Их чужие дети

– Прекрасно, тогда ты наверняка сможешь мне объяснить, что это за орган такой у молодой девочки под названием... Гуччи?

– Не понимаю, – нахмурив лоб пробормотал парень и перевёл взгляд на хихикающую Иру.

– Иди сюда. Да иди, иди, не бойся, я сегодня добрая. Что на лёгких написано?

Лаборант уставился на снимок, потом тихо выругался и честно признался:

– Я же её спросил – есть рисунок на майке, она мне – не-е-ет, звезда балетная! Она стеснялась передо мной разоблачаться, вот и оставила себе маечку на бретельках. Кто же знал, что у неё на той майке стразы, Лиль Анатольна!

Телегина с силой поставила штамп на направлении, сунула в руки лаборанту и повернулась к улыбающейся Ирине:

– Вот такой у нас сегодня туберкулёз от Гуччи, Иринка Викторовна.

– Да, чего только не бывает на работе.

Телегина усмехнулась и пожала плечами:

– Только ли на работе? Я вчера разогревала курицу в микроволновке, так и выдала по привычке: «Не дышать». Чего ты смеёшься? Я не представляю, как ты ещё в сознании находишься! Работа, сынишка маленький, дом, родителям помочь надо.

– А разве у вас по-другому было? – Ира пожала плечами и криво улыбнулась. – У меня, Лилия Анатольевна, кругом умная техника в доме, а у вас, как и у моих родителей, такого не было. И стирали руками, и готовили всё сами, не покупая полуфабрикатов в магазине, и за детьми сами смотрели, и работали, ещё время для развлечений находили, разве не так?

Лилия Анатольевна по мере перечисления трудностей молодости улыбалась всё шире, потом плюхнулась в кресло и завела руки за голову, откинувшись на спинку и глядя куда-то вдаль. А ведь права эта девочка, во всём права! Всё успевали, и поработать, и отдохнуть, и с друзьями встретиться, и поругаться. А потом мирились, да как сладко мирились... А нынче и сын вырос, и дом полная чаша, работы, конечно, много, но как-то ничего не хочется. Пришёл домой, дверь закрыл и всё. А ведь раньше эта самая дверь не закрывалась. То Федины приятели забегут, то её подружки с бутылочкой винца заявятся, а то и пир на весь мир закатят. С анекдотами, историями смешными, воспоминаниями, даже с разбором клинических случаев бывало. А ведь некоторых тех приятелей уже и нет, болезни не щадят и врачей; кто-то уехал, не выдержав рутины в родной стране; кто-то бросил это дело и ушёл в бизнес. А кто-то пашет не поднимая головы.

– А ты права, детка. – Телегина улыбнулась и громко спросила: – Ребята, ещё пациенты есть? Если нет, по домам. И не забудьте – завтра на работу!

Ира выключила компьютер, аккуратно сложила ручки, карандаши и чертёжные принадлежности – кто бы мог подумать, что ей чертить придётся больше, чем в школе на уроках геометрии! – и медленно расстегнула халат.

– Ты иди, Иринка.

– А вы?

– Я Фёдора дождусь, у него сегодня операций много. Они у меня с сыном прямо копия друг друга. Сын наш тоже хирург, только в другом месте работает. Он у нас акушером трудится, пашет тоже иногда из последних сил.

– Да, я знаю, что это такое. Меня ведь тоже кесарили. Так что знакома с их буднями.

– Бедная девочка, – пробормотала Лилия Анатольевна и посмотрела на стройную Акони. – Ты и правда совсем маленькая. Но ничего. Знаешь, как говорят – большие женщины созданы для работы, а маленькие для любви. Так что и на твоей улице перевернётся грузовик с... Ладно, уточнять не будем.

Ира широко улыбнулась и озорно спросила:

– А всё-таки?

– С презервативами! – со смехом ответила Телегина.

– Да я бы и не против, да только где ж взять нормальных мужиков, если их ещё щенками разобрали.

– Настоящий мужик, Ириш, он как дирижабль. Вот ты, например, когда последний раз видела дирижабль? То-то и оно. Но такие мужики есть, поверь мне на слово. Фёдор мой, к примеру, сына тоже можно в этому виду млекопитающих отнести. И это не материнская слепая любовь во мне говорит. Он и его друзья не из тех мужиков, про которых в сказках после свадьбы пишут – вот и сказочке конец. Эти будут тащить на себе всё, ещё и следить, чтобы жене скучно не было.

