Страница 16 из 114
— Каки-таки проделки? — прогудел предводитель ряженых. — Закон Заповедный справляем. Ты давай того, поаккуратнее, т-твое просветление! Ишь какой неслушный…
А потом добавил, умница:
— Еттого, со шпажонкой, — тоже в бочку.
— Так мокрили уже, — сказал кто-то.
— Разве? Когда?
— Да поутру. Господин барон… это. Кавальяк выставляли.
Предводитель ряженых почесал затылок.
— Кавальяк? Ну и чего? Пущай с попом побарахтается. Тудысть!
— Хлипкий он какой-то.
— Ничего. Не застудится, — ухмыльнулся Егудиил. — В бочке, почитай, вода уже святая!
Ряженые обидно захохотали. А Гийо, бултыхаясь в бочке под водосливом, лишь скрипел зубами. До него начало доходить, как тонко Обенаус все рассчитал и как изящно себя освободил: ни одного из участников опознать невозможно. Сколько сейчас ряженых в Муроме… И еще учел Обенаус, что ссориться с посадником Покаяне вообще ни к чему. Поскольку на носу война с Поммерном. Умен, пес. Ловок, шельма. Но ничего, ничего, ничего. Теперь против этого барончика ополчится весь орден Сострадариев и вся пресвятая Бубусида. А уж проконшессто Гийо постарается…
— Шпагу, шпагу не отбирайте, — вдруг заволновался обрат Сибодема. — У барона то есть.
— А пошто?
— Иначе война будет! В виде боевых действий.
Ряженые опять захохотали.
— А если со шпагой макнем, война будет?
— Нет, наверное, — с умудренностью сказал Сибодема. — Только насморк.
И шумно высморкался. У него сильно чесалось под мокрой рясой, но он героически не чесался на виду у муромских дикарей. А то возомнят о себе несусветное.
5. КУРФЮРСТЕН-ЯХТ «ПОЛАРШТЕРН»
Водоизмещение — 1730 тонн. Трехмачтовая баркентина.
Максимальная зарегистрированная скорость — 17,8 узла.
Вооружение — 66 орудий калибром до 36 фунтов.
Экипаж — 696 человек плюс 75 пассажиров первого класса.
Командир — шаутбенахт Юхан Свант.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
СУПРЕМАТОРУ ОРДЕНА СОСТРАДАРИЕВ
КЕРСИСУ ГОМОЯКУБО
ЛИЧНО
Обрат бубудумзел!
Эскадра Поммерна еще не появлялась. Установлено круглосуточное наблюдение. Разработана операция по временному контролю над одним из мостов.
С печалью сообщаю, что старания наставить на светлый путь посла Обенауса успехом не увенчались. Окайник упорствует, позволяет себе непотребные высказывания в адрес самого даже Великого Пампуаса нашего, святого Корзина, злоумышляет на основы веры, вредит Пресветлой Покаяне где и как только может. Еретик предерзок есмъ!
Обрат Керсис! Вынужден я просить благословения на Ускоренное Упокоение для нечестивца. Нет на этом Свете возможности для просветления Альфреда, барона фон Обенауса! А старший душевед обрат Замурзан и подавно так считает.
Да объявится воля Пресветлаго!
Да продлятся дни базилевса нашего,
Императора Тубана Девятого!
Аминь.
Покачиваясь на мягких рессорах, экипаж катился в сторону Теклы.
Его крыша порой задевала низкие ветви, стряхивая с них дождевую воду. Ждан удобно развалился на подушках и глядел в окно кареты.
Ночью и под дождем место недавнего пикника выглядело совсем иначе, чем днем. Хмуро, безрадостно. Над рекой висел плотный туман. Его полосы протянулись к берегу, расползлись по лесу и наполовину скрыли стволы сосен. Деревья от этого казались воткнутыми в серую массу, как свечи в именинный торт. Или в пирог с черемухой, подумалось вдруг Ждану.
Он опустил стекло и выставил голову наружу.
Тотчас же в ноздри ударила сложная смесь из запахов хвои, водорослей, прели; усилились стук копыт о намокшую песчаную дорогу, шум сосен, дребезжащий звон колокольчика. За шиворот скатилась холодная капля.
