Бедовый месяц

— Господин Торн, вы пытаетесь помириться по инструкции о дрессировке мужей? — с горящими щеками тихо прошелестела я.

— Я решил, что мой способ несвоевременен.

— Верно, — прошептала я. — Вам стоит еще чуточку мне польстить.

— Я люблю тебя, — произнес он.

Кажется, мир в этот момент погрузился в полную тишину. Сердце замерло, а потом с оглушительным грохотом забилось в груди. Перед глазами вдруг вспыхнули звезды.

— Повтори, — выдохнула я.

— Я впервые в жизни влюбился, леди Торн, — послушно повторил Филипп и ласково погладил меня по горящей щеке. — В тебя.

Он начал медленно опускать голову. Его губы неизбежно приближались к моим.

— Когда ты понял? — за мгновение до поцелуя выпалила я.

Филипп замер, посмотрел на меня непонимающе. Как на чокнутую. Дернул же драконий демон открыть рот не для поцелуев, а поболтать! Что за дурацкая натура?

— Когда… — Он словно пытался собраться с мыслями. — Когда вернулся в номер, а тебя там не оказалась. Хотя нет, я мало что соображал. Наверное, когда осознал, что четыре дня таскаю с собой почтовую шкатулку и боюсь пропустить записку из Энтила.

— Вообще-то, я с тобой ругалась!

— Да, и это лучшее, что со мной происходило после возвращения из Эрминских гор. Что-то еще хотите узнать, леди Торн? Спрашивайте…

Я резко подалась вперед и прижалась приоткрытыми губами к его губам.

Второго намека не потребовалось. Филипп вообще был проницательный, особенно, когда дело касалось брачных долгов. Он мгновенно перехватил инициативу и принялся доказывать, что его способ примирения не менее действенен, нежели тот, которому учила сомнительная книга по воспитанию домашних драконов. Тем более, мой дракон уже недвусмысленно сказал, что сам пришел ко мне в руки.

Мы целовались непристойно и разрушительно, сметя со столешницы деревянный ящик со столовыми приборами. С грохотом рухнула на очаг сковородка. Ни шум, ни вилки под ногами — ничто не могло нас отвлечь!

Как мы оказались у обеденного стола, я не поняла. Филипп усадил меня на чистую столешницу и забрался рукой под юбку.

— Мы не станем осквернять стол Клементины, — запротестовала я, одергивая подол. — Она заставит отскоблить столешницу и заново покрыть лаком.

— Она не узнает, — пробормотал он мне в губы.

Кажется, мой дорогой супруг переоценивал нашу удачу! Уверена, в самый ответственный момент дорогие родственники появятся в кухне и схватятся за сердце.

— Да, но я не смогу за ним есть! — заспорила я, пытаясь слезть на пол.

— Хорошо, — сдался Филипп и помог мне спуститься, — но ты много теряешь.

— В твоем кабинете наверстаем.

С хохотом, спотыкаясь, прижимаясь к стенам для очередного жаркого поцелуя, мы добрались до холла. Возле лестницы нас настигло громкое кряканье почтовой шкатулки. Как всегда, внешний мир словно чувствовал, что супруги Торн решили отдать брачный долг и начинал активно вмешиваться в процесс.

— Что за кряканье? — не понял Филипп.

— Не отвлекайся, дорогой муж. — Я как раз задрала ему свитер и с наслаждением прижалась к гладкой коже на груди. — Это Вилсон нас разводит.

Мы замерли и переглянулись. У Филиппа вопросительно изогнулась бровь.

— Ой! — Я резко прижала ладони к горящим губам и покосилась в гостиную, где на столе тихо и печально плевалась дымом шкатулка. — Надо же Вилсону сказать, что мы помирились. Хотя… он же не разведет нас за полчаса, да?

— Полчаса? — даже оскорбился он. — Думаю, пару часов у нас точно найдется.

— Клементина же вернется!

— Что-то мне подсказывает, что никто не появится в доме до вечера, — прошептал он мне на ухо.

Он, что ни удивляло, ошибся. Внешний мир был коварнее даже моего супруга и всегда умел несвоевременно напомнить о своем существовании! Как по команде, входная дверь отворилась, и с потоком холодного воздуха в холл внесло переполошенную тетушку. За ней бочком пролез Рендел, подставив в смыкающуюся щель незнакомую трость с тяжелым набалдашником в виде бульдожьей головы. Помнится, на помолвку господин Персенваль заявился именно с этой тростью. Ну и с дражайшей супругой на локте.

