Страница 7 из 14
Сняв с двери и убрав отпирающее устройство в карман, я стараюсь внушить себе, что что бы меня ни ждало меня внутри — я все равно должна шагнуть внутрь. Не зря же я проделала такой путь, чтобы попасть сюда… Да и зеркальная пыль никогда не обманывает.
8. Вайолет проходит испытание...а, нет, все же вляпывается в неприятности
Зеркальная пыль никогда не обманывает.
Поэтому я храбрюсь изо всех сил, делаю шаг в темноту и даже закрываю за собой дверь. Прислушиваюсь… Но это бестолку. Здесь, внутри, нет никаких звуков. Словно бы что-то их поглощает или рассеивает так, чтобы невозможно было расслышать даже моими чувствительными ушками. Эх, Базилик бы сейчас помог… Как минимум — попытался бы меня отговорить от этой ужасной затеи.
Чем дальше я продвигаюсь, тем становится понемногу светлее. На полках, уходящих высоко-высоко в потолок, стоят стеклянные банки с самыми различными частями тела, и жидкость в них источает странный хемилюминесцентный свет… Вдоль стен в идеальном порядке стоят столы, накрытые белыми скатертями, часть из которых тоже отчего-то светится. Первый раз я вздрагиваю от некоторого подобия страха, когда вижу огромное чучело многоглазого чудища, сплошь покрытого фиолетовой и зеленой слизью, что стекает в сосуды, расставленные вокруг — думается мне, именно эту инсталляцию и испугались близнецы, выскочив отсюда.
Дорожка зеркальной пыли под ногами продолжает вести меня вдоль стеллажей и столов, куда-то вглубь, поэтому я все продолжаю идти, медленно и осторожно, чтобы ничего не задеть и не уронить. За мной станется, ага. Вечно из-за своей неуклюжести вляпываюсь во всякие истории…
— Баззи, как же мне тебя сейчас не хватает, — шепчу я тихо-тихо сама себе, проходя мимо огромного скелета с двумя головами.
И тут же слышу словно бы чей-то вздох, доносящийся слева.
Замираю на месте, не в силах пошевелиться. Потому как это первый звук, который я слышу с момента, как переступила порог этой страшнющей комнаты.
— Кто здесь? — невольно вырывается у меня.
Да уж, самый глупый вопрос, который можно было задать, Вайолет…
— Х-хр-рр…
Мне впору вскрикнуть от ужаса, потому как вместе с этими странными звуками я замечаю краем глаза некое подобие шевеления. На столе слева от меня. Под одной из белоснежных простыней, пропитанной чем-то черным.
— Я… Простите, не хотела вас побеспокоить… — ох, до чего же нелепые оправдания, Вайолет… Нужно просто как можно скорее уносить отсюда ноги!
— По…моги… Мне…
Уже развернувшись и всерьез собираясь бежать отсюда, как убегали братья Пого и Дрого, я снова замираю, потому что любопытство и природное чувство сострадания тут же реагируют куда сильнее, чем здравый смысл.
Помочь? Этот таинственный голос и впрямь попросил меня ему помочь?
— Хорошо, — тут же соглашаюсь я, делая осторожный шаг по направлению к источнику голоса. — Чем вам помочь?
Обращающееся ко мне из-под простыни нечто не отвечает. Но снова шевелится, явно подавая новый знак.
Дорожка зеркальной пыли под ногами заканчивается ровно возле его стола. Так вот в чем состоит мое испытание! Нужно просто помочь этому бедолаге!
С воодушевлением я подхожу к нему вплотную и сдергиваю покрывало, уже не испытывая ни капли страха. И тут же замираю от удивления… Потому что не совсем представляю, как этому помочь.
Он же… Мертвый. Совсем. Уже давно. Вон, даже, личинки в глазницах шевелятся…
— Помо…ги…
А, нет, не мертвый. Я же отчетливо вижу, как он пытается двигать губами и говорить со мной.
— Вы ранены?
Только вот я не представляю, как лечить настолько, гм, обширные раны.
— По…мо…
— Да поняла я, поняла, — вздыхаю я, а после, задумавшись, замечаю особенно жирную личинку, ползущую по щеке этого несчастного больного, подхватываю ее и отправляю в рот.
Первая нормальная еда за весь день.
