Страница 4 из 180
Это были именно те слова, которые могли подтолкнуть колеблющегося короля.
— Ждите меня здесь! — властно бросил он и перешагнул черный порог.
И тут же по обе стороны длинного коридора сами собой вспыхнули свечи в высоких бронзовых шандалах.
За спиной раздались изумленные и испуганные голоса. Свита тревожилась за государя, но никто, даже Аудан, не рискнул нарушить прямой приказ Вепря. Это означало бы подписать самому себе смертный приговор.
На миг король остановился, свирепо засопел — и решительно двинулся по коридору.
С раздражением и недоверием оглядел Нуртор сводчатый зал, освещенный лишь пламенем большого очага. По стенам, задрапированным тяжелыми тканями, ползали бесформенные тени. Кое-где из драпировок, как из засады, выглядывали полки, с которых на короля пялились траченные молью звериные чучела. На широком столе тихо светились странной формы стеклянные сосуды и тускло поблескивали непонятные железяки, похожие на орудия пыток.
Мертвые черные светильники, на цепочках спускавшиеся с потолка, походили на злобных птиц, парящих в полумраке. Нуртору хотелось взмахом руки отогнать их прочь.
Король помнил этот зал иным. Помнил веселую пляску факельных огней, стол, уставленный яствами, суетящихся слуг; помнил ленивых и ласковых собак, развалившихся под ногами гостей; голоса бродячих певцов, тонущие в хохоте и криках пирующих.
Хорошо было здесь при жизни прежнего Хранителя замка. Весело, тепло... да, именно тепло! Не пробирал вошедшего ледяной холод вдоль позвоночника, не глядели недобро узкие окна, как враждебно сощуренные глаза... огонь в очаге не напоминал о погребальном костре... не заползал во все углы странный, едкий, ни на что не похожий запах, мерзость какая-то...
Единственное, что осталось в зале от прежнего убранства, — это пышные драпировки по стенам. Но сейчас даже эти тряпки топорщились такими безобразными складками, что наводили на мысли о скрывающихся за ними убийцах и тайных соглядатаях.
Виновником перемен был высокий старик в темном балахоне, что стоял сейчас у очага спиной к королю и грел руки над пламенем, точно был один в комнате и вообще на свете. Седые волосы, прядями рассыпавшиеся по плечам, казались розовато-серыми в отблесках огня.
В глазах Нуртора этот старец был столь же мирным, благостным и добродушным, как клубок змей на солнцепеке.
Досада короля росла, сменяясь гневом. Как смеет этот человек — будь он хоть трижды чародей — так бесцеремонно держаться в присутствии государя Силурана, потомка Первого Вепря?
Еще немного — и ярость Нуртора прорвала бы плотину благоразумия. Но тут старик, словно прочитав его мысли, обернулся.
— Приветствую моего повелителя! — сказал Айрунги Журавлиный Крик радушно, хотя и без тени подобострастия. — Я рад видеть тебя под этой убогой кровлей.
Короля передернуло. «Убогая кровля», надо же сказать такое! Силуран позволил этому старикашке поселиться в замке, от которого не отказался бы Мудрейший любого Клана... Впрочем, колдун, кажется, стоил того, что на него затрачено. Надо быть с ним поприветливее...
Правитель Силурана ненавидел сдерживать свои чувства. Это причиняло ему почти физическую боль. Король стиснул зубы, словно стараясь прикусить рвущуюся наружу злобу, и приблизился к очагу, в котором ровным пламенем горели куски каменного угля. Чародей не сводил с Нуртора цепких, колючих глаз, в которых извивались отблески огня.
— И пусть мне не говорят, — продолжал Айрунги бархатным голосом, — что государь прибыл ко мне за приворотным зельем. Такому мужчине не отказала бы ни одна красавица, даже если бы на его камзоле не была вышита морда вепря!
— Довольно, почтенный Айрунги! — прервал король эту дерзкую болтовню. — Никто не считает тебя деревенским знахарем, торгующим приворотными зельями. А зачем я сюда прибыл... Ты же мудрец, сам догадайся!
— Государь, мы не дети, чтобы играть в «угадки». Я спрошу огонь, он ответит...
Чародей железной лопаточкой осторожно поправил угли, чтобы пламя сделалось еще ровнее, и устремил в очаг пристальный взгляд, точно пытался разобрать полустертые знаки на старом пергаменте.
