Красноармеец

Сынок старший, мажор хренов, официально (а работали серьёзные адвокаты) был убран из списков моих детей, документы с заключением проведённой экспертизы приложили. Тот вообще в мать пошёл, но мне казалось, что и мои черты были, потому я поначалу и не сомневался. Результаты экспертизы стали для меня шоком стали, неделю отходил.

Из наследников я его вычеркнул, оставив всё второму моему сыну и дочке. Пусть поживёт на пенсии матери и бабки. Я им квартиру купил, трёшку в центре Казани – и с глаз долой. Дальше сами. Содержать я их и не думал, бесили, особенно с момента, как получил результаты экспертизы ДНК. Я ведь проверился ещё в одной лаборатории, но результат был тот же: двое мои, старший – нет. И ладно бы жена семимесячного официально родила, так нет, вполне здоровый девятимесячный был.

Два иска в суде, что на меня подавали, я выиграл, прежде чем летом двадцать второго эти чёртовы тросы оборвались. Причём подозреваю, не всё там просто: хлопок был, прежде чем я вниз полетел. Не взрывное ли устройство? А мог и бывший сынок поспособствовать, только странно: это месть или надеется на наследство? Может, и не надеется. Вот такие дела.

Теперь по тому парнишке, в которого я попал. Герман Одинцов, красноармеец. Прибыл в часть весной сорок первого года, это была Восемьдесят седьмая стрелковая дивизия, причём рота Девяносто шестого стрелкового полка, входившая в эту дивизию, располагалась на территории города Владимир-Волынский. На них возлагалась охрана складов и станции железной дороги, а в случае нужды усиливали комендатуру.

Сам Герман был из Горького, сирота. Информацию об этом я нашёл в письме, которое догнало его, когда он уже проходил курс молодого бойца. В письме говорилось, что умерла его бабушка – единственный родственник, которая его и растила. Бабку уже похоронили, домик её пока заперли, опечатали.

Месяц длился курс молодого бойца, на охрану важных объектов его пока не ставили, но посылали в патрули – неплохой способ обучения в обстановке, близкой к боевой: тут каждую ночь что-то да случалось. Вот в одну из ночей, когда наткнулись на воров, выносивших добро из одного из домов, Герман и получил по голове рукояткой ножа. Одного их воров он успел зацепить штыком, но и сам получил в ответ: в него кинули нож, попало рукояткой, но удачно, в висок, так что насмерть. Лейтенант, командир патруля, опытным был, провёл необходимые реанимационные мероприятия, даже искусственное дыхание рот в рот, и заставил забиться сердце молоденького красноармейца. Вот только очнулся в его теле уже я.

Что самое обидное, хранилище было почти пустым. И не стоит думать, что меня ограбили, оно и было пустым на момент гибели в прошлой жизни. Так уж получилось, просто стечение обстоятельств. Один знакомый, которому я криминальные тачки продавал в девяностых, нашёл меня и заказал покупку двух снегоболотоходов «Беркут-8». Шикарное предложение сделал да напомнил про долг, а я ему действительно должен был: помог он мне как-то здорово. Подумав, я согласился.

Вот только каждая машина весила по две с половиной тонны, да плюс запас топлива и запчастей. Как раз в размер хранилища укладывался. Я достал всё, что находилось в хранилище, и выложил в гараже (тот под сигнализацией), а сам вылетел за машинами в Тюмень: уже знал, где их можно достать, на каком заводе. Выкраденные мной машины (они были абсолютно новыми) я, согласно условиям сделки, передал заказчику под Воркутой. Место там глухое, у заброшенной деревни, но я ведь стопроцентную предоплату получил. Так что передал машины и отбыл.

А вообще старый знакомый намекал, что машины нужны для серьёзных людей. С зоны бежать надумали, а без этих машин там не выжить. Остальное он, видимо, сам комплектовал: оружие, припас, палатки. Я с этим связываться не хотел, технику передал и свалил. Как раз возвращался домой, о ду́ше мечтал (самолёта не было, в душном поезде пришлось добираться), когда тросы в лифте полопались. А очнувшись, долго соображал, где я, пока не понял, что попал. Дальше уже врачи объяснили, в кого. Две недели меня держали, так что у меня было время всё осознать и принять решение, как быть дальше.

