Колумбарий

Копать номерами оказалось настоящим мучением, но ничего лучше они не придумали. Не руками же. Расшвыривая последние комья снега, Мельник заметил в темноте фигуру и замер. Обнаженный человек стоял в десяти шагах от них и смотрел на дорогу.

– Баха, надо заканчивать.

Мертвец повернул голову к копателям, и Мельник его узнал. Саня был высушен, выпит, от него осталась лишь обледеневшая оболочка. Но оболочка эта могла передвигаться, поэтому шагнула к своей машине.

– Д-д-должны выбраться теперь.

Мельник с Бахой метнулись к кабине, но внутри никого не оказалось. У распахнутой пассажирской двери валялось полотно саперки. Снег вокруг был примят, и в темноту уходил след гигантской улитки.

– Оля… – прошептал Бахтияр, блокируя дверь.

Мельник нажал на газ, и уазик вылез из снежной ловушки, грохнув боковиной бывшего хозяина. Проверили зеркала. Мертвец поднимался очень медленно, но за его спиной вырастали другие тени. Отъехав метров на двадцать, Мельник бросил руль и схватил фонарик.

– Ты ч-чего?

– Меняемся. Вдруг она жива? Ты же видел след, ее не снег унес.

Бахтияр кивнул и перелез на водительское место.

– Десять минут, не больше, – сказал Мельник, выбираясь наружу через пассажирскую дверь. – Потом уезжай. Держись, они рядом. Просто дави их к чертовой бабушке.

Привлеченные огнями уазика, навстречу по дороге шагали карикатурные человечки. Мертвые. Десятки, если не сотни худосочных неповоротливых фигур. Мельник отыскал место, где забрали Олю, подхватил огрызок лопаты и только тогда включил фонарь. За спиной завыли мертвецы. След уползал в сугробы, а на снегу черными дырами красовались провалы от ног. Мельник застревал, цеплялся ботинками за мерзлую корку, но лез дальше. Электрический свет пятнами прыгал по ночной степи и терялся в нескончаемой стене белого крошева. Кровь на земле чуть притормозила Мельника, но тот двинулся дальше. Рука с фонариком дрожала, впереди шевелилась ночь. Над головой, казалось, кто-то хохочет. Теперь Мельник шел сквозь кровь. Она была всюду, снег стал красным. Понимая бесполезность затеи, Мельник тем не менее волочил ноги вперед. Ведь там была Оля. Когда-то его Оля… Свет фонарика уперся в серые спины. Мертвецы стояли на коленях, опустив головы к земле. Они чавкали, рычали, ворчали, из-под ног тек багряный ручей. Неровный луч мазнул по безволосым затылкам, по едальне из внутренностей, по оторванной белоснежной косе… и по заляпанным лицам. Мельник отшатнулся. Двое мертвецов шагнули к нему. Завыли остальные, но тут же вернулись к кормушке. Погасив фонарь, Мельник попятился. Заскрипел снег, и тени пришли в движение. Кто-то навалился сзади, над ухом заклацали зубы. Мельник с трудом вырвался, отмахнулся саперкой и побежал. Теней стало больше. Гораздо больше. Похоже, с Олей они закончили.

Баха давно уехал, хотя и не умел толком водить. Мельник тащился через абсолютную черноту. Никаких проблесков на небе, никаких фар. Он застрял в огромных сугробах, где можно было пробираться вплавь. Включать тут фонарь было бы самоубийством. Снег трещал со всех сторон, приближались стоны безвестных обитателей этих мест. И тут Мельник услышал автомобильный гудок. Именно гудок, как у настоящего паровоза, Саня его очень любил. Уазик верещал не так далеко, и Мельник, точно ледокол по замерзшему морю, двинулся к дороге. Ноги были насквозь мокрыми, снег попал даже в трусы, а рук и лица он давно не чувствовал. Но для последнего рывка силенок хватило.

У самой обочины Мельник остановился и зажег фонарь. Гора снега рядом с ним чуть приподнялась. Бахтияр каким-то чудом разглядел мигающий свет и почти сразу сдал назад. С крыши посыпались серые фигуры, под колесами захрустели переломанные конечности. Мельник обернулся. Сугроб стал еще выше, словно шевелился. Дорога была забита мертвецами, превратившись в живую реку смрада. Они никуда не торопились, словно верили, что машина не сдвинется с места. Или ждали остальных, ведь из снегов вылезали новые и новые трупы.

