Страница 36 из 49
Герцог Курляндии Готтхард Кеттлер и его супруга Анна
Под полковыми воеводами «ходили» 44 сотенных головы: 14 в Большом полку, девять — в полку Передовом, столько же в полку Правой руки и по шесть в полках Левой руки и Сторожевом, а еще десять голов были при «наряде». Вместе с приданными войску татарами и «новокрещенами» под началом Мстиславского было не меньше 14000–15000 «сабель» и «пищалей», не считая обозной прислуги и посошных людей. Любопытный факт: Реннер упоминал о неких Engelsche schutten — «английских стрелках», которые якобы находились в рати Мстиславского. Кем были эти «стрелки», неизвестно. Можно лишь предположить, что речь идет о неких английских «инструкторах» — то ли при «наряде», то ли при стрельцах.
На границе тучи бродят хмуро
Сборы российские долги. На этот раз «сила новгородская» была серьезно усилена за счет контингентов, переброшенных с «Низу»: опыт предыдущих кампаний показывал, что местные ратники и воеводы раз за разом допускали досадные промахи, а вот когда им на помощь приходили московские полки, ситуация выправлялась. Пока войско Мстиславского съезжалось в Псков, местные воеводы отнюдь не собирались отсиживаться за стенами крепостей. Нельзя было позволить противнику оправиться после неудачного похода в конце 1559 года, а заодно отнюдь не лишним было дать своим воинам возможность потренироваться и разжиться животами и пленниками. Поэтому, несмотря на не слишком благоприятную погоду, русские неоднократно ходили на ту сторону рубежа за удачей и зипунами, ища своему государю чести, а себе — славы и не только.
Псковичам не в новинку было ходить набегами на ливонцев, так что удивляться тому, что они в охотку снаряжались в набег, не приходится. И вот псковский летописец с явным одобрением сообщал, что его земляки, охотники-торонщики, своею волею ходили «в Немецкую землю, и много воевали земли, и полоноу и животины гоняли из земли много, а иных немци побивали». Деморализованные неудачей осеннего похода ливонцы не сопротивлялись, предпочитая отсиживаться за стенами замков, и псковичи-торонщики изрядно потешились, утолив жажду подвигов и набрав всякой добычи.
Не отставали от них и гарнизоны пограничных городов. В январе, не дожидаясь, пока рать Мстиславского придет в движение, юрьевский воевода князь А. И. Катырев-Ростовский дважды отправлял своих людей в набег на орденские земли, чтобы не дать неприятелю покоя, узнать через захваченных языков о его намерениях и, само собой, позволить своим людям ополониться и разжиться добычей. Сперва голова Василий Васильев сын Прокофьева Розладин из рода Квашниных, сын боярский дворовый Деревской пятины, успешно сходил в набег под замок Тарваст, побил тамошних «немцев», имевших неосторожность выглянуть за пределы замковых стен померяться с русскими силой в поле, после чего «посад у Тарваса пожег, день у посаду стоял, а воевал три дня», а затем вернулся домой, по словам летописца, «дал бог здорово».
Сигизмунд II Август
Следом за Василием Розладиным в набег отправился князь Глеб Васильев сын Оболенский, тоже помещик Деревской пятины, «с товарыщи» на Вильян-Феллин. Правда, на этот раз ливонцы — недаром в Феллине сидел бывший магистр ордена Вильгельм фон Фюрстенберг — на отходе «угонили» князя Оболенского. В последовавшей схватке погибли брат Василия Розладина Иван и с ним еще восемь детей боярских. Однако, судя по воеводской отписке, немцы в итоге все же были отбиты и русские сумели уйти, уведя с собой и весь взятый полон.
В частных разрядных книгах сообщается также, что того же 7068 (1559–1560) года «из Юрьева ходили воеводы к Тарвасу и к Ляусу князь Олександра Ивановичь Прозоровской да Василей Борисов сын Сабуров; да из Ракобора ходили воеводы с ними же Борис Степанов сын Колычев, да Дмитрей Шефериков Пушкин». По направлению похода получается, что на Тарваст русские воеводы ходили дважды. Официальная летопись войны об этом походе молчит. С другой стороны, в разрядных книгах ничего не говорится о набегах Василия Розладина и князя Глеба Оболенского. Однако осмелимся предположить, что и разрядные записи, и летописные свидетельства взаимно дополняют друг друга. Другое дело, что князь Прозоровский со товарищи ничем особенным не отличился, и летописец решил не вписывать его деяния в официальную историю войны. И все же, несмотря на суровую зиму, на границе было неспокойно: русские тревожили ливонцев набегами, не давая им покоя. Но все это было не более чем разминкой перед главным событием зимней кампании 1559–1560 года.
Там, за рекой, загорелись огни…
Отправляясь из Москвы к своим полкам, князь Мстиславский, как водится, получил из Разрядного приказа наказ, в котором подробно были расписаны цель и задачи похода. К сожалению, наказ этот не сохранился, однако составить представление о том, что предписывалось воеводам, можно, если перечитать аналогичные наказы, составленные в Разряде для князя М. И. Воротынского перед кампанией 1572 года или для князя В. Д. Хилкова в кампанию 1580 года.
Целью похода на этот раз становился орденский замок Мариенбург и город при нем. Русские именовали его Алыстом (современный латвийский Алуксне). Расположенный юго-западнее Пскова, в приграничной зоне, город был важным в стратегическом отношении пунктом. Обладающий Мариенбургом мог использовать его и как плацдарм для атак на Псков и его владения, и для наступления на Центральную, Юго-Восточную и Южную Ливонию, которая оказалась в зоне влияния Литвы. Кроме того, Мариенбург контролировал так называемый Псковский тракт — часть Гауйского коридора, по которому проходили важнейшая торговая магистраль и торный путь, связывавший Ливонию и Псков. Значение Мариенбурга как форпоста хорошо понимали и в Москве, и в Вильно. Во всяком случае, позднее Сигизмунд II сожалел о том, что из-за промедления литовских воевод, командовавших ограниченным контингентом войск, введенных в Ливонию по условиям соглашения с магистром и рижским архиепископом в конце 1559 — начале 1560 года, Мариенбург попал в руки русских.
Руины Мариенбурга
Марш к Мариенбургу большого войска с громоздким нарядом и не менее тяжелым и неповоротливым обозом в не самых лучших погодных условиях представлял собой сложную операцию. К тому же русские воеводы знали о том, что литовские наемные роты занимали один за другим орденские и архиепископские замки в Подвинье. Кто мог поручится, что, имея в тылу такую опору, магистр не попробует перейти к активным действиям? А вдруг Кеттлер и Вильгельм после зимней кампании не распустили остатки своего воинства, но сохранили часть его и могут контратаковать, если не сорвав, то серьезно затруднив действия Мстиславского? В общем, решение проблемы напрашивалось само собой: выступление главных сил должен был предварить авангард, «лехкая» конная рать. Она должна была создать непроницаемую завесу для неприятеля, не дав ему возможности неожиданно атаковать главные силы, а заодно разведав его намерения. Ну и само собой, по старой доброй традиции, высланная вперед «лехкая» рать пустила бы по ветру, обратив в прах и пепел, ливонские грады и веси.
Сказано — сделано. 18 января 1560 года по приказу Мстиславского границу пересекла трехполковая, с четырьмя воеводами, рать воеводы князя Василия Серебряного. Согласно разрядной записи, ее персональный состав выглядел следующим образом: