Страница 5 из 6
– Вы это все сами видели? – на всякий случай уточнил я.
– Конечно сам! – Семен обиделся, – мы со Стасом возле решетки стояли, но не успели ему помешать, уж слишком быстро этот псих назад руку отдернул. Я подумал, что-сейчас-то Михаил Васильевич уж точно побагровеет от бешенства, уж больно он не любил, когда его за одежду хватали.
Я вздрогнул от резкого звука, едва не выронив исписанный блокнот. Грохот от пустой пачки, свалившейся на пол, в закрытом помещении ударил по ушам, да в добавок и по моей нервной системе – с кем поведешься, как говорят.
– В этот момент все и произошло! – Семен посмотрел мне прямо в глаза, прежде, чем продолжил рассказывать. – Мне показалось, что в больнице свет погас… а может и не погас, это продлилось всего лишь мгновение. Михаил Васильевич засмеялся неестественным женским смехом и стал крутить головой по сторонам, как будто он только сейчас рядом с нами оказался. А потом с размаху ударил Стасика ладонью по щеке, у того от удара даже слезы из глаз посыпались. Я подумал, что Стасик сейчас тоже ударит в ответ, тот, хоть и с трудом, но сдержался. А Васильевич повернулся к нам задом, снял штаны и облокотился на стол, смеется и говорит: вколите шприц в эту круглую попку!
– И это видели не только вы? – я уже не знал – верить ему, или не верить.
– Это еще Стас и Илюха видели, – ответил санитар, не повышая голоса, – Стас находился рядом со мной, а Кутищев стоял чуть дальше по коридору. Илья аж подпрыгнул, когда позади него заведующий отделением заорал: остановите немедленно это безобразие! Только вот сзади него находилась палата со старой дурой, которая в тот момент кричала голосом, похожим на докторский.
Я шелестел блокнотом, исписывая и перелистывая разлинованные страницы, стараясь ничего не упустить, особенно имена и фамилии перечисленных санитаров. В этот момент во мне начала зарождаться и крепнуть идея, которая показалась мне очень перспективной, но сначала мне нужно было все взвесить и серьезно обдумать.
– Продолжайте, пожалуйста, – попросил я, обращаясь к Семену.
– Так вот, я и рассказываю… врач лежит животом на столе, выпятив вверх свою сморщенную и голую задницу, и хохочет, как будто ненормальный, а старуха из девятой палаты аж голову сквозь решетки просунула и кричит: прекратите немедленно это безобразие! Мы со Стасом переглянулись, а что делать – не поймем. И тут Михаил Васильевич стал на пол шоколадки ронять.
Семен закашлялся, хватая ртом воздух, каждый вдох давался ему с трудом. Лицо покраснело, на стол закапали крупные слезы, из носа свесилась длинная сопля, – шоколадки начал ронять на пол, – сиплым голосом выдавил бывший санитар.
Я вскочил со стула, сильно ударившись коленом о стол, и захромал в сторону двери, выводящей наружу. Была ли то эпилепсия, или произошел приступ астмы, в любом случае, я не собирался оказывать первую помощь, решив предоставить это почетное право санитару, который первым откроет дверь. Но мой кулак, готовый застучать в металлическую поверхность, замер в воздухе, не дойдя до двери. Обернувшись, я подтвердил зародившееся предположение, это был всего-навсего смех. Семен смеялся, вспоминая ситуацию.
– Ну и напугали же вы меня, – сказал я, подбирая с пола блокнот.
– Шоколадки на пол посыпались, – продолжал давиться смехом Семен, – вы поняли? Доктор какал прямо там, где стоял!
Павлихин принялся издавать звуки, с какими когда-то испражнялся доктор, по счастью воспроизводилось это ртом. На мой взгляд, смешным все это совершенно не звучало, и я попытался остановить его, – и чем закончилось такое представление?
– Потом снова моргнул свет, – закончил Павлихин, пытаясь вытереть слезы плечами, – Михаил Васильевич натянул штаны и быстро убежал.
Бросив взгляд на часы, я заметил, что наша беседа длится уже третий час, вместо отведенного мне единственного часа. Как говорится, пора было и честь знать.
– Так что за голоса вы постоянно слышите? – задал я последний вопрос.
С Павлихина разом слетело веселье, напротив меня снова сидел осунувшийся и больной человек. Из бывшего санитара психиатрической клиники он превратился в типичного психа, засунутого наспех в больничную пижаму, каким я его при входе и застал. Но глаза при этом больше не бегали по стенам, они со злобой смотрели на меня.
– А ты спроси об этом у длинного Стаса, готов поспорить, что он не просто так себе палец откусил!
Про откушенный палец я ничего спрашивать не стал, хоть о открыл рот от изумления, увидев марлевую повязку на правой руке. Не берусь утверждать с вероятностью сто процентов, но мне показалось, что большой пальца под этой повязкой отсутствует. Я стучал минут пять, прежде чем вернулся неестественно-высокий санитар и открыл дверь, ведущую наружу. Мне хватило одного взгляда, которым длинный Стас одарил меня, чтобы воздержаться от излишних вопросов…
Глава 6. Последняя ночь в здравом рассудке
Домой я вернулся уже под вечер, обдумывая по дороге материал для газетной статьи. У меня были планы на сегодняшний вечер, главный из которых – отправить редактору отработанный материал, но как только входная дверь за мной захлопнулась