Страница 17 из 35
– Ты меня чуть не утопил, – возмущалась нимфа.
А я как идиот улыбался, глядя на нее. Негодующая вызывала еще больше желания. Груди под мокрым хлопком просвечивались, обрисовывая ареолы с торчащими сосками. Маленькие, но такие манящие. Я припал ртом через ткань, обжигая, всасывая в себя. Услышал, как застонала и подалась навстречу моим губам Аглая, вцепившись руками в мои волосы. Второю грудь накрыл ладонью. Мокрая ткань лишь раздражала и я зарычал, задирая вверх белье. Прикоснувшись к теплой коже, начал пировать, извлекая музыку из горла хрупкой девушки.
– Расул, не надо здесь, прошу тебя остановись, – умоляла, а сама ерошила мои волосы и прогибалась под ласками.
Я оторвался и безумным взглядом уставился на мокрую полуголую девушку. Докатился: уже не контролирую состояние.
– Прости.
Уткнулся лбом в ее плечо, пытаясь унять вожделение. Выпустил из рук, отступил. Отвернулся и двинулся к выходу, кидая на ходу, чтобы заканчивала плескаться. Плавки трещали по швам, готовые высвободить бойца-завоевателя. Накинув халат, вышел из купели прочь, прочь от соблазна.
Через двадцать минут встретились в холле. Аглая просушила волосы и заплела их в косу. Мокрое белье сняла и сейчас вышла в одной просвечивающей блузке на голое тело. Я не мог сам смотреть на эту эротику и тем более не мог позволить, чтобы кто-то из сотрудников центра ее увидел. Подошел и накинул мягкий плед сверху.
– На, прикройся. Да и прохладно, не застудись.
– Спасибо.
Амир, не упустил момента полюбоваться на нас, хотя на правах хозяина и обязан провожать.
– Аглая, рад более близкому знакомству.
Приблизился и поцеловал тыльную часть ее ладони, специально раздражая меня. Обладая типичной внешностью горца, знал какие симпатии вызывает у женского пола. А мне хотелось дать ему в нос, по-братски.
– Спасибо, Амир, за все. Ужин и бассейн выше всяких похвал, – смущалась моя любимая под темным взглядом братца.
– Так, все, достаточно церемоний, нам еще домой добираться.
Схватил за руку Аглаю и потащил к выходу, услышал как в спину смеется кузен.
– Расул, – ласково позвала Аглая.
Я оторвался от приборной панели и взглянул на пассажирку: щеки ее еще не покинул румянец, глаза блестят.
– Ты что, приревновал меня?
Казалось, ее удивляла и радовала моя ревность. Почему-то ревности к ее прошлому, жуткому прошлому не было, лишь агрессия. А тут появилось вдруг это чувство впервые, так явно скрутив мои внутренности.
– Ревную. Довольна?
Проказница лишь захлопала глазками, о, сама невинность. Сцепила пальцы, поджала губы и отвернулась к окну.
– Но я не стремилась, он сам полез.
– Знаю. И знай, что меня бесят мужчины от пятнадцати до пятидесяти, что находятся с тобой рядом или смотрят на тебя, поэтому когда говорил про пациентов на массаж, не шутил.
Она резко обернулась.
– И что ты хочешь сказать? Мне не работать теперь?
– Я еще не решил. Не знаю.
Прогрев авто, выехал на трассу в сторону Железноводска.
– Что это значит? Ты мне кто, чтобы указывать?
– Пока никто. Но это легко исправить, – и пригвоздил пыхтящую девушку строгим взглядом.
– Ну, знаешь, мне хватает дотошного отца. С одной крепости в другую я переселяться не намерена.
О как, у маленькой оказывается есть характер! Но я устал за день и продолжать спор сил уже не осталось. Аглая, обидевшись, отвернулась к окну, прилегла бочком. Так в тишине и добрались до ее дома.
– Мы прибыли.
– Спасибо за прекрасный день.
Благодарит, а сама на меня не смотрит, все еще дуется. Но ничего, привыкнет.
– Завтра увидимся, Аглая?
– Сомневаюсь. Прощай, – бросает фатальные слова и открывает дверь авто.
– Я тебе дам “прощай”! А ну вернись и попрощайся как положено.
Детская выходка разозлила. Я высказал свое мнение, но это не значит, что надо вот так убегать.
– Не хочу тебя видеть, – обиженно кидает в открытую дверь и уходит.
– Аглая! Не уходи так. Будешь жалеть, – кричу ей в спину.
Но девчонка торопливо пересекает тротуар и скрывается за калиткой. Я со злости ударяю по рулю. Разворачиваюсь и еду домой. Утро вечера мудренее.
Глава 17. ОТЕЦ
Аглая.
