Страница 124 из 125
В больнице тоже всё несколько успокоилось: доктор Измайлов не подводил, работал с полной отдачей. За эти годы сорвался лишь один раз, но быстро пришёл в себя. Больничные сплетники поговаривали, что его часто видят в городском храме, шепчущимся о чём-то в самом дальнем углу с местным настоятелем. Ну, как говорится — и слава богу! Старика Грауэрмана Никита отпустил с чистым сердцем на заслуженный отдых. Лев Абрамович отвыкал от больницы довольно долго: приходил в отделение, интересовался больными. Больничный врач — эндоскопист закончил краткосрочные курсы по неотложной хирургии и теперь, на законных основаниях, иногда брал дежурства в их отделении. Так что теперь с дежурантами тоже было полегче. Правда, внезапно отменили интернатуру, и теперь временные помощники-интерны в больницу не приезжали, но пока справлялись и без них. Никита поддерживал отношения с Олегом Юрьевичем, коллегой из Вологды. Они частенько перезванивались, и пару раз, по собственной инициативе, тот его выручал, отпуская на пару недель в отпуск. Конечно, самоуправством они не занимались, всё решалось опять по согласованию с тем же главным хирургом области.
Правда, было в больнице одно новшество, которое не радовало скромный, но стабильный персонал больницы: постаревший главный врач, к причудам которого все давно привыкли, был добровольно-принудительно, как бывает, отправлен на пенсию. Кресло начальника занял никому неизвестный в городе, совсем «зелёный» юнец. Чуть ли не стоматолог по специальности. В небольших городах все всегда всё знают: поговаривали, что он — протеже какого-то крупного начальника. Назначен сюда ненадолго с перспективой на высокие должности в Вологде. Всё бы ничего, но самоуверенный новый руководитель никогда и ни с кем не советовался, даже с начмедом, проработавшим в больнице сорок лет. Иногда на ежедневных «пятиминутках» он такое нёс, и отдавал такие нелепые распоряжения, что опытные доктора только головой качали. Спорить было бесполезно, приходилось подчиняться.
В сентябре Никите исполнилось сорок пять лет, а отцу в том же месяце — семьдесят. Отмечали двойную круглую дату по традиции в доме у тёщи, в узком семейном кругу. Михаил был в какой-то дальней командировке, а без него отмечать любое событие было неинтересно. Отложили встречу с друзьями на ноябрь, когда и другу исполнится те же сорок пять. Посторонних людей приглашать не хотелось, было славно побыть только с самыми близкими людьми. Тёща славилась умением выпечки изумительно вкусных пирогов — с капустой, с печёнкой и всевозможных сладких, Вера умела ещё со студенческих лет готовить изысканные салаты, по выражению Никиты, «из сапога», отец — великолепное жаркое, а ещё вкуснее у него получалась запечённая утка с яблоками… Димка уплетал всё подряд — утку, сладкие пироги вперемежку с острыми салатами, и всё в таком количестве, что родители стали опасаться за его здоровье. Когда все насытились, и Димка убежал к своим приятелям, отец с сыном вышли на крыльцо. Оба не курили, просто уселись плечом к плечу на чисто вымытых дождём ступенях и долго молчали. Было довольно тепло, тихо, но осенняя темнота уже опустилась во двор. Тёща щёлкнула выключателем в сенях — зажегся свет над крыльцом, и на яркий светильник сразу налетели ночные мотыльки.
— Я хочу тебе отдать свою машину, Никита. — Сказал неуверенно отец. — Пожалуйста, не отказывайся. Это не ахти какой дорогой подарок, она ведь уже несколько лет пробегала. Я куплю себе новую, а эта вам пригодится. Она удобная, вот увидишь…
Никита растерялся. Долго молчал, не зная, что сказать. Он не привык к таким подаркам, было как-то неловко. Но отказываться тоже не решался, не желая обидеть отца.
— Спасибо… — Наконец, выдавил он. — Спасибо не только от меня, но и от Веры, и от Димки тоже.
— Ну, и славно… — обрадовался отец. — Завтра сходим к вашим нотариусам, оформим дарственную.
Казалось, жизнь налаживается.
