Страница 9 из 21
И все-таки проблемы возникали на каждом шагу и у разработчиков, и у космонавтов. Приходилось, как говорили, «мудровать». Теории, на которую можно опереться, не существовало. Опыта по разработке кораблей со шлюзовой камерой — и подавно. Исходили в основном из здравого смысла и данных, полученных при запусках шести «Востоков» и одного «Восхода».
Надежность и удобство… Скафандр гарантировал безопасность с точки зрения защиты от перепада температур, глубокого вакуума, радиационного фона. Однако работать в нем было совсем не просто. Для того например, чтобы сжать кисть руки в перчатке, требовалось значительное усилие. Это на. земле, где есть «точка опоры». А в космосе? Алексей понимал, что только физическая закалка и выносливость могут стать его союзниками на этом этапе, только они могут помочь научиться работать в необычных условиях.
Примерял готовый скафандр. Поразили его белизна и новизна многих элементов. Почти торжественно облачали меня в новую одежду.
Все хорошо — и шлем, и ботинки, и система. Ничего не давит, не жмет… Завтра начнутся его испытания. Сам написал на гермошлеме: «СССР».
…Снова центрифуга. Сколько раз я уже вращался на этом чертовом колесе, но привыкнуть так и не могу.
Передо мной «крутили» Павла Ивановича. Ведь нам лететь вместе. Вместе, если ничего не случится. Будем надеяться, что так оно и будет.
Он интересного склада человек. В отряде его не сразу сумели понять — считали молчуном, замкнутым. А на самом деле он человек жизнерадостный. Большой оптимист, хотя прошел нелегкий жизненный путь. Справедлив и добр. На такого всегда можно положиться, не подведет. Самое ценное в этом человеке — честность, неподдельная смелость, благородство души.
Он не любит громких слов. Если давать ему задание и повторять при этом: «ответственность», «важность», «необходимость», считай, что нужного контакта не будет. Уж он-то сам знает, как нужно работать, как беречь время, как делать на совесть. И еще: он начисто лишен тщеславия.
Алексей верил в своего командира. Верил и любил его. На тренировках и занятиях, день за днем ему постепенно раскрывался этот «нетипичный» комэск, лишенный броской стати, металла в голосе, очень доступный, внутренне беспокойный, хотя по внешности этого никогда не скажешь — он сдержан и совершенно равнодушен к тому, какое производит впечатление на окружающих. В работе на тренажерах равного ему не было, Алексей знал это лучше других.
Не раз вдвоем с Павлом Беляевым они с начала до конца репетировали выход из корабля и возвращение. И эти тренировки тоже не были легкими, особенно когда они проходили в кабине самолета-лаборатории, делающего сложные фигуры в воздухе. То невесомость, то перегрузки, то вновь невесомость, и снова перегрузки. Кружилась голова, перед глазами шли круги, ломило тело. От напряжения дрожали руки, было тяжело дышать. Секунды казались часами. Это был поединок с техникой и самим собой. Поединок, который требовал его, Алексея, всего — до последней капельки сил и до последней клеточки мозга. И после этого часы работы в КБ. Во время подготовки к старту они ни на минуту не забывали требование Королева: действовать в тесном контакте с разработчиками. Вместе думали о компоновке пультов, конструкции замков на скафандре, устройстве соединительного фала.
Еще с того первого разговора с Главным конструктором Алексей был готов к тому, что придется очень напряженно работать, и он отдавал работе все: знания, опыт, волю.
…Столбик термометра ползет к плюс 25. Солнце накаляет асфальт. Бежит человек в теплом свитере поверх тренировочного костюма. Километр, второй, третий… Колотится сердце, пот застилает глаза, но бегун успевает заметить и причудливый изгиб ствола березы, и солнечный узор на земле от молодой листвы, и сучок, похожий на рога оленя… Все это повторится и завтра, и послезавтра.
Каждый день, придя на тренировку, он надевал скафандр и часами работал, пока не привык к нему, как привыкали рыцари к латам и тяжелым доспехам, как привыкают водолазы к своему костюму.
