Артефакт душ

– Но почему Изначальные дали себя победить? Неужели они были слабее? Ведь у них преимущество в количестве и в магии, которую они берут из потоков. Неужели магия слабее железа?

– Не слабее, но большинство Изначальных были миролюбивыми, их образ жизни – это созидание и поддержание в мире гармонии и красоты. Столкнуться с жестокостью и кровожадностью людей они просто были не готовы. И не были готовы ответить тем же.

– То есть, они просто дали себя извести?

– Ну, не просто, – ухмыльнулся мужчина, – но можно сказать и так.

– Это ужасно!

– Не ужаснее, чем твоя болтовня, – потерев висок, упрекнул мужчина.

Но, видя, что он не потерял добродушный дух, Эйлин придвинулась ближе, посмотрела на руну, которая обрела шнурок и мирно покоилась на мощной шее:

– Как руна с тобой связана?

Райнхард глубоко вздохнул. Давно он так много не откровенничал, особенно с девицами. Он думал заткнуть ей рот поцелуем или вообще прогнать, но, встретив наивный, искрящийся любопытством взгляд с отблесками исцеляющего света, вновь прикрыл глаза и расслабился. Ведь, по сути, то, что он скажет, не будет иметь никакого значения, ведь девчонка будет мертва. И не потому, что она ему неприятна или слишком болтлива, а потому, что она несет в себе угрозу.

Свет, что она дарит, подобен дурману, к которому быстро пристрастишься и от которого в дальнейшем невозможно будет отказаться. Дурман, что заполнит все его существо и сделает одержимым. А одержимость несет в себе разрушение и хаос. И ведет к необдуманным поступкам, к таким, как, например, взять девчонку с собой. А это невозможно. Девица, которую наверняка придется оберегать от каждого шороха, ему не попутчик, а обуза.

Нет, однозначно, чтобы избавить себя от будущих проблем, он обязан ее убить. Успокоив свою совесть, как ему показалось, разумными доводами, мужчина поведал то, что не рассказывал ни одной живой душе уже сотни лет:

– Эта руна, – Райнхард тронул медальон, собираясь с мыслями, – мое проклятие. Она выбирает человека, которому я должен служить.

– Что значит служить? – Эйлин накинула на себя покрывало, поморщившись от саднящей боли внизу живота.

– Это значит исполнить любую его волю, и не важно, что придумает его безумное воображение: если мне под силу это совершить, руна скрепляет договор.

Глаза цвета малахита недоверчиво расширились, и девушка качнула головой:

– Но как это возможно?

– Магия Изначальных. В неправильных руках бывает весьма интригующей.

Несколько минут прошли в тишине, и альх подумал, что удовлетворил любопытство съёжившейся от холода целительницы, но она вновь нарушила тишину:

– А как руна выбирает, кому ты будешь служить?

– Правил нет. Она может в любой момент сделать выбор и призвать.

– Так вот как руна оказалась у моего отца! Она просто у него появилась?

Понимание, что ее спас случай, стало неожиданным и слегка горестным.

– Значит, твое проклятие – исполнять чужую волю? И отказать ты не в состоянии…

– Умная девочка, – язвительно похвалил альх. – Когда руна скрепляет незримый договор, мои чувства стираются. Границ того, что я хочу и что ощущаю, больше нет.

Мужчина резко перевернулся и подмял под себя Эйлин, крепко удерживая ее руки над головой.

– Это значит, что я буду постоянно хотеть пить, но, сколько бы ни выпил, не утолить мне жажды. Это значит, что я буду чувствовать голод, но, сколько бы изысканных блюд не съел, не утолить мне терзаний чрева. – Девушка от боли в запястьях обеспокоено заерзала, но, как заворожённая, продолжала смотреть на свое тревожное отражение на дне серебряных глаз. – Это значит, – голос мужчины стал совсем низким и рычащим, – что я буду чувствовать похоть, но, сколько бы блудниц меня ни удовлетворяли, не усмирить им яростного огня в моей крови. – Мужчина наклонился и ненасытно примкнул к приоткрытым устам, с испуганным выдохом воруя последние крупицы исцеляющего света и невообразимо правильно ощущая под собой мягкие формы обнаженного женского тела.

