Страница 71 из 78
Снег на рассвете почти прекратился, но мои надежды на улучшение погоды ничуть не оправдались. Стоило мне отойти от нашей стоянки примерно на километр, как снег повалил снова, а ветер набросился на меня с новой силой. Я, однако, удержался на ногах и даже ускорил шаг.
При ходьбе постоянно приходилось проверять каждый шаг впереди на наличие трещин. Это у меня уже стало автоматическим, неосознанным движением — все время тыкать палкой вперед.
А еще я думал о том, действительно ли совершаю насколько страшное преступление — иду один на спасение товарищей. Насколько я помню из разрозненных, наспех собранных в голове фактов, так это например, то, что совсем недавно, в 1968 году восходитель из Москвы, Юрий Назаров, совершил точно такое же сильное восхождение на пик Коммунизма.
Он шел маршрутом по ребру Буревестника и потом, скорее всего, через пик Душанбе. К сожалению, славное дело на обратном пути закончилось гибелью смельчака, погиб во время спуска где-то на перевале. На поляне Сулоева ему установили мемориал, не знаю, есть ли он там сейчас, но в прошлой жизни я видел его пару раз.
Кроме того, в ближайшее время, в 1972 году, другое сильное восхождение на пик Коммунизма сделает скалолаз из Ленинграда, Женя Завьялов, почти по тому же самому маршруту, через ребро Буревестника и пик Душанбе. С ним все будет в порядке, восхождение будет благополучным.
Вспомнив про эти факты, я приободрился, а то чувствовал себя таким преступником, чуть ли не грабителем и убийцей, совершающим десять преступлений подряд. Нет, если бы не ужасная буря, разыгравшаяся в это время года и не трагедия с группой Вайнова, у меня был бы шанс тоже совершить одиночное восхождение на пик Коммунизма.
А сейчас, учитывая мои прекрасные физические возможности я, наоборот, чувствовал себя предателем Вайнова именно тогда, когда отсиживался в лагере на плато. И даже не попытался добраться до него и спасти. Хотя бы подкинуть припасов. Поэтому да, я чувствовал себя хорошо именно сейчас, когда вопреки указаниям Карского и Комиссарова, отправился в одиночку на подъем.
Решение самоубийственное, глупое и отдающее донкихотством, но, тем не менее, очень даже понятное. Впрочем, в горах настоящие профессионалы такие решения стараются не принимать. Слишком уж много в них эмоций и слишком мало расчета. Ну что же, согласен, тут и в самом деле полно ребячества и почти нет хладнокровия и предусмотрительности.
Но отступать я не намерен. Я всегда был уверен, что мир меняют романтики и безумцы, а не расчетливые прагматики.
Дорога, между тем, на первом этапе мне благоприятствовала. Горы будто бы заманивали меня все ближе к себе, сладко нашептывали в ухо: «Иди, не бойся, все будет хорошо и гладко, мы тебя не обидим!». Ага, знаю я эти уловки.
Поэтому я продолжал тщательно проверять дорогу, стараясь не угодить в трещины. Вскоре склон пошел резко вверх и под уклон, я подошел к подножию ближайшего пика и некоторое время глядел на громаду гор, вынырнувших из предрассветной мглы. Старался понять, куда это я попал.
Примерно я понимал, что уже подошел к подножию Коммунизма и других сопутствующих пиков, хотя бы, того же Душанбе, но все равно, мне надо было разобраться точно, чтобы определить дальнейший маршрут. Поэтому минут пять я стоял на месте, глядя вверх через хлопья падающего снега.
Чувствовал я себя прекрасно. Оказывается, именно здесь, посреди ледяных торосов и снежной равнины, окруженной каменными толщами гор, я чувствовал себя максимально уютно и защищенным. И еще максимально свободным, готовым на любые безумства.
Постояв еще немного, я разобрался, куда надо идти. Оказывается, я действительно вышел почти к самому пику Коммунизма. Впрочем, примерно сюда я и собирался прийти. Чтобы выйти на правильное направление, мне надо пройти дальше и очутиться на леднике.
