Страница 11 из 15
Кивнув, Женька поставила ведро с краской на край тротуара и, дожидаясь подружку, принялась глазеть на идущих с автостанции людей – как раз подошел рейсовый автобус из Тянска – тупорылый красно-белый «ЗИС-155». В таком вот «жестком» автобусе билет до Озерска стоил один рубль, в «мягком» же и куда более комфортабельном «ЗИЛ-127», как и в недавно появившемся на рейсе «Икарусе», – рубль тридцать. Разница существенная, на тридцать копеек можно было целую бутылку лимонада купить – и еще две копейки куда-нибудь позвонить оставалось. Еще можно было сходить в кино – даже на удлиненную программу, с киножурналом. Да что там говорить, многие в городке получали рублей по сорок – шестьдесят в месяц, не особенно-то разъездишься.
Никого из близко знакомых Колесникова так и не увидела, если не считать двух мальчишек… Да-да, вот именно, их считать и не стоило, подумаешь – мальчишки, да еще младше года на четыре, Женька с такими как раз и работала по комсомольскому поручению – вожатой в младших классах.
– Жень, привет! – радостно поздоровались ребята. Одного – повыше и поплотнее, стриженного почти под ноль, – звали Юриком, второго – совсем уж мелкого, со светлой челкой – Пашкой. Одеты, как вся мелочь, во что бог послал, по-летнему: широкие трусы, майки, тюбетейки. Пашка так тот вообще – босиком. Он из неблагополучной семьи, кажется…
– Женя, это что у тебя, краска?
Уж, конечно, может быть, им и приятно было со взрослой красивой девушкой поговорить, тем более с вожатой, но Колесниковой такая беседа на глазах у прохожих как-то ничуть не улыбалась. Одно дело – в школе, и совсем другое – на площади, в людном месте. Тут же сплетни пойдут – Женька-то Колесникова со всякой мелочью дружит, значит, и сама ума недалекого. Вот примерно так…
Скорее бы уж Катька вернулась! Что она так долго-то? Очередь заняла?
– Жень, а давай мы тебе поможем ведро донести? – прищурившись, неожиданно предложил босоногий Пашка.
А вот это было бы неплохо! Женя только сейчас почувствовала, как сильно устала. Хоть и полведра, а все равно тяжело, руки оттянулись. Да, подруга предлагала помочь, но… куда ей в таком-то платье! Еще испачкается…
– А и помогите, – снисходительно улыбнулась Колесникова.
– Мы тебе донесем, а ты нам немножко краски дашь, – между тем продолжал Пашка.
Девушка усмехнулась:
– А, вот оно что! А я думала, вы так, бескорыстно.
– Так мы – бескорыстно! Только ты нам краски отлей. Ну, хоть небольшую баночку!
– Вымогатели! – оценила Женька. И тут же рассмеялась. – Ладно, так и быть – отолью. Вам зачем краска-то?
– Велик покрасить! – с гордостью сообщил босоногий… и тут же получил подзатыльник от своего спутника. Наверное, что-то не то сказал. Впрочем, Женька в разговор с мелкотой не вникала – заметила вышедшую из магазина подружку.
– Ну, наконец-то!
Следом за подругой в дверях показалась парочка молодых людей – жилистый худосочный парень в брезентовой рабочей робе и девушка в красном нарядном платье и туфельках, высокая шатенка с прической. Колесникова знала обоих: парень, Костя Хренков, уже года два работал в колхозном гараже механиком и шофером, под началом Женькиного папы Александра Федоровича, прозванного местными остряками Керенским – имя-то с отчеством одинаковые, вот и прозвали. Александр Федорович Костю – Котьку – хвалил, и было за что: механик от Бога, золотые руки… и Женьку он как-то здорово выручил… В общем, всем хорош, но как выпьет… И так-то – ершистый, обидчивый, а уж как в рот попадет, так все! И нахамить может, и руки распускает… правда, на следующий день извиняется, и тише воды ниже травы. Такой вот человек. Неплохой в принципе, отец за него всегда заступался.