Мельник отворил заднюю дверь, увернулся от вывалившейся оттуда женщины с обглоданными руками и нырнул внутрь. Все окна тут оказались разбиты, пришлось приземляться на осколки. Крупными трещинами разошелся снежный курган у дороги, выпуская на волю настоящее чудовище. Из кабины послышался голос Бахтияра:

– Жив-вой?

– Поехали!!!

В салон влезла огромная безглазая морда на длинной шее. Болезненного вида тварь без шкуры заслонила собой дорогу, в крышу уазика упирались горбы. Сплющенная пасть метнулась к Мельнику, врезаясь в стекло на полу. По всей голове существа росли рубцы и открытые раны. Мельник воткнул полотно саперной лопатки прямо в здоровенный нос. Уазик тронулся, по корпусу застучали высохшие руки, но было уже поздно. Мертвецы остались на заснеженной трассе. Великан с пробитой мордой переминался на четырех ногах, не собираясь отправляться в погоню. «Буханку» было уже не догнать.

Мельник перелез в кабину, а как только чуточку отогрелся, сел за руль. Дорога стала лучше, посреди утренних сумерек появились долгожданные просветы. Кошмар уходил.

Давить на педали становилось все сложнее, усталость ломила кости и склеивала глаза, но близость границы придавала сил. Баха спал, держась за разорванный рукав. Пальцы раскрашивала засохшая кровь. Мельник только сейчас сообразил, что они даже не перевязали рану, когда придурок на заправке полоснул Бахтияра. С этого и начались неприятности. Не верилось, что с тех пор минуло всего несколько часов.

Ледяная пустыня снаружи расцветала, таял снегопад. Черный занавес нехотя поднимался, впуская в мир осколки света, из которых должен был вырасти новый день. Мельник закурил, рядом закашлялся Бахтияр.

– С каких это пор ты от дыма нос воротишь?

Баха не ответил. Открыл окно, высунулся наружу и выблевал половину внутренностей. Потом повернул к Мельнику бледное лицо, вытер рот и заплакал.

– Твою мать… – едва смог выговорить Мельник, останавливая машину. Теперь он вспомнил, что на заправке Бахе порезали правую руку, а не левую, за которую тот держался.

– Так вот почему они всей толпой не бросились на машину.

– М-может, и так. – Бахтияр залез в бардачок, достал пучок проводов и сунул их Мельнику. – Я не хочу с-с-среди них ход-дить.

Мельник сомневался, что удавка поможет. Он смотрел на Бахтияра и вспоминал, как тот пришел к ним в школу в третьем классе. С такой внешностью, да еще и с заиканием он был обречен на издевки, но неожиданно быстро со всеми сдружился. Особенно с Саней, Олей и Юрой, которого уже тогда почти все звали по фамилии. Дружная четверка и в институт поступила вместе, а вот после него их судьбы разошлись. За минувший год они почти не виделись, и праздничная неделя показалась отличной возможностью наверстать упущенное.

Бахтияр понял без слов. Кашляя и шатаясь, он выбрался из кабины и поковылял к капоту. Мельника трясло, руки едва удерживали руль. Бред, сумасшествие, еще вчера они все вместе хохотали над закидонами Сани, а теперь…

– С-с-спасибо, – проговорил Баха в открытое водительское окно. – Скажи род-дителям, что… что-ниб-б-будь. Не знаю.

Он отошел, улегся головой под переднее колесо и замолчал.

– Тебе спасибо, друг, – вытирая слезы, произнес Мельник. – Обязательно скажу. Скажу.

Мельник закрыл окно, включил магнитолу на полную громкость и нажал на газ. Уазик два раза едва заметно наклонился вправо и поехал дальше. В зеркала заднего вида Мельник не смотрел.

В бак ушли последние двадцать литров бензина, и алюминиевая канистра улетела в салон. Вокруг окончательно рассвело, снегопад закончился. С ночью ушли и страхи. Столбы электропередач утопали в белом море и растворялись в утреннем тумане вдалеке. По дороге бежала поземка, а солнечные блики купались в залежах снега.

Мельник ехал вперед, даже не представляя, куда уткнется эта дорога. Линия горизонта казалась бесконечно далекой. Во все четыре стороны тянулось одинаковое снежное полотно.

Когда он увидел движение, то не поверил своим глазам. В сотне метров впереди бежала лошадь, волоча за собой переделанную в сани телегу. На грубо сколоченных досках сидел человек. Настоящий живой человек. Мельник выехал на середину дороги и прибавил скорости. Догнав самодельную повозку, он посигналил, и лошадь замедлила шаг.