Страница 62 из 78
— Давай, не отставай, — тяжело отдуваясь, сзади шел Долгачев. Ткнул меня кулаком в рюкзак. — Чего уставился? Шевели булками.
Я ускорил шаг по мокрой каменистой тропе. Одновременно размышлял над тем, как мы пойдем дальше.
Основная трудность заключалась в маршруте. Группа Вайнова пошла на штурм старым путем. С ледника Бивачный по восточному гребню. Там пройти сложно.
В последнее время все старались идти более легким переходом. С ледника Фортамбек на Памирское фирновое плато. По маршруту Максимова 1968 года по ребру Буревестника. Тогда группа альпинистов из ДСО «Буревестник» прошла через ледник по северо-западному ребру на плато. Потом под пик Ленинград. И выход на западное плечо вершины Коммунизма высотой 6950 метров над уровнем моря.
Этот маршрут удобен тем, что здесь технические трудности встречаются на низких высотах. Здесь их легче преодолеть. Лавин мало. На Памирское фирновое плато можно выбросить грузы с вертолета.
Кроме того, напротив выхода на ребро есть огромная зеленая поляна имени Сулоева. Названа так в честь Валентина Сулоева, из московского Буревестника. Он организовал траверс вершин Коммунизма, Известия и Ворошилова. К сожалению, сам инициатор тогда погиб в самом начале восхождения от сердечной недостаточности. Его похоронили на этой зеленой поляне.
От поляны мы могли выйти прямо на ребро Буревестника. Восхождение занимает семь дней с учетом спуска в базовый лагерь для адаптации.
Лучше было бы, если вертолеты забросили бы нас на ледник Бивачный. Оттуда гораздо легче выйти на восточный гребень. Но погода не позволяла винтокрылым машинам полететь ближе. Поэтому выбрали поляну Сулоева.
Самое главное — это выбраться на Большое Памирское плато. Оттуда есть несколько маршрутов, позволяющих пройти к леднику Бивачный. Когда альпинисты спорили между собой, я слушал их молча. Высказываться не рисковал.
Если бы я сказал, что знаю верное направление пути, то меня бы высмеяли бы и обругали. А между тем это так. Я знал, а другие нет.
Дело в том, что этот маршрут — через Памирское фирновое плато — альпинисты начали осваивать только недавно. Благодаря вертолетам. До этого все думали, что нужно идти сложным и опасным маршрутом Абалакова.
И только недавно, пару лет назад, начали ходить через ребро Буревестника. Все сквозные маршруты на пик Коммунизма и остальные близлежащие вершины — Ленинград, Душанбе, Хохлов и другие — освоили как раз в предстоящие годы. В 70-е и 80-е.
Сейчас это плато и те маршруты, по большей части, белое пятно. Для нынешних альпинистов. И их трудно винить за это.
Поэтому споры возникли о том, что с плато невозможно найти дорогу к запертым на гребне альпинистам. И тем более, снять их оттуда. К счастью, Карский Кирилл, тот самый усатый тип, настоял на том, чтобы идти этим путем.
И правильно сделал. Если понадобится, я его направлю на верный путь.
Первая часть нашего пути походила на ледовую эстакаду, выходящую на ребро. Дождь стремительно перешел в снег. Путь проходил под ледовыми сбросами.
Здесь можно запросто сломать шею. Или укатиться вниз. Подъем резко пошел вверх. Связка Карского-Алфеева шла впереди. Навешивала перила. Мне казалось, что они идут невыносимо медленно.
На ребре оставаться нельзя. Несмотря на то, что время уже позднее. Мы упорно шли вверх. Тропу быстро заметало снегом. Шли наощупь.
Путь в снегу по колено. Только сойдешь с тропы и сразу проваливаешься по пояс. Идем потихоньку, путь нелегкий. Я упираюсь в спину впереди идущего Долгачева.
Он меня было обогнал. А теперь я мог бы вполне его обойти. Несмотря на почти вдвое больший груз.
