — ни на земле, ни в воздухе. Некоторые даже посмеивались над ней: «Мол, стрелок, а делает вид летчика». Но Вера далека была от этой мысли. Только те трое, с кем она летала, знали ее истинное намерение. Она помогала им ориентироваться в полете. Они ценили штурманские качества своей боевой подруги, но об этом пока не говорили вслух.

Вслед за наступающими войсками полк перебазировался на полевой аэродром, мимо которого еще недавно пролетали штурмовики. Еще кусочек земли освобожден от врага. С этого аэродрома, у небольшого села Егоровки, начался боевой путь экипажа.

И начался так. Перед строем личного состава командир вручил сержанту Тростянской знак «Гвардия». Обращаясь к ней, он сказал:

— В боях вы умножили честь нашего полка, показали себя храбрым бойцом. Сражайтесь же еще лучше, еще злее.

Уставшие после полетов Федор и Вера шли в столовую. В воздухе теплой осени плавали белые паутинки. Они зацепились за комбинезон Федора и протянулись к планшету Веры.

— Смотри, смотри, — улыбнулась она. — Ниточки паутинок связали нас.

— А помнишь, — сказал Федор, — ты не верила, что будем летать вместе.

— Я счастлива, что с тобой.

Экипаж Пересыпкина получил необычное задание: после штурмового налета на колонну машин, застрявших в грязи на дорогах, сбросить вымпел в парк, где расположился крупный штаб гитлеровцев. Вера свернула окрашенный в черные и белые полосы мешочек и положила его в кабину. В этом вымпеле было обращение нашего командования к командующему немецкой группировкой, которая оказалась в мешке. Ей предлагалось прекратить бессмысленное сопротивление, во избежание ненужного кровопролития.

Штурмовики растворились в небе. Группу вел командир звена Пересыпкин. Над целью Федор маневрировал, преодолевая заградительный огонь зениток. Вера смотрела по сторонам и спокойным голосом докладывала:

— Разрывы сзади.

«Ильюшины» летели вдоль дороги и начали пикировать на вражеские машины. Когда вышли из атаки, Вера доложила:

— В самую гущу попали. Горят двенадцать машин.

Самолеты отошли от цели, и Пересыпкин передал командование группой своему заместителю, а сам, отвернув вправо, направился к парку. Вскоре он дал короткую очередь из пушек. По этому сигналу Вера выбросила через борт вымпел.

Противник огрызнулся огнем из вкопанных танков. Снаряд снес антенну. Связь прекратилась. Тростянская всматривалась в воздушное пространство. По самолетному переговорному устройству она передала летчику:

— Слева вверху вражеские истребители.

Она приготовилась к отражению атак. Федор слышал ее дрогнувший голос:

— Пара заходит слева.

Вера прильнула к крупнокалиберному пулемету. Когда истребители приблизились на дистанцию действительного огня, она дала очередь. «Мессеры» отвернули в сторону и пошли со снижением.

— Федя, заходят снизу! — снова проговорила Вера.

Вскоре перед глазами летчика мелькнули желтые крылья с черной свастикой. Пересыпкин чуть довернул штурмовик, прицелился и выпустил очередь. Ме-109 взорвался в воздухе. Другой пустился наутек.

Летчику некогда смотреть назад. Но он был уверен: там зоркие глаза верной подруги. Гвардии сержант Тростянская никогда не подводила командира, товарищей, смело отражала нападения вражеских истребителей.

И хотя Федор и Вера носили разные фамилии, но все их называли одинаково — Пересыпкины.

Как-то под вечер в хату, где они жили, пришел посыльный. Он обратился к старшему лейтенанту:

— Вас вызывают на КП.

— Меня?

— Обоих Пересыпкиных, — уточнил солдат.

Федор отодвинул книгу Л. Толстого «Севастопольские рассказы», которую читал. Вера продолжала гладить воротнички, будто вызов ее не касался. Она, единственная женщина в полку, шефствовала над летчиками, стирала им подворотнички, гладила, пришивала пуговицы. Они ласково называли ее «полковой хозяйкой».

Федор оделся. Увидев, что Вера не намеревается идти, спросил:

— А тебе что — особое приглашение?

Вера встрепенулась:

— Я-то к чему? Задачу ставят командирам. Доведешь ее до меня в индивидуальном порядке.

Но все же подчинилась. Они вышли. Федор ласково посмотрел на жену и подумал о том, что заставило ее добровольно выбрать столь трудный и опасный путь? И нашел ответ на этот вопрос в только что прочитанной книге. Там есть меткие слова. Они запомнились ему почти наизусть:

«Из-за креста, из-за названия, из-за угрозы не могут принять люди эти ужасные условия: должна быть другая, высшая побудительная причина. И эта причина есть чувство…, лежащее в глубине души каждого — любовь к Родине».

В полковой землянке за сбитым из досок столом сидели командир дивизии Коломейцев, начальник политотдела Красноперов, прилетевшие в полк под вечер. Их уставшие лица тускло освещала гильза-коптилка. Поднялся худощавый, с осунувшимся лицом полковник Красноперов. Обращаясь к Пересыпкиным, сказал:

— Поздравляю вас с вступлением в партию.

Полковник вручил Федору партийный билет, а Вере — кандидатскую карточку.

Вера, волнуясь, ответила:

— В бой идти коммунистом считаю великой честью. Я оправдаю доверие партии.

Под сводами тесной землянки торжественно зазвучал голос командира дивизии:

— От имени Президиума Верховного Совета…

Полковник приколол к гимнастерке летчика орден Красного Знамени, а к гимнастерке воздушного стрелка — орден Отечественной войны I степени.

Потом обратился к командиру полка Шумскому:

— Мы не могли провести эту церемонию днем. Сами знаете — с рассвета были в боях. Вечером ваши товарищи отдыхают. Прошу вас, Константин Мефодьевич, завтра скажите личному составу об именинниках семейного экипажа.

…Под крылом промелькнула зеленая лента Днепра. Бои шли неподалеку от Днепропетровска. В балках гитлеровцы устроили огневые позиции артиллерии, которая обрушивала огонь по нашим наступающим частям.

Пересыпкин ввел штурмовик в пикирование и сбросил бомбы. Взметнулась стена дыма, огня. Вокруг самолета возникали дымки шапок зенитных разрывов. Как только штурмовик вышел из зоны обстрела, в безоблачном небе появились «мессершмитты». Вера отчетливо видела прозрачные круги пропеллеров.

— Пара заходит сверху.