Страница 50 из 65
— Да.
— Как это произошло? Кто это сделал?
Отец похож на фурию из моих детских кошмаров. Именно такого Григория Вершинина я всегда и боялась. Старалась слиться с мебелью, чтобы он меня не замечал. Но сейчас слиться не получится. Красный от ярости отчим не отпустит меня, пока не получит ответы на все вопросы.
— Марата избил парень, которого я люблю, — смело заявляю.
Зря я так. Но сожаление о сказанной правде появляется уже после того, как слова вылетели.
Физиономия отчима сначала изображается непониманием, затем по мере того, как до него доходит смысл слов, — удивлением.
— Что еще за парень, которого ты любишь?
Глава 52. Маховик откровений
— У меня есть парень. Настоящий. Не эфемерный жених в Лондоне, которого я вижу пару раз в год, а настоящий молодой человек, с которым встречаюсь почти каждый день. И которого я люблю. И который любит меня. Я сказала Марату, что хочу отменить свадьбу. После этого он поехал к моему парню и, видимо, между ними завязалась драка.
Меня понесло. Где-то на задворках сознания здравый смысл подсказывает, что я совершаю ошибку, говоря все это. Но уже поздно. Слово — не воробей.
Глаза отца наливаются кровью.
— Как это отменить свадьбу? — губы его, наоборот, посинели. — Ты что такое выдумываешь.
— Я не хочу замуж за Марата Керимова, ясно тебе? Не хочу! И я так ему и сказала. Я люблю другого.
Нужно остановиться, а я не могу. Маховик откровений запущен.
— Ах ты мелкая дрянь, — до отца наконец-то дошло все, что я произнесла. — Ах ты мелкая потаскуха.
Он грозно надвигается. Маленькая девочка внутри меня уже умерла от страха, но повзрослевшая Даша, узнавшая вкус жизнь, благодаря Виктору Смолову, стоит с гордо поднятым подбородком.
— Такая же шлюха, как твоя мать!
Хлесткая пощечина прилетает мне по лицу. Я не сразу осознаю, что отец меня ударил. Сначала несколько секунд стою, оторопев, и только потом хватаюсь за щеку.
— Я вырастил тебя! А ты вот так мне отплатила!
Еще одна пощечина уже по другой щеке. Я не накрываю ее ладонью. Рука инстинктивно опускается на живот. Если он будет меня бить, то хочу защитить малыша.
— Ты неблагодарная дрянь! Я вырастил тебя, кормил и поил, а в замен что получил? Надо было отдать тебя в приют! Я хотел, когда твоя мать сдохла со своим любовничком, но потом передумал. А надо было отдать! Я надеялся, что ты тоже погибнешь в той аварии, и дело с концом. Но ты выжила. И я подумал, что ладно, живи…
Он говорит что-то еще. Даже даёт мне новую пощёчину, на звук которой выбегает наша управляющая Эмма Фридриховна. Она неоднократно становилась свидетельницей того, как отчим бил маму, и ни разу не вмешалась. Не вмешается и сейчас.
Я не обращаю внимания на крики отца и его рукоприкладство. Даже уже не чувствую пощёчин. Мозг уцепился всего за одну фразу: «Я надеялся, что ты тоже погибнешь в той аварии, и дело с концом».
Значит, авария, в которой умерла мама, все-таки была неслучайной.
— Ты подстроил мамину аварию? — вопрос вырывается сам собой. — Это все-таки правда?
— Конечно, я убрал эту неблагодарную проститутку. А ты такая же, как она! Я вытащил вас из помоев!
Прежде, чем по моей щеке прилетает новый удар, от которого я сгибаюсь, успеваю заметить, как стремительно меняется в лице Эмма Фридриховна. Неужели удивлена?
— Ты выйдешь замуж за Керимова, ты поняла меня? — отец хватает меня за волосы и притягивает к своей разъяренной физиономии. — Иначе отправишься вслед за своей мамочкой, я не шучу.
Вдруг чувствую на губе металлический привкус крови. Должно быть, пошла маленькая струйка из носа.
— Выйду. Но не потому что боюсь, что ты подстроишь мне аварию. И не потому что мне тебя жалко. А потому что только так Марат заберёт заявление из полиции.
— Мелкая дрянь, — держа меня за волосы, снова бьет. — Неблагодарная мелкая дрянь. Как только посмела!