Уж не знаю, что это за магия умерщвления такая, ну или последствия опытов пресловутых некромантов, но ко мне даже зверюшек ни разу в таком состоянии не приносили, а тут — целый человек. Хотя, с тем, что он целый, я бы поспорила… Одергиваю простыню ниже, чтобы осмотреть масштаб бедствий. Как я и думала. Одежда вся истлевшая, грязная, следы гниения наблюдаются по всему телу. Кожа да кости… Ну вот и как его лечить? Ни лекарств, ни учебников, ничего… Эх, не на тот факультет меня запихнуть пытаются такими испытаниями, ага.
— Хр-х-хх…
— Да ну что ты, потерпеть не можешь еще немного? Поди, не первый день здесь находишься… Уж пять минут осмотра смирно полежать не в состоянии? — ворчу я, щурясь и пытаясь разглядеть в скудном источнике освещения наличие серьезных ран и повреждений пациента.
— Р-р-х-х…
— Да уж, повозмущайся еще, — подняв поочередно обе руки и осмотрев их, я принимаюсь осматривать грудь, живот, бедра, ноги, не обращая внимание на глухое рычание доставшейся мне в качестве подопечного нежити.
Хотя, если подумать… Какая же это нежить. Общается, вон. С трудом, но все же. А коли есть остатки сознания — значит, жив еще. А если жив — все остальное можно вылечить.
— Мне бы мой чемоданчик, — вздыхаю я, задумчиво запуская руки в карманы. — У меня ведь только зеркальная пыль да мясной пудинг…
Пальцы сами собой натыкаются на камешек, доставшийся мне по прибытии сюда, и я тут же замираю. Как же я могла забыть!
— Слушай, ты случаем не знаешь, может, это тебе поможет? — я подношу камень почти вплотную к ввалившемуся носу своего подопытного, потому что глазами, очевидно, видеть он не может, а так, быть может, и почует чего.
— Мхм…
Пусть ничего членораздельного мне ответить бедолага не может, я вдруг вижу, как камень начинает светиться в моей руке мутным желтоватым светом. А вслед за этим вдруг ощущаю неясное жжение в солнечном сплетении, разливающееся теплотой в груди.
Не знаю, что происходит, и что я делаю, но, похоже, делаю это верно.
На всякий случай закрываю глаза, полностью сосредоточившись на тепле, позволяя ему охватить все мое тело — оно ощущается как невероятно правильное, родное и уютное тепло, и я представляю, как оно окутывает не только меня, но и мужчину передо мной, согревая и обволакивая.
Я представляю, как это тепло обретает звук, переливаясь и распространяясь, словно самая дивная мелодия, какую только можно услышать, невиданный по своей красоте музыкальный инструмент, который способен вызвать мечтательную улыбку даже у самого мрачного и грустного создания на свете.
Воображаю, как тепло превращается в переливающиеся в каплях дождя солнечные лучи, сверкающие всеми оттенками цветового спектра, поражая мысли и разум, наполняя вдохновением и радостью, раскрашивая даже самые потаенные и глубокие уголки вселенной.
Чувствую, как тепло, что исходит от камня, способно обрести даже вкус — самый невообразимый и желанный, сводящий ароматом слюнные железы и вынуждающий урчать в нетерпении желудок, как оно слышится ароматами всех цветов, трав и специй, какие только можно попробовать и вкусить.
Все возможные чувства, какие только способно испытывать живое создание, сливаются в одно, самое желанное и невообразимое, невоссоздаваемое и от того на редкость ценное. Мое тепло превращается в истинную любовь, которую я всю свою жизнь мечтаю разлить по пробиркам и закупорить в бутылках.
Я не могу пока этого сделать. Но могу очень живо представить, как я это делаю, пока позволяю своей магии лечить этого полумертвого бедолагу.
Когда я наконец открываю глаза, улыбаясь во всю, то вижу, как почти все тело мужчины, к слову, почти восстановившее нормальный облик, опутывают крохотные, тончайшие золотые нити, искрящиеся светлячками магических частиц. Камень почти полностью потух, но не он сейчас занимает мое внимание. Наспех убрав его обратно в карман, я завороженно наблюдаю за своим пациентом, который, еле-еле подняв дрожащие руки, стряхивает с себя остатки мертвых личинок и, наконец, пытается сесть.
Такой высокий… И серьезный. И волосы такие необычные, почти совершенно белые… Красивый.