Страница 2 из 5
Казалось бы – при чем тут судебная медицина?
Первое, что приходит в голову обывателя при словах «судебная медицина», «судебно-медицинская экспертиза», – трупы. Информация проверенная: начиная лекции в «Школе юного хирурга», я задавал такой вопрос школьникам, и они все отвечали примерно одинаково: трупы, убийства, «расчлененка» и всё в таком духе. То же самое отвечали и студенты, и читатели моих блогов. И это объяснимо: люди находятся во власти стереотипов, навязанных СМИ, кино и телевидением. Множество сериалов, детективных книг показывают эксперта суперрасследователем ужаснейших преступлений, кудесником и экстрасенсом, способным по фрагменту кожи или капле крови определить мотив преступления, последние слова жертвы, а также цвет подмышечных волос убийцы, его характер, вредные привычки, наличие зубов с кариозными изменениями и детские комплексы, которые, собственно говоря, и толкнули его на преступление. Добавьте в эту картину кровищу, самоуверенность и некоторую развязность эксперта – и готово: такой образ надолго остается в памяти.
Вместе с тем судебно-медицинский эксперт – существо универсальное, как говаривал один из моих учителей, Анатолий Самойлович Шаровский, заведующий отделением потерпевших, обвиняемых и других лиц Челябинского областного бюро судебно-медицинской экспертизы. (Ему, кстати, принадлежит еще одна крылатая фраза – «Судебно-медицинского эксперта ноги кормят», смысл которой я объясню позже.)
Здесь просто необходимо немного рассказать про этого человека. Большой и тучный, с круглым лицом, белоснежными усами и обширной лысиной, которую он постоянно прятал под плоской белой медицинской шапочкой, с глубоким низким голосом, он был невероятно эрудирован и остроумен. Его боялись все следователи, поскольку законы, приказы, СНИПы и другие нормативные документы он знал гораздо лучше их всех, вместе взятых: если следователь в беседе с ним показывал свою некомпетентность в каком-то вопросе юридического характера, то ему было не избежать справедливых издевательств. Принципиальность, объективность, человечность были отличительными чертами экспертов еще старой, советской школы, которой сейчас уже, к сожалению, нет.
Так вот, универсальность эксперта заключалась в его способности качественно работать на разных «фронтах» – и в морге, и на месте происшествия, и в амбулатории, и с медицинскими документами. Я сам так работал много лет: в определенные дни ты танатолог, то есть вскрываешь трупы, а несколько дней в неделю принимаешь живых и работаешь с документами. И то и другое происходит в одном и том же здании, что очень удобно, поскольку все нужные для работы документы и книги находятся в одном месте. Такая практика ротации очень полезна для эксперта – она позволяет на время сменить род деятельности, чтобы не погрузиться в рутину, физически отдохнуть от вскрытий и избежать застоя в мозгах. Однако на практике дело обстоит так: если в маленьких городках такой принцип универсальности и сохраняется, то в более или менее крупных населенных пунктах (областных центрах, например) все-таки существует условное разделение внутри одной медицинской специальности и сотрудники отдела живых лиц занимаются только обследованием страдающих людей, равно как и сотрудники морга занимаются людьми уже отстрадавшими.
Люди наносили друг другу травмы с незапамятных времен. Каин, как известно, убил Авеля и тем самым начал непрерывную цепь убийств, повреждений и увечий, сопровождающую человечество и поныне. При каких обстоятельствах произошло убийство Авеля, доподлинно неизвестно, но если учесть тот факт, что Каин был земледельцем, то можно предположить, что для этой цели был использован какой-либо землеобрабатывающий инструмент – мотыга, лопата или что-то подобное. Если бы Авель выжил после ударных воздействий таких предметов, то наверняка на его теле остались бы повреждения, которые можно описать и охарактеризовать по степени тяжести.