Деспотичные замашки дагестанца ничуть не удивили. То, что он так легко принял мою личную трагедию, порадовало. А вот ревностное отношение к мужскому окружению вывело из колеи. Разозленная вбежала в дом и наткнулась на отца, что сидел в зале и смотрел телевизор. Увидев меня, уставился и поманил ладонью. Еще один тестостерон за день я не выдержу. Я закатила глаза и обреченно вздохнула.
– Привет, пап.
Привалилась к косяку в проходе, не желая задерживаться.
– Уже почти полночь, Золушка. На балу была?
Допрос с пристрастием, если отец включил сарказм.
– Где ты видишь на мне платье и туфли? – отвечала ему в том же стиле.
– Не груби отцу. Мама сказала у тебя было свидание. И я хочу знать с кем?
Я замялась. Не хотела вообще говорить про парня в моей жизни, тем более в свете новых событий. Может он исчезнет и больше не объявится, а папа будет расспрашивать еще месяц.
– Да, было.
– И? Кто он? Из вашей молодежной компании?
– Не совсем.
Тут из спальни вышла мама меня спасать.
– Аглая, ты дома уже. Гриша, что ты пристал к дочери, пусть отдыхает, поговорите завтра.
– Лида, не лезь и не покрывай её. Я хочу знать с кем пропадает наша дочь. Если я целыми днями на работе, не значит, что не интересуюсь ее жизнью.
Мама промолчала и осталась ждать развязки разговора.
– Пап, он просто пациент. Ну, бывший. Мама его видела не раз. Одобрила.
Тут я посмотрела на мамулю, ища поддержки.
– Знаю я этих пациентов, – и криво усмехнулся, вспоминая как сам преследовал когда-то маму.
– Сколько лет, кем работает? Хочет ухаживать, пусть придет к нам в дом и познакомится. Я должен знать кому доверяю свою единственную дочь.
Я могла многое сказать, кроме национальности Валиева. У отца было предубеждение против другой религии. Нет, он общался, работал с представителями других конфессий, но обременять себя родством с ними вряд ли бы пожелал.
– Пап, он тренер по восточным единоборствам. Ему тридцать.
Это все, что я могла без последствий скандала сообщить.
– Не слишком ли взрослый? Девять лет разницы. Ты паспорт его смотрела? Может он женат и имеет троих детей?
Упс, об этом я не подумала даже. И мое удивление отразилось на моем лице. Мама как-то тоже сникла. Переглянулись.
-То-то же, паспорт смотри и медицинскую карту.
– Па, ты говоришь как следователь. А медкарту смотрела мама.
Я обернулась к доктору Коот.
– Здоров. Относительно. Ну, в смысле ничего серьезного, кроме спортивных травм и детских инфекций, – вставила слово терапевт.
Мы разбирали Расула как некое ископаемое.
Да уж, допрос с пристрастием. Отец имел юридическое образование, но занят был индивидуальным предпринимательством. Устанавливал и инспектировал газовое оборудование, выискивая неисправности в нем и устраняя их.
– Ладно, иди отдыхай. Я свое высказал. Жду ухажера. Пока не узнаем все о нем, встречаться не будешь.
Подвел черту в разговоре, махнул мне и снова отвернулся к голубому экрану.
Я поспешила в свою комнату, упала на кровать. Хотелось плакать от жалости к себе. Обида от манипуляции мужчинами съедала нутро, жгло углями за грудиной, взрывала мозг. Хотелось забыть вообще, что они существуют на планете и вызывают у нас такие многогранные чувства. Решила, что порву с Валиевым и подамся в монашки. Порченных ведь тоже берут. После исповеди и прощения. На той мысли и провалилась в яму сна.
Расул.
Пока доехал до Минвод, извелся. И как эта девушка, едва став совершеннолетней, так меня скрутила. Не имеющая никакого опыта в общении с мужским полом имела такое влияние на меня. Возбуждение едва контролировал. Спортивные нагрузки уже не справлялись с гормональным токсикозом. Еще чуть-чуть и буду применять тактику ручного боя. Во сне уже не контролировал эякуляцию, видя эротические сны с маленькой. Ее детская выходка доконала. Хотелось хорошенько приложить ладонь о круглую попку. Чтобы научилась вести себя по-взрослому. А потом зацеловать ушибленное место. Извращенец! На какие мысли провоцировала она с самой первой встречи! А еще запереть в высокой башне как Рапунцель и чтобы принадлежала мне одному. Поймал себя на мысли сходства с отцом, тот тоже пока завоевывал мать, немало потрепал нервы и себе и ей. Нет, я не желал ему уподобляться, считая ревность ниже своего достоинства, но чувство вылупилось из кокона и словно гусеница точило моё нутро.