Близился день старта. Алексей ждал его. И в этом ожидании были нетерпение и некоторая тревога. Как-то будет там, в «открытом» космосе, как сработают все устройства, как справится он сам?.. Тревогу побеждала уверенность. Уверенность в успехе. Ведь все: и ракета-носитель, и корабль, и скафандр, да и все, что они возьмут с собой, — сделано надежно. И это уже доказано.
А в редкие минуты отдыха Алексей брал томик Циолковского и читал удивительную повесть «Вне Земли». Читал снова и снова, каждый раз восхищаясь гениальностью этого человека. Его книга была для Алексея своеобразной инструкцией в картинках, где он находил ответы на все «что» и «как».
Ночь перед стартом
Завтра старт. Накануне звонила жена. Она посылала привет, желала удачи. Неожиданно голос Светланы дрогнул, и как-то очень по-домашнему она сказала:
— Ты не тревожься, дома все хорошо!..
И эта простая, нечаянная фраза была ему сейчас всего дороже.
В домике, где космонавты, как и их предшественники, проводили предполетную ночь, тихо. Вспомнилась когда-то прочитанная фраза: «Люди тоскуют по самому разному, но более всего — задумывался ли кто-нибудь над этим? — более всего тоскуют по себе». Нет, он не тосковал. Напротив, настроение было приподнятым.
Завтра он полетит. Завтра! Он словно наяву увидел монтажно-испытательный корпус, стартовую площадку, все, ставшее обжитым и привычным за долгие дни пребывания здесь, на космодроме. Вроде бы ничего не забыто, все сделано…
Потом он вдруг увидел отчий дом, остро почувствовал запах смолистых бревен. Перед глазами причудливо перемешивались видения завтрашнего старта и картины далекого детства. Вот материнские натруженные руки. Вот он бежит босиком по росистой траве. Солнце кувыркается в лужах, звенит прозрачный ручей. Воспоминания детства властно оттесняют завтрашнее… Он слышит шепот сосен, шорох ржи, завораживающую песню жаворонка, звон отбиваемой вдалеке косы…
Он вспомнил всех: и мать, и отца, и дядю Сережу, всех своих братьев и сестер — Алексей был восьмым, а всего их росло девятеро: сестры Шура, Люба, Раиса, Нина, Надя, Тоня, брат Петр и самый младший Борис.
Отец называл их работничками. Шутил, конечно. Но была в этой шутке своя правда: для труда возрастных границ нет, каждый вносил свою долю в общее дело. «Труд кормит, труд воспитывает, труд уважение людей дает» — так рассуждал отец, этому учил и детей.
Архип Алексеевич в молодости был шахтером, работал в Донбассе. После первой мировой войны поехал в Сибирь, куда был сослан Лешин дед за участие в революции 1905 года. Дед полюбил суровую красоту сибирской земли, бескрайние ее просторы, крепких, несгибаемых мужиков-бунтарей.
Дед был крестьянин, а отец начинал трудовую жизнь в городе. Приехав в сибирское село Листвянку, стал организатором одной из первых в Сибири коммун, участвовал в борьбе с колчаковцами, председательствовал в местном совете.
Алексея с раннего детства манил мир перелесков и полян, деревьев, подпирающих верхушками небо, извилистых узеньких троп. Мальчишкой он научился отыскивать съедобные сладкие корешки и на всю жизнь запомнил аромат медуницы, клевера, сена…
22 июня 1941 года было, пожалуй, началом его сознательной жизни. Он всегда помнил этот день во всех подробностях. Мальчишки играли во дворе. И вдруг из всех окон, как по команде, их стали звать домой. Вбежав в квартиру, он сразу почувствовал: произошло что-то ужасное…
Война. Что это такое, по-настоящему понял не сразу. Меньше мужиков стало в домах, сестры пошли работать, чтобы как-то помочь семье. За городом сажали картошку. Двое младших — Алексей и Борис — окучивали ее, пололи.
Однажды забежал на вокзал. Подошел санитарный поезд. На перрон и на вокзальную площадь стали выносить раненых. Алексей увидел землистые лица бойцов, окровавленные бинты и носилки, носилки, носилки…