Ждан поежился, но голову не убрал, поскольку впереди показались ворота той самой усадьбы, в которой чуть больше суток назад гостевала честная студенческая компания. Оказывается, не только в сказках все может измениться в один день! От всего случившегося веяло тайной, приключениями, опасностями. Можно было сделать свою судьбу, сделать себя. Ждану это нравилось. Однако сильно много тумана окружало все дело. И в прямом, и в переносном смысле. Он подумал, что вопреки уверениям противошпионного генерала Фромантера какой-то подвох все же должен быть.
Карета миновала скупо освещенную виллу, повернула влево и покатила вдоль знакомого забора из красных кирпичей.
Минувшим вечером эту часть поместья Ждан разглядеть не мог, поскольку ее скрывал пригорок, и скрывал не случайно, — оказалось, что здесь в берег врезался узкий, облицованный серым камнем канал.
В нем белели две небольшие прогулочные яхты со свернутыми парусами. Еще одна яхта, лишенная мачты и укрытая брезентом, покоилась на слипе. Дальше, у самого выхода в Теклу, к стенке был причален морской баркас с полной командой гребцов. Перед ним карета и остановилась.
Дверцу тут же распахнули.
Сильнее запахло речными водорослями. И еще — смолой. В черной ночной воде канала качались блики газовых фонарей. На пирсе Ждан увидел флотского офицера в белом шарфе и перчатках.
— Господин Кузема-младший? — спросил офицер.
— Я есмь Кузема. Младший.
Офицер поднес к козырьку два белых пальца.
— Мичман Петроу. Тоже младший.
— О! Ваши предки из Мурома?
— Нет, из Песцов.
— Это где?
— Да в княжестве Четырхов.
— А! Ну, Четырхов — почитай тот же Муром.
— Да, почти.
— Приятно познакомиться. Меня Жданом Егорычем кличут.
Мичман еще раз поднес пальцы к козырьку.
— Виталий.
— А по батюшке?
— Анатольевич. Прошу на баркас, сударь. Через десять минут мы должны быть на борту.
— Во как, — без особого восторга отметил Ждан. — По минутам все рассчитано?
— А как же иначе? — удивился мичман Петроу. — Кригсмарине, дорогой земляк.
— Ладно. Посмотрим вашу кригсмарину.
Вечерний туман укутывал монаршью яхту. Издали были заметны только голые мачты. Лишь метров со ста пятидесяти корпус «Поларштерна» стал смутно прорисовываться, как на листе ватмана с размывкой.
Крепкие, тренированные матросы гребли на совесть, баркас плыл быстро, и вскоре в мутной туманной массе уже различался высокий борт с длинным рядом пушечных портов.
Ждан знал, что яхта Бернара Второго была выстроена по эскизам самого курфюрста. Она имела длину и оснастку линкора при несколько меньшей ширине и осадке. Эта относительная узость делала «Поларштерн» судном менее устойчивым при боковой качке, зато более быстроходным, способным оторваться от превосходящего по мощи корабля. А над быстроходными фрегатами яхта имела преимущество в артиллерии. На ее нижней палубе располагались десятки очень дорогих пушек со стволами из лучшей стали. Их могло быть и больше, однако следующая палуба почти целиком отводилась под комфортабельные каюты, там на месте пушечных портов уютно светились прямоугольные иллюминаторы. Из этого следовало, что «Поларштерн» все же не предназначен для эскадренного боя, в котором корабли час за часом громят Друг друга страшными бортовыми залпами.
Еще выше располагалась палуба, открытая в средней части, но с надстройками на оконечностях. Носовая из них, или форкастель, вмещала в себя просторный камбуз, кабестан и трапы в нижние помещения. На ее крыше стояла батарея легких пушек, сразу четыре из которых могли вести огонь по курсу. А в кормовой надстройке, начинающейся от грот-мачты, располагались личные апартаменты курфюрста и каюты для наиболее важных лиц из его окружения.
Наконец над ними, в короткой надстройке между бизанью и кормовым свесом, обитали капитан и старшие офицеры.