«Полоцкий» цикл

А королевская милость и деньги всенепременно, обещал Сигизмунд, «без каждого мешканя посланы будут».

Искушённый в искусстве малой войны князь Роман решил попытать счастья там, где Фортуна столь безжалостно показала своё нерасположение пану жмудскому старосте. Князь Роман сделал ставку на быстроту и неожиданность: раз не вышло взять Улу правильной осадой, стоит попробовать взять её «изгоном». Имея немногим больше тысячи всадников и с полтысячи пехоты с лёгкой артиллерией, он выступил из Чашников, где была его штаб-квартира, и 20 августа вышел на ближние подступы к Уле. К сожалению, русские источники до обидного мало рассказывают о том, что случилось потом. Зато польский шляхтич Б. Папроцкий, напротив, был весьма словоохотлив, рассказывая о славном подвиге князя Романа. Опираясь на его рассказ, попробуем реконструировать события последних часов истории русской Улы.

Штурм

Князь Роман подступил к Уле в удобный момент: по донесениям «шпегков» и литовских «доброхотов» по эту сторону «фронтира», в крепости как раз должен был смениться гарнизон. Не совсем, правда, понятно, почему смена прибыла раньше, чем начался новый год, а он начинался с 1 сентября, и в сентябре на смену прежним «годовальщикам» должны были прибыть новые. Ответ, возможно, кроется в сообщении посольской книги. В 1570 году Иван Грозный заявил литовским послам, что

«брата же нашего люди наш город пустой Улу пришед засели, в тое время было на нем Божие посещение (то есть эпидемия чумы, которая в ту пору опустошала русские города и волости на северо-западной окраине Русского государства — прим. авт.), поветрием люди повымерли, и нашим людем убытки многие поделали о те поры».

Осмелимся предположить, что понесший большие потери от мора гарнизон Улы, зная о том, что по реке должна прибыть смена, ослабил бдительность, и когда с запада на речной глади показались струги с ратными людьми, в крепости решили, что это свои. Увы, ульские сидельцы ошиблись: это была колонна литовских казаков во главе с ротмистрами Бирулей, Минкой и Оскеркой. Они быстро высадились на берег и зажгли одну из башен со стороны Двины, а другая группа начала прорубаться через «фортку», через которую защитники Улы совершали вылазки в прошлую осаду. В это время сам князь Роман со своей конной ротой и конными ротами ротмистров Тышкевича, Войны и князя Лукомского и двумя ротами драбов под началом ротмистров Тарновского и Рачковского подошёл к Уле с северо-запада, со стороны Туровли, препятствуя тем самым подходу смены гарнизону.

План осады Улы в августе 1568 года

Ко времени их появления казаки Бирули расчистили от завалов подступы к замку с напольной стороны, открыв тем самым дорогу для драбов. Часть из них бросилась на приступ со штурмовыми лестницами наперевес, а другая прикрывала действия штурмующих стрельбой из гаковниц и ручниц. Опомнившийся гарнизон начал оказывать ожесточённое сопротивление, но защитников было слишком мало, чтобы отражать неприятельские атаки сразу с трёх сторон. Когда казаки Бирули прорубились через главные ворота и открыли путь внутрь крепости конным ротам, исход штурма был решён — и не в пользу русских. Бо́льшая часть гарнизона или полегла на стенах замка, или сгорела в пожаре, или утонула, пытаясь переправиться на правый берег Двины. Польские источники сообщают, что во взятой крепости попали в плен оба русских воеводы — братья Вельяминовы. Сложно сказать, о ком именно идёт речь: в опубликованных русских разрядных книгах нет упоминаний об ульских воеводах. Что же до Вельяминовых, то это семейство происходило из боярской семьи костромичей Зерновых, и родственниками их были Сабуровы и Годуновы. Компанию воеводам составили 300 «зацных» (знатных) московитов из числа «люда рыцерского».