— Ого, это ты, Лосяра, — бросил он, заметив меня. Отстегнулся, пропустил. — Я отдохну. Ты иди вперед. Я чего-то запыхался.
Я с удовольствием отправился дальше. Участники нашей команды потихоньку пробивались вверх. Вышли к небольшим сбросам. Так назывались ледовые торосы, большие холмы изо льда, прилепившиеся к склонам гор. Почти, как в Антарктиде.
Вокруг все белым-бело. Еще сегодня утром я был на аэродроме и изнемогал от сорокаградусной жары, а теперь иду и стучу зубами от мороза. Какой раздельный переход от лета к зиме, в течение всего одного дня. Для организма такие температурные и сезонные качели, конечно же, вряд ли пройдут бесследно.
По идее, если не сегодня, так завтра или послезавтра этот перелет и резкий набор высоты должен отозваться головной болью, головокружением и тошнотой. Но пока ничего такого не происходит. Я чувствую себя прекрасно, а холод быстро нейтрализуется ходьбой в гору.
Наоборот, я уже прилично вспотел и чувствовал, как по спине бегут капельки пота. Обогнал по снегу еще одного участника нашей спасательной экспедиции. Тот закашлялся и присел на снег, чтобы отдышаться.
В эти годы ни о каких кислородных баллонах нет и речи, хотя на Западе они постепенно входят в моду. Если бы у нас имелись технологии насыщения организма кислородом на большой высоте, можно было бы избежать многих проблем. И сделать альпинизм массовым видом спорта гораздо раньше, чем это произошло в моей реальности.
Ладно, сейчас задача другая, ясная и простая. Ледовые сбросы преградили путь, непонятно, где их обходить. Карский и Алфеев остановились перед самым холмов, накренившимся над склоном. Остальные участники постепенно подтягивались к ним.
Я тоже подошел и слушал, как руководители экспедиции, в числе которых были Комиссаров и Долгачев, спорили о том, куда двигаться дальше. Вправо или влево. Спор достаточно догматичный и бесполезный в нынешних условиях.
Пока они решали, куда идти, я с удовольствием сбросил груз с плеч, достал из рюкзака холодный бутерброд, фляжку с водой и с аппетитом перекусил. Послушал, о чем спорят высокое руководство и усмехнулся. Нашли, о чем рядить да решать.
Исход дискуссии решил Комиссаров, он просто взял и сам обошел сбросы слева, оказалось, что там путь преградили широкие трещины. Справа было свободно и можно спокойно обогнуть препятствие. После такого авторитетного мнения все вопросы отпали, пошли, конечно же, правой стороной.
Кроме того, после Комиссарова в снегу осталась широкая траншея. Еще один плюс для того, чтобы идти тропой мэтра. Для того, чтобы идти мимо сбросов, первая двойка вырубила во льду ступеньки.
Честно говоря, меня чуточку раздражала медлительность этих людей. Когда я ходил траверс Безенгийской стены, то двигался намного, почти вдвое, быстрее. Или мне это так казалось?
При этом я ориентировался на свои ощущения. Сейчас я по-прежнему был бодр и полон сил, а многие участники нашего отряда шли, чуть ли не высунув язык. После подъема на ледовые сбросы мы пересекли снежный склон и начали постепенно забирать влево, чтобы выйти на седловину между двух высоких скалы и перевалить на плато.
Снега было чертовски много. Что еще плохо, под его слоем таится лед и не давал быстро выбраться из ловушки. Тропящий постоянно проваливался по пояс. Видимость становилась все щуже и хуже.
В какой-то момент я засомневался, что мы успеем выйти на плато до наступления темноты. И еще здесь можно было запросто угодить под лавину. Я даже нагнал Комиссарова и предложил:
— Давайте я пойду вперед?
Комиссаров устало усмехнулся и покачал головой.
— Послушай, я вижу, что ты чертовски опытный верхолаз. Я даже не понимаю, когда ты успел всему этому научиться. Ты идёшь по склону, как мастер и еще ничуть не запыхался. Кто ты такой, черт побери? С какой планеты прилетел?