Что же касается девушки… то с ней все было сложнее. Тамара Марусевич, так ее звали, была чуть постарше Женьки, года на два. Окончив школу, Тамара поехала поступать в ЛГУ, да неудачно, вот и работала теперь библиотекарем – зарабатывала необходимый для поступления стаж и получала рублей шестьдесят с копейками. Тамара была красивая – стройная большегрудая шатенка с пышными ресницами, чудными зелеными глазами, – многие парни на нее засматривались. Вот и Котька Хренков, похоже, влюбился…
Многие Котьку жалели: года два назад, сразу после армии, он всерьез влюбился в молодую учительницу-практикантку, вскоре трагически погибшую… И вот с тех пор Хренков едва оклемался…
Женька хотела было поздороваться с Котькой, окликнуть… но раздумала: похоже, между молодыми людьми разгорался скандал…
– Так ты, значит, с Коськовым? – распалялся Костя.
– Да кто тебе сказал?
– Так вас люди видели!
– Какие еще люди? Это дружки-то твои, пьяницы?
– Ты кого пьяницами обозвала? Ах ты…
Хренков замахнулся было…
– Ну, ударь, ударь!
Нет, не ударил – устыдился. Да и люди кругом… Оглянулся по сторонам ничего не видящим взглядом… и виновато поплелся за Тамарой…
– Янтарь выбросили, калининградской фабрики, – выдохнув, отчиталась Катя. – Называется – гарнитур. Красивые такие бусы и к ним брошка в виде цветка. Красиво – глаз не оторвать. Но и стоит – одиннадцать восемьдесят!
– Не так и дорого…
– Ну, милая… Для кого как! – Катерина вдруг хмыкнула. – Да ты не думай, там на всю очередь точно не хватит. Знаешь, кто там в первых рядах?
– Кто?
– Кротова! У самого прилавка уже… Вот увидишь, сегодня на танцы заявится с янтарем! Ой… а это кто тут?
Мезенцева наконец заметила мелюзгу:
– Э, вы чего тут?
– Краску мне помогут донести, – пояснила Женька. – Ну что, ребята, пошли?
– Ой, кто это там? Не Дорожкин ли? – Катя указала на промчавшийся мимо синий милицейский мотоцикл и сама же ответила: – Он. Ишь помчался куда-то…
Дорожкин мчался не куда-нибудь, а в отделение – по графику как раз сейчас начинался прием граждан, опаздывать на который вовсе не следовало. Обычно, правда, никто в милицию не приходил, все проблемы с участковым решались по-простому, на ходу – на улице или у общих знакомых.
Однако сейчас все же кто-то заявился!
– Мымариха там к тебе, – просветили в дежурке. – Уже с полчаса дожидается.
– Так время написано же!
– Здра-авствуйте, товарищ участковый!
– И вам не хворать, Валетина Терентьевна. Заходите, коль пришли.
Валентина Терентьевна Мымарева – Мымариха – женщина статная, сильная, с квадратным волевым лицом, характер тем не менее имела в чем-то даже подлый, постоянно по всякой мелочи жалуясь на соседей, донимая участкового и дежурную часть. Работала она в промкомбинате учетчицей, постоянно доставая коллег всякими придирками. Бывают такие люди – ежели гадость кому не сделают, считай, день прошел зря.
Соседи уж и не знали, бедные, куда от нее деваться! То костер не там разожгут – у себя-то на огороде! То крышу кроют не вовремя, стучат целый день, отдыхать мешают, то еще что-нибудь этакое…
Дорожкину эта неприятная особа тоже крови попила немало… Ну, что ж, работать-то надо.
Усевшись на предложенный участковым стул, посетительница расправила широкую юбку и, одернув бесформенный темно-серый блузон, больше напоминавший дореволюционную кацавейку, недоверчиво покосилась на портрет Брежнева. Не любила гражданка Мымарева ничего нового, просто на дух не выносила никаких перемен, вот и здесь – с момента назначения Леонида Ильича первым секретарем ЦК еще не прошло и года. Хрущев-то был хоть и волюнтарист (как оказалось), но все же привычный, свой.
– Заявленье хочу подать, – прищурившись, с нажимом произнесла женщина. – Между прочим, уже час тут сижу, дожидаюсь!
– Так могли бы в дежурке…
– Это Петьке, что ли? Нет, я уж лучше дождусь… Велосипед у меня украли, Игорь Яковлевич! Принимай меры, ага.
– Велосипе-ед? – На узком лице участкового отразилась смесь крайнего удивления с недоверием и некоторой долей юмора. Представить гражданку Мымареву катающейся на велосипеде он как-то сразу не смог, а когда все-таки представил, то едва сумел удержаться от дикого хохота. Вообще-то, в цирке и медведи на велосипедах ездят, и даже слоны…