И вдруг разразилась катастрофа. Запылал Китай. Потом начался «пожар» в Европе. Поверили не сразу, а когда поверили — пришли в ужас. Страна погружалась в пандемию со здравоохранением, разгромленным оптимизацией, с повально закрытыми инфекционными больницами, сокращёнными ставками инфекционистов и эпидемиологов. Количество заболевших увеличивалось в геометрической прогрессии. Министерство здравоохранения издавало приказы за приказами и через неделю половину их отменяло. На первом этаже ЦРБ вместо закрытого терапевтического срочно развернули инфекционное отделение, при входе в которое кое-как устроили санпропускник. Приказом министерства дерматологи, психиатры, и даже стоматологи срочно превращались в инфекционистов. «По производственной необходимости», как указывалось в приказах, на неопределённое время.
Белокурая дама, столь успешно развалившая отечественное здравоохранение, теперь была на руководящих ролях в правительстве, ежедневно мелькала на телевизионном экране, докладывая об успешной борьбе с пандемией. Она и не подумала извиниться и покаяться, лишь небрежно произнесла в каком-то телеинтервью, что реформы в здравоохранении прошли неудачно, в чём виноваты местные руководители — перестарались… А сколько людей после этих реформ умерло, не дождавшись медицинской помощи, сколько судеб медиков было загублено — кто-нибудь посчитал?! Но злиться на руководство бессмысленно и некогда, надо было лечить больных в тех условиях, которые были на данный момент. А возможности в больнице были минимальными. Не хватало кислорода (тоже результат оптимизации), единственный старенький аппарат ИВЛ находился в больничной реанимации, и был постоянно в работе: больных с инфарктом или инсультом меньше не стало. Особо тяжёлых коронавирусных больных первое время отправляли в Вологду, но там больница была тоже «не резиновая», вскоре стали отказывать. Медики сравнивали себя с чернобыльцами-ликвидаторами. При ближайшем рассмотрении было много общего.
Скорая привозила в больницу «острых» хирургических и сосудистых больных, но без всякой гарантии на отсутствие у них инфекции. В родильное отделение поступила роженица, больная ковидом, и заразила не только соседок по палате, но и половину персонала. Вера заболела одной из первых. Но отделалась относительно легко. Повально болели сотрудники больницы, фельдшера скорой. Персонала катастрофически не хватало. Новый главврач, конечно, влип, что называется — по уши, вертелся, как уж на сковородке. На «пятиминутке» на вопрос терапевтов, какой диагноз ставить заболевшим сотрудникам, ответил, глядя куда-то в бок:
— Какой ковид?! Какие тесты?! Забудьте! Ставьте грипп или ОРВИ, давайте больничный сразу на две недели. Если надо — продлевайте…
Врачи поняли, что главный получил неофициальное распоряжение: медикам диагноз коронавируса не ставить.
Потом заболел Никита. Ему досталось: высокая температура, сухой надрывистый кашель. Просидел дома больше двух недель. После болезни очень долго держалась одышка — не мог пройти без остановки больше пяти метров… Измайлов пока держался. Даже как-то подтянулся, похудел, частенько ночевал в больнице, чувствуя ответственность за отделение. Плановую госпитализацию отменили, больница опустела. Но теперь, заболев, люди отказывались ехать в больницу, тянули до последнего, опасаясь заражения. Скорая привозила тяжёлых больных в критическом состоянии. Только вчера Никита с Измайловым прооперировали такого пациента с прободной язвой желудка. Сейчас его пытаются вернуть к жизни в реанимации.
Как только заболеваемость в городе стала подниматься, Диму отправили на поселение к бабушке, вооружив новеньким персональным ноутбуком, которому он был очень рад — учеников перевели на дистанционной обучение. Бабушке, за здоровье которой очень волновались, запретили выходить за калитку, слава богу, во дворе для прогулок много места. Магазины при необходимости должен был посещать внук. Никита с Верой их почти не навещали — боялись заразить. Связь поддерживали по телефону, только изредка подъезжали к забору участка и разговаривали поверх калитки. Отец уволился с работы, но переехать из Череповца не успел, зато успел заразиться — лежал в инфекционной больнице. Но, кажется, отделался удачно: восстанавливался, несмотря на удалённую когда-то селезёнку.