Лицо горит, один глаз плохо видит. Наверное, опух. Я стою неподвижно, смиренно принимая на себя удары. Эмма Фридриховна все еще здесь, наблюдает со стороны и все слушает. Не подходит. Не останавливает хозяина.
— А почему ты все время держишься за живот? — врезается в поплывшее сознание новый вопрос отчима.
Мне бы отпустить руку, да я, наоборот, кладу поверх одной ладони вторую. Тем самым выдаю свою самую страшную тайну.
— Ты что… — из красного, как рак, отчим становится пунцовым. — Ты… — ему будто воздуха не хватает. — Ты… — сильнее сжимает меня за волосы. — Беременная, что ли?
Молчу. Ледяной ужас ползёт по телу, обволакивает внутренности. Что же теперь будет?
— Отвечай, мелкая дрянь!
Не отвечаю. Язык будто парализовало. Мне не было страшно, когда он бил меня и угрожал подстроит ьмне аварию. А вот сейчас стало страшно. За моего малыша.
— Керимовы знают? — ему уже не нужно подтверждение моей беременности.
Все еще молчу. Тогда отец отпускает мои волосы и резко перемещает руку на шею. Сдавливает так, что нечем дышать.
— Керимовы знают? — повторяет вопрос, цедя его сквозь зубы.
Сильнее надавливает на горло, из-за чего я в прямом смысле начинаю задыхаться. Говорить по-прежнему не могу, поэтому только слегка отрицательно качаю головой, насколько это позволяет сделать захват на шее.
— От ребенка нужно избавиться, пока Керимовы не узнали, — подаёт голос Эмма Фридриховна и делает несколько шагов к нам. — Я позабочусь об этом.
Глава 53. Пленница
Дальше все, как в тумане. Словно из под земли, появляется охрана, хватает меня под руки и силой волочит наверх. Я наивно полагаю, что в мою комнату. Нет. Меня тащат на третий этаж и там запирают в одной из спален.
Я очень редко поднималась на третий этаж, а в этой комнате и вовсе никогда не была. Здесь нет окон. Вообще ни одного. А еще нет зеркала и ванной, только туалет с унитазом и маленькой раковиной. Это комната для удержания заложников? Похоже на то.
Но есть большая кровать, и я без сил плюхаюсь на нее. Лицо горит адским пламенем, один глаз плохо видит, голова раскалывается, а на губах вкус крови. Под ягодицей что-то давит. Долго не могу понять, почему мне неудобно сидеть, пока до меня не доходит: это телефон. У меня не забрали мобильник. Забыли, что ли.
Этому неожиданному открытию я радуюсь, как ребенок. Зарядки только не очень много. Включаю фронтальную камеру. Смотрю на себя и не узнаю. Сейчас лицо просто опухло, а вот завтра оно будет в синяках. Меня никогда раньше не били. При других обстоятельствах, наверное, меня бы это сильно расстроило, а вот сейчас нет ни слезинки. Мысли занимают другие, куда более важные вещи, чем рукоприкладство в мой адрес. А именно, судьба Вити и нашего с ним ребенка.
Кровь в жилах леденеет, когда понимаю, что отец действительно отправит меня на аборт. А Эмма Фридриховна обязательно это проконтролирует. Что же делать? Как быть?
Аккуратно ложусь на кровать, свернувшись калачиком, и принимаюсь выть от безысходности. Некуда бежать, некого просить о помощи. Против моего отца и Керимовых все бессильны.
Это я во всем виновата, я впутала в это Витю. Знала ведь, что никто меня не отпустит. Я должна выйти замуж за Керимова и точка. А теперь пострадает не только Витя, но и наш ребенок. Накрываю ладонью рот, в котором все еще чувствуется вкус крови, и пытаюсь подавить громкий всхлип. В глубине души понимаю: у меня нет иного выхода, кроме аборта. Марат никогда не поверит, что это его ребенок, даже если у нас будет брачная ночь.
На телефон приходит сообщение от Стаса о том, что Витя в сизо. Суд поместил его туда на два месяца. Моя истерика становится еще сильнее, чувство вины давит бетонной плитой. Да, Витя не должен был избивать Марата, но и я изначально не должна была начинать со Смоловым отношений. Надо было перебороть себя, свои чувства.
Вот только разве это было возможно? Когда нас обоих так тянуло друг к другу. Когда все мои мысли были заняты только им, когда тело откликалось на каждую вибрацию его голоса.