— Грайан... — произнес он медленно, пробуя это слово на вкус, как драгоценное вино. — Грайан... твои мысли там, государь, на родине твоих предков.
— Это и белке в лесу понятно! — желчно отозвался король. — Перебери все Ветви Изгнания и найди мне такого недоумка, которому не снился бы Великий Грайан!
Внезапно в глазах короля, как тень рыбы в глубине реки, мелькнуло недоверие, голос чуть дрогнул:
— Но к чему говорить о глупых снах и бесполезных мечтах? Скоро будет три столетия, как наши предки были изгнаны за северную границу Грайана. Пора бы признать Силуран своим единственным домом — особенно мне, правителю этой страны. Боги ясно выразили свою волю, как же могут люди противиться ей?
Колдун протестующе вскинул желтую, словно пергаментную руку со следами старых ожогов:
— Это не твои речи, Вепрь! Пусть трусы и лентяи говорят о нерушимой воле богов, а великому государю такие слова не к лицу! Любой жрец подтвердит: Безымянные всегда на стороне героя, который прокладывает свой путь сквозь бури, вражьи клинки и сети подлых интриг!
— Ты говоришь об одиночках, старик. Мне же приходится думать о благе государства...
Нуртор и сам почувствовал фальшивую нотку в своих словах. Он гневно вгляделся в лицо Айрунги — не мелькнет ли в темных глазах насмешка?
Колдун твердо выдержал взор Вепря — взор, заставлявший бледнеть самых отважных воинов из королевской свиты.
— Достойные слова, господин мой! Вот и подумай о благе государства, сейчас самое время! И, во имя Безликих, сделай хоть что-нибудь!
— Да как ты смеешь!.. — рявкнул было король, но его остановил удивленный взгляд Айрунги. Не испуганный, а именно удивленный. Взяв себя в руки, Нуртор продолжил тоном ниже: — Ты дерзок, старик. Не забывай, что говоришь со своим повелителем — и с Сыном Клана Вепря!
— Государь, — ответил колдун с нотками разочарования в голосе, — ты захлопываешь дверь перед моей неучтивостью, но оставь хоть щелку для моего искреннего желания помочь, для моих редких познаний, для моего опыта... — Айрунги огорченно повел узким плечом. — Впрочем, ты — король. Как прикажешь... Так тебе нужна лесть? Ты ради этого скакал в такую даль? Во дворце, видно, этого добра мало...
Нуртор почему-то почувствовал себя виноватым и из-за этого заговорил еще более раздраженным тоном:
— Что мне нужно? Мне нужно, чтобы ты вспомнил, за что Силуран платит тебе деньги. И немалые, кстати, деньги! И мне совершенно ни к чему твои кивки в сторону южной границы. Могу напомнить: во время последней войны с Грайаном, — Нуртор сглотнул ругательство, как застрявший в горле комок, — по загривку получил совсем не Грайан! Мы отдали Черную Пустошь, уступили земли вдоль реки Дикой... ладно, не жаль, земли заброшенные, люди на них почти не селятся... война там крепко поработала, нечисть разная гуляет... А вот Яргимир, Богатый Город! Он же преспокойно перешел на сторону врага, сам открыл ворота, признал Бранлара своим королем! Яргимир, украшение моей короны! Это ли не удар?
— Удар! — серьезно и сочувственно откликнулся старец. — Но если у крестьянина град выбивает всходы — разве закатывает он глаза к небесам и произносит речи о воле Безымянных? Нет, он тяжело вздыхает и готовится к следующему посеву. Так может ли потомок Первого Вепря быть менее мудрым и стойким, чем жалкий землепашец?
— Ну, если это и есть советы, за которые я так щедро плачу...
— Мудрость не может оплачиваться слишком щедро... Но мой государь хотел говорить не об этом, верно?
— Не нужно быть колдуном, чтобы догадаться... Я приехал из-за Морских Кланов. Они вконец обнаглели — не пропускают к нам торговые суда. И я уверен, что за пиратскими рейдами, которые лишили меня четырех прекрасных кораблей, скрываются все те же хищные твари — Спрут, Акула и Альбатрос!
— «Соленая пена», «Бурун», «Крик чайки», «Летящий», — тихо и серьезно произнес седой чародей, вновь устремив взор в огонь. И при каждом слове в груди Нуртора тупо колыхалась боль утраты.