Также поляки писали о 800 ульских стрельцах, по большей части побитых во время штурма, и о взятых в качестве трофеев 27 пушках и 300 гаковницах. Впрочем, другие источники сообщают, что весь ульский «снаряд» — и пушки, и порох — погиб в огне, испепелившем Улу. Кто тут прав, а кто нет, сегодня вряд ли удастся точно определить. Единственное, что можно предположить — польному гетману удалось по дороге перехватить и разбить отряд стрельцов, который двигался в Улу на усиление поредевшего от болезней местного гарнизона. Кстати, согласно разрядным записям, на годование в Туровлю в 1567–1568 годах был послан стрелецкий сотник Григорий Вельяминов, сын боярский вяземский. Уж не он ли со своими людьми шёл к Уле? Отметим любопытное обстоятельство: в родословцах сказано, что Григорий умер бездетным — не в литовском ли плену окончил живот свой сотник?

Данные об этом отряде попали в сводную реляцию князя Романа об одержанной победе, а уже оттуда — в польские хроники и гербовники.

О потерях самих литовцев во время штурма практически ничего неизвестно. Один лишь А. Гваньини в своей хронике писал, что во время «гвалтовнего» штурма Улы получил пулю из русской пищали некий ротмистр М. Венет с Лепля, командовавший пехотой в войске Сангушко. Доставленный в Витебск ротмистр скончался от полученной раны спустя несколько дней.

Головокружение от успехов и отрезвление

Неожиданный успех — неожиданный тем более, если вспомнить о бесславном походе пана жмудского старосты на Улу несколькими месяцами раньше — изрядно вскружил голову князю Роману. Немедля после победы он отписал Сигизмунду и предложил ему организовать подобный рейд на Полоцк. По его словам, в городе было немного русских ратных людей, и неожиданный набег мог вернуть Полоцк обратно под власть великого князя. Обсуждался этот вопрос и с великим гетманом литовским, однако переписка между королём, гетманом и князем Романом так и не привела к какому-то определённому результату. Предложение польного гетмана выглядело весьма соблазнительным, но требовало усиления его воинства и людьми, и артиллерией. Сигизмунд решил, что лучше закрепиться во взятой Уле, сохранив синицу в руках, нежели гоняться за журавлём в небе, и посоветовал Сангушко обратиться за помощью к виленскому воеводе Миколаю Радзивиллу Рыжему, обговорить с ним детали набега на Полоцк, а заодно и испросить у него подкреплений.

Сигизмунд, в отличие от князя Романа, мыслил более широко, и за отдельными деревьями видел весь лес. Король исходил из того, что московиты попробуют вернуть утраченный замок, а ресурсов в его распоряжении было не так чтобы много — во всяком случае, для одновременной атаки Полоцка и удержания Улы их явно не хватало. И ведь как в воду глядел его королевская милость. Ещё не остыли угли Улы, а из Невеля на помощь гарнизону крепости выступила русская «лехкая» рать на три полка, с тремя воеводами, не больше 1000 «сабель» и «пищалей» (впрочем, польские хронисты по своему обыкновению исчислили войско Шереметева в 6000 одних только ногайских татар) под началом одного из лучших воевод Ивана Грозного — И.В. Шереметева Меньшого.

Невельские воеводы, получившие известие о нападении на Улу, не ожидали, что крепость падёт в одночасье. Они полагали, что осада затянется, а тем временем рать Шереметева, действуя на коммуникациях государевых недругов, вынудит противника отступить от замка. Увы, эти расчёты не оправдались, и Шереметев решил не идти к Уле, а отправился опустошать окрестности Витебска.

Однако в Москве от идеи вернуть Улу не собирались так просто отказываться. К сожалению, русские источники не сообщают о новой попытке реванша за августовскую неудачу. Зато в литовских источниках сохранились сведения о ещё одной попытке организовать поход к Уле. В начале октября 1568 года дрисский поручник Ш. Жабровский сообщал исполняющему обязанности польного гетмана, что, по сведениям его «доброхотов» и засланных к неприятелю его королевской милости «шпегков», в Себеже снаряжается новая рать на Улу. Составить её должны были ратные люди Новгородской земли (в частности, с Шелонской пятины), наряд, порох и ядра для этой рати готовились в Полоцке, а возглавить её должны были два воеводы: первым был некий Никифор (уж не о Никите ли Чепчугове, себежском голове в 1566–1567 годах, идёт речь?), а другим — князь Юрий Токмаков. Поручик писал князю Роману, что этот Токмаков пообещал своему государю непременно вернуть Улу. Надо полагать, вряд ли это обещание было беспочвенным, ибо князь Юрий слыл известным экспертом в крепостной войне.