Мы с Филиппом мгновенно расцепились. Я начала поспешно поправлять пуговицы на платье, но наш разобранный вид буквально кричал, что у молодых супругов Торн возобновился прерванный на попытку развода медовый месяц.

— Вы помирились, — заключила Клементина.

Скажу больше, по нам было видно, что мирились мы энергично, разными способами: по-книжному и естественным, но неприличным. Нас застали как раз за вторым.

— Тогда скажите нам с Ренделом: так и было задумано? — Она выхватила из плетеной продуктовой корзинки свернутый трубочкой утренний «Вестник» и протянула в нашу сторону. — Посмотрите!

Кашлянув от неловкости, Филипп забрал газету. На третьей полосе, той самой, с главными новостями, красовался огромный заголовок: «Сенсация! Чета Торн разводится через две недели после венчания!»

Я почувствовала, как от изумления открыла рот. К счастью, в заметке главной темой был именно факт развода, а про обстоятельства репортер ловко умолчал.

— Что это такое? — голос Филиппа был обманчиво ласков.

— Должно быть Вилсон, — протянула я, в изменившихся обстоятельствах чувствуя себя, прямо сказать, чуток смущенной.

Помнится, новоявленный законник с большим энтузиазмом писал о гениальной идее. Дескать, план беспроигрышный, но шумный. Вообще, я не очень поняла, что он задумал, а Вилсон, оказывается, сумел напечатать новость в газете и объявить о нашем разводе на весь белый свет. Да что ж он такой энергичный? Драконы его раздери и отдай скальп снежной бабе!

— Я сейчас напишу, что мы помирились и развод отменяется, — быстро уверила я. — Немедленно! Не будем откладывать дело в долгий ящик. Он как раз там что-то прислал…

Стоило поднять крышку старенькой шкатулки, как на волю вылетело облако черного дыма. Артефакт печально встряхнулся, выпустил из-под днища золотистое свечение и замолк. Стало ясно, что письмо, лежащее на лакированном дне — последнее, полученное им в этой жизни. Шкатулка приказала нам долго жить.

— Похоже, все-таки сломалась… — резюмировала я, вытаскивая послание, и с удивлением обнаружила на нем печать стряпчего Филиппа. — Похоже, это тебе.

Нахмурившись, муж быстро вскрыл конверт. По мере чтения, лоб у него разглаживался, а обе брови поползли наверх, что означало или нечеловеческое изумление, или высшую степень озверения.

— Я дам отставку этому паршивцу! — рявкнул он, сминая письмо в кулаке.

Все-таки вызверился…

— Стряпчему? — не поняла я.

— Вилсону!

— Ты уже…

— Тогда ты дашь ему отставку! — заявил он.

— За что?

— За то, что хорошо выполняет свою работу! — сцедил он, заставив меня вжать шею в плечи. — Мой поверенный написал, что сегодня после обеда твой паршивый законник назначил ему встречу с мировым судьей.

— И что это значит? — тихо спросила Клементина, как оказалась топтавшаяся рядом с нами.

— Нас разведут без личного присутствия, — подсказал Филипп.

— А так можно? — усомнилась я, наткнулась на ледяной взгляд и кивнула: — Видимо, можно.

— Собирайся, леди Торн, если мы не хотим жениться заново. Мы ведь не хотим жениться заново? — мягко спросил он.

— Что ты со мной разговариваешь, как с милой дурочкой? Поверь, мне одного раза за глаза, — поспешно уверила я, всем невозможно кротким видом давая понять, что готова сотрудничать.

— Тогда выезжаем в столицу. — Он направился он из гостиной, видимо, демонстрировать сборы на личном примере, и бросил на ходу: — Наймем экипаж в городе.

Мы всей семьей Вудстоков замялись и невольно переглянулись.

— Что такое? — уточнил Филипп, чуя подвох. — В Энтиле не нанять экипаж?

— Да наймем, конечно, — протянул Рендел и нервно огладил ладонью лысеющую голову.

Отыскать свободного извозчика, готового немедленно рвануть в столицу, в Энтиле было проблематично. Обычно с возницами договаривались за неделю, а если в нужное время карета не появлялась, приходилось отправляться на почту и ждать почтового дилижанса, искренне веря, что местечко найдется хотя бы на крыше.