– Это как?

– Мужчина должен уметь поджигать избы и шугать коней, чтобы его женщине было чем заняться. А то от тоски и дури можно свихнуться. Вот смотри, осенью у всех хандра наступает, а у меня с моими мужиками странная реакция на осень. Все хотят шоколадку и плакать, а я – шашлык и выпить! Была бы ты свободнее, мы бы и тебя к нам на дачу на шашлык позвали.

– Спасибо, но я стараюсь каждую свободную минутку с Димой проводить. Он и так всё время с бабушкой, пусть хоть вечерами и в выходные с мамой побудет.

– Да, маленькие детки – это такое счастье. Вот говорят, что счастье нельзя измерить и взвесить, но у акушеров это здорово получается. Ну беги, мамуля, а я ещё пошаманю, пока моя половинка все ножи в сторону отложит. Беги, до завтра!

Ира выскочила из отделения, Лилия Анатольевна медленно прошлась по отделению, проверяя рубильники и дежурные лампы, затем вернулась в ординаторскую и устало опустилась в кресло. Она закрыла глаза и расслабилась, прислушиваясь к звукам засыпающего корпуса. Но тут внезапно раздался тихий стук, она резко вскочила и подбежала к окну. А через секунду распахнула раму и со счастливой улыбкой уставилась на мужа, который протянул ей букет осенних цветов и тихо прошептал:

– Погнали домой, Лиль, пока никто не решил, что нам надо ещё поработать. Я машину уже к твоему отделению подогнал. Ты как? Через дверь или ко мне прям сейчас сиганёшь?

– Казанцев, я бы с удовольствием прям сейчас и к тебе, но надо корпус закрыть. Жди меня в машине, я быстро.

И уже через минуту они целовались и хихикали как в молодости. Кто сказал, что любовь и страсть – это удел молодых? Ха, что они знают о любви? И о страсти! Лиля откинулась на спинку пассажирского сиденья и глубоко вздохнула. Им с Федей уже по пятьдесят. И у них почти всё есть, а многое навсегда останется с ними. Внуков бы ещё... И тогда жизнь, можно сказать, удалась!

Глава 11

Константин устало глянул на Веру Андреевну и тихо заметил:

– А не рановато ли мне интернов? С ними только врачи с высшей категорией дело имеют, а у меня вторая, даже не первая.

Симонова пожала плечами и так же тихо ответила:

– А я тебе эту девочку доверяю не как категории, а как врачу, понятно? В обсервации ею Шитова занималась, но ты сам понимаешь, что у заведующей отделением времени в обрез, а всем остальным девочка не пришлась ко двору, особенно Квашниной, но тебе объяснять ничего не надо.

– А может дело не в обсервации, а в самой этой девочке? Не бывает плохого коллектива, бывают нездоровые члены. А она вообще чужая, мало ли...

– В лоб захотел? Она соображает лихо, чтобы ты себе представлял! Наша с тобой задача ей руки поставить. А у тебя с этим, слава богу, проблем нет и не было. Пусть на твои дежурства походит, в консультацию заглянет. Пообщается, посмотрит. Если выживет в нашем дурдоме, значит, толк будет. – Казанцев коротко кивнул и встал, поддерживая ладонями спину. – Болит? Может, тебе на приём к нейрохирургу какому толковому сходить?

– А что он мне скажет, Вера Андреевна? Нового, я имею в виду. Ничего, так какой смысл отрывать коллег от работы? Ну, пойду я, девочка ваша появится – вернусь, а пока истории запишу.

Он направился к выходу и тут же остановился, потому что в кабинет зашла девушка, лицо которой Константину показалось смутно знакомым.

– Добрый день, Татьяна. – Симонова быстро обогнула стол и подошла к замершим молодым людям, что внимательно смотрели друг на друга и неожиданно одновременно спросили: – Ты?

Казанцев широко улыбнулся и чуть отстранился:

– А нога твоя как?

– Да нормально! Куда же ты пропал тогда? Я потом прохромала половину набережной, но так тебя и не нашла! Ой, ничего что я на «ты»? Добрый день, Вера Андреевна, извините, но...

Симонова с улыбкой наблюдала за чуть растерянными Казанцевым и Лапиной – теперь-то ты, дорогой товарищ, никуда не денешься, будешь моей девочкой заниматься!