Телесные наказания, разбойные нападения, стихийные бедствия, войны и прочие «мероприятия» всегда сопровождались повреждениями: человечество в течение долгого времени их изучало и классифицировало, для того чтобы в конце концов накопить сумму знаний, которые на современном этапе развития судебно-медицинской науки помогают получать доказательства, очень важные для следствия. Некоторые из повреждений подсказывают категорические выводы о свойствах, характере и индивидуальных особенностях травмирующих предметов, другие же позволяют судить лишь о каком-то воздействии на определенную область человеческого тела. Связано это с различными факторами: областью тела, которая подверглась травматическому воздействию, направлением воздействия, наличием или отсутствием одежды, особенностями сосудистой сети, характером предмета, причинившего повреждения, и многими другими. Кроме того, в отличие от повреждений на мертвом теле, повреждения у живых постепенно исчезают: происходит великий процесс регенерации, заживления, позволяющий высшему животному – человеку – выживать даже при очень серьезных травмах. Заживление, в свою очередь, тоже зависит от множества факторов, но при этом обладает более или менее устойчивыми временны́ми закономерностями, позволяющими эксперту определять давность причинения повреждений, – это также имеет очень большое значение для расследования преступлений.
Работа с трупом, безусловно, требует внимания и сосредоточенности, но работа с живым человеком, тем более пострадавшим, униженным и оскорбленным, требует от эксперта быть еще и психологом. Надо понимать, что за каждым случаем физического воздействия, причиненного человеку против его воли, стоит судьба как минимум двух людей – пострадавшего и нападавшего, – а то и нескольких человек. Каждый из них при рассмотрении дела в суде надеется на справедливость и максимальную объективность, и для того чтобы это обеспечить, эксперт обязан быть очень внимательным и ответственным. Необходимо иметь в виду и тот факт, что получивший повреждения или причинивший их может быть (и часто бывает) не согласен с экспертными выводами и может их оспорить, обратившись, например, для проведения так называемой независимой экспертизы в одну из многочисленных в наше время автономных некоммерческих организаций.
О работе судебно-медицинского эксперта с живыми лицами широкой публике известно мало, многие обыватели даже не догадываются о том, что вскрывать труп и обследовать изнасилованную женщину может один и тот же человек. Киношников эта часть работы экспертов привлекает не особо (точнее, совсем не привлекает), а зря. Еще неизвестно, где интереснее работать: в морге или в амбулатории. Проработав более 20 лет в судебной медицине, я все же не готов дать объективный ответ на этот вопрос. Однозначно можно говорить только о том, что для работы в судебно-медицинской амбулатории эксперт должен обладать более широкими и глубокими знаниями в очень разных медицинских и немедицинских специальностях, чем танатолог. Когда молодой судебно-медицинский эксперт проходит постдипломную специализацию (на сегодняшний день это двухгодичная ординатура, в мое время – годичная), он постепенно постигает все нюансы специальности, работая и в морге, и в амбулатории, и в лабораториях, – и постепенно у него формируются предпочтения относительно своей будущей деятельности. Редко бывает так, что эксперта заставляют быть, например, исключительно танатологом, в то время как он хочет работать в гистологическом отделении или в отделе живых лиц. Предпочтения и пожелания учитываются. Так что каждому свое.
Я неоднократно говорил, что мне в жизни повезло с учителями. Все мои наставники или просто коллеги, с которыми я начинал работать сперва как интерн, потом как молодой доктор, были личностями – многогранными, оригинальными, человечными и настоящими. Разными – среди них были женщины и мужчины, танатологи и сотрудники лабораторий, спокойные и очень раздражительные, выпивающие только по праздникам и пьющие каждый день. Упомянутый выше А. С. Шаровский был заведующим отделением и во время моей интернатуры не сидел на приеме, переключившись на комиссионные экспертизы, – а вот Ольга Алексеевна Черных, с которой я проработал несколько лет, как раз занималась в основном непосредственным освидетельствованием живых лиц. Она начала работать еще в военные годы и много лет вскрывала трупы, но в пору моей судебно-медицинской юности, будучи в уважаемом возрасте, от вскрытий уже, так сказать, отошла.