– Но и не это самое страшное, – продолжал он, – а то, что когда я под чарами руны, я перестаю ощущать потоки силы. С каждым днем, затраченным мной на выполнение задания, мои потоки истончаются, я перестаю чувствовать стихию и не могу ею в полной мере управлять. Надеюсь, ты уловила, в чем заключается ирония моего проклятья? Я не имею права не исполнить желание, ведь это будет последнее, чего я захочу в жизни. Время меня истощит, и я погибну.

– Это ужасно… – Эйлин всхлипнула и бросила на него жалостливый взгляд.

Словно уколотый жалом, Райнхард скривился и, поднявшись на ноги, стал спешно одеваться. Для него ее жалость была оскорбительна. Словно он какой-то урод. Момент беззаботного спокойствия был безжалостно разрушен. И чем дольше она буравила его спину молчаливым взглядом, тем больше он злился. На себя, за чрезмерные откровения. На девушку, что не скрывала своих чувств. На ее отца, что оставил девицу без присмотра на попечении зверя. На руну, что оставалась безмолвной и не спешила призвать его к очередному счастливчику, чье желание нужно исполнить.

– Райнхард, прости! Я не желала тебя обидеть, мне просто сложно представить… Теперь я понимаю, почему мое исцеление на тебя тогда не подействовало. Мой отец не отдал тебе руну и, тем самым, не аннулировал ваш договор. Хворь была не в ране, а в невозможности дотянуться до потока твоей силы.

– А ты быстро учишься. – Райнхарду польстило, что девица оказалась смышлёной. Если бы он только мог взять ее с собой! Мужчина в сотый раз пожалел о своем решении, но выбора у него не было: её нужно убить и сделать это как можно скорее, ведь чем дольше он заглядывает в лучистую зелень альвийских глаз, тем сильнее желание передумать. Альх тряхнул головой, скидывая наваждение, рисовавшее ему картины, как после очередного исполненного желания он берет ее снова и снова, как залечивает боль и раны, исцеляет свою душу и пьет чужой свет, приправленный ароматом вереска.

– Иди сюда. – Райнхард доверительно протянул ей руку, даря улыбку, которой не пользовался несколько десятилетий: мягкую, обещающую все блага мира и счастливое будущее. Погладил шёлк светлых волос, уткнулся носом в макушку, жадно вдыхая аромат, который, казалось, ломает волю. После с переполнявшим сердце сожалением отстранился и, нежно погладив бледные щеки девушки, аккуратно взял ее лицо в ладони… Одно резкое движение – и ее жизнь будет оборвана.

2

В темноте, подсвечиваемой лишь звездами, к скалистой гряде приближался отряд из десяти конников. Его возглавлял молодой воин, облаченный в простую одежду, под которой прятался крепкий доспех. Рядом с ним ехал мужчина, чей возраст определить было сложно: из-за кустистой бороды, закрывающей половину лица, и нечёсаных длинных волос цвета пепла, спадающих на глаза, он был похож на дряхлого старца. Лишь твердый голос и зоркие карие глаза заставляли в этом усомниться.

– Это здесь! – глухо и безэмоционально произнес седовласый, спешиваясь вслед за своим господином, который в темноте пытался рассмотреть вход в пещеры, затопленный водой.

– Еремиас, ты уверен? Что если твое предвидение опять завело нас не туда? Если честно, мне уже кажется, что мы гоняемся за тенью. И я вообще не уверен, что тот, кого мы ищем, существует.

– А вы не сомневайтесь, милорд, сомнения – плохой советчик. Затмевают взор, скрывают истину, сбивают с пути.

Молодой мужчина хмыкнул:

– Если бы не знал тебя всю жизнь, подумал бы, что ты безумен.

– Все мы в той или иной степени безумны, милорд. Важно не отрицать очевидное.

– С тобой сложно спорить, – улыбнулся мужчина.

– Я стараюсь, – слегка поклонился Еремиас, устремляя взгляд на тёмную воду, словно в ее отражении скрывались знания, недоступные простым смертным. Хотя, возможно, так и было, ведь архивариус Игнисвирга был не просто смотрителем архива, но и ведающим. Тем, кому открываются предзнаменования звёзд. Это с его подачи молодой правитель отправился на поиски стихийника.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.