Сегодня ночь с двадцатого на двадцать первое июня. Я сидел и переживал так, что меня колотило. А что мне делать? Готовлюсь к войне. За эти две недели в медсанбате дивизии я полностью освоил новое тело, а оно на голову ниже, чем раньше, даже ходить заново учился, двигать конечностями, пальцами. Врачи к этому относились с пониманием: мол, травма головы. Поставили мне диагноз «частичная амнезия», хорошо, не полная: жизнь парнишки я изучил, так что смог вывернуться.

Знаете, пока я лежал в медсанбате, успел о многом подумать. Мне эти недели здорово пригодились для адаптации. Осознание скорой войны повергало меня если не в панику, то близко. Я не хотел воевать на этой войне – я осознавал это чётко и вполне отдавал себе в этом отчёт. Я не трус, но мне было страшно.

В эти периоды самокопания я даже подумывал просто сбежать и забить на всё. Вот только быть дезертиром я не хотел, гордость не позволяла. Прятаться как крыса по углам? Ну уж нет. Четыре страшных года впереди, нужно их перетерпеть – и можно будет жить дальше. Если, конечно, переживу войну, а я постараюсь. Главное – быть осторожным и не лезть на рожон. Даже подумал было стать инвалидом, по типу самострела. Отправят в тыл, и буду там просто жить. Но и эту мысль отложил: она пришла ко мне в минуту слабости, не обращайте внимания. Вот если немцы ранят, не расстроюсь, главное, чтобы не сильно, не смертельно.

Вообще, этот период истории я любил, альтернативные книги читал, интересно было, но никогда не мечтал попасть сюда, желания бегать с винтовкой наперевес у меня никогда не возникало. После двух лет в стройбате армию я не переносил органически. Однако этот страшный день воскресенья приближался, и нужно было что-то делать. Я уже принял решение честно воевать, а там будь что будет. Между прочим, решение это далось мне ой как непросто. А приняв его, я начал строить планы.

Что я имею? Тело паренька, настоящего арийца. А что? Светловолос, голубоглаз, по всем немецким параметрам – настоящий ариец. Тело крепкое, вполне выносливое, хотя пока дрищ, откормить нужно. Молодое тело взамен старого – это большой плюс. Ну и хранилище. Кстати, открывать его в новом теле не пришлось: три потуги – и я почувствовал его. На месте оно, со мной. Уже убирал и доставал вещи для пробы. Для войны размер хранилища крайне мал, капля в моря, для одного бойца. Но, в принципе, при экономии хватит.

Я ещё в прошлой жизни за сорок лет эксплуатации хранилища понял, какой груз там должен быть. Первое – транспорт. На него и на топливо уходит тонна. У меня были горный велосипед, туристический, скутер и квадроцикл. Остальное – это топливо к двум последним. Две тонны места были предназначены для ценного имущества: деньги, золото из банков, драгоценности и всё такое – мой капитал. Он так в гараже и остался, сыну отойдёт. Ещё тонна – под еду. Готовой было около двадцати кило, да всё в гараже осталось. На пятом месте – оружие и всё необходимое для дикого отдыха: от лёгкой пластиковой лодки с подвесным мотором и удочек до зимней палатки с печкой. Всё это тоже пришлось выложить. Но здесь приоритеты меняются: жизнь другая и война скоро.

Теперь стоит коснуться того, что осталось в хранилище. Я же говорил, что оно «почти» пустое. Так вот, я знал того, кто меня нанял, непростой чел, поэтому подготовился.

В хранилище у меня были скатка пенки и всесезонный спальник: там утеплённую подкладку убираешь – и, считай, летний. А с подкладкой и на снегу спать можно. Подкладка была на месте. Я ведь на сутки раньше к месту встречи прибыл и отслеживал чужих. Для этого у меня был дрон, очень дорогой, в два раза больше стоил, чем заказчик мне за болотоходы заплатил. Дрон имел возможность ночной съёмки, дальность тридцать километров, сорок минут работы. К нему прилагался мощный армейский планшет для управления этой машинкой.

В ожидании заказчика я смотрел фильмы на ноуте, который был со мной, у меня там хорошая коллекция. Имелся также мини-генератор весом восемь килограммов, он киловатт выдавал, но для зарядки дрона и ноута с планшетом этого более чем достаточно.