Фу-у-ух! Неподалеку раздался рокот и свист. Лед плато содрогнулся от ударов. Не успел я и опомниться, как на склон, где я стоял, к счастью, в сотне метров от меня, выкатилась небольшая лавина.
Быстро потеряла свою набранную мощь и силу, рассыпалась по склону, не причинив никому особого вреда. Однако же, если бы я оказался на ее пути, она вполне могла шутя задушить меня в своих объятьях. И никакой дороги дальше.
Я сразу почувствовал, как окаменел от ужаса. Вот и началось. Горы потихоньку выпустили свои когти, указали мне мое место и словно бы невзначай напомнили, что играют со мной, как кошки с мышонком.
Да уж. Если я погибну во время попытки оказать помощь Вайнову, все мои нынешние знакомые только покачают головами и осуждающе скажут:
— О покойном, конечно же, нельзя плохо, но этот Сохатый оказался редкостным придурком.
Я развернулся и резко пошел дальше по маршруту. Лед скрипел под зубьями «кошек». Пока что еще по краю плато, но готовясь постепенно заходить на склон. Здесь чертовски лавиноопасно, особенно сейчас, после снегопада.
Но придется идти этим маршрутом, ничего не поделаешь. Я вспомнил свою мать и представил, как разобью ее сердце, если Комиссаров принесет ей известие о моей гибели. Эта мысль чуть не заставила меня вернуться обратно, но я собрал волю в кулак и отправился дальше, еще быстрее, чем раньше.
Очень, очень плохие мысли. Не самые лучшие перед ответственным заданием. Надо думать о предстоящих препятствиях, а не о смерти.
Чтобы не попасть под лавину, надо просто зорко смотреть по сторонам и выискивать лавиноопасные склоны. Это, конечно же, не избавляет полностью от опасности попасть под лавину, но хотя бы уменьшает риск.
Вон, например, вон то ложе, заполненное снегом, очень даже подходящий кандидат на следующую лавину. Оно похоже на притаившегося в засаде хищника, только и ждущего, чтобы я ступил на расстояние, достаточное для смертельного броска. А уж потом лавина бросится на меня со скоростью курьерского поезда.
Я прошел мимо, чуть поднявшись на склон. Все случилось благополучно, никаких срывов лавины со склона. Впрочем, кто сказал, что в следующий раз повезет точно также?
Вокруг уже совсем посветлело. Рассвет вступил в свои права. Там, в нашем лагере на краю плато, скорее всего уже обнаружили мое исчезновение. Собрались, совещаются, думают, как быть.
Гущев наверняка устроил целое представление. Кричит, наверное, своим громким голосом:
— А ведь я вас предупреждал, товарищи!
Я потихоньку забираюсь выше по склону, некоторые опасные участки быстро траверсирую. Пару раз подо мной и в самом деле срывались лавины, уходили вниз, на плато и я завороженно смотрел на тонны снега, летящие вниз. Хорошо, что это происходило не со мной.
С неба продолжал идти снег. Порывы ветра, даже здесь, на склоне, временами становились очень сильными и старались стряхнуть меня с горы. К счастью, склон под ногами был покрыт слежавшимся, крепким слоем снега, которые не ломался и не скользил.
Только иногда я страховался, а в основном, шел на «кошках» и ледорубах. Тоже, конечно, ребячество, но зато так я сэкономил массу времени. Груз за плечами постепенно становился все тяжелей, пот, несмотря на холод, струился из-под шапки на лицо.
Тропа между скал постепенно выходила на удобные стальные выходы, они начинались на гребне и шли все дальше по склону, наверное, до самой вершины этой горы. При необходимости здесь можно найти массу мест, где можно было бы поставить палатку.
Эх, Вайнов, зачем вас потащило туда, на старый маршрут Абалакова, могли бы пойти этим, более удобным и технически менее сложным путем. Тогда, в случае травмы участников, вы могли бы быстро спустить их на плато. А оттуда уже гораздо легче уйти вниз, к людям и цивилизации, даже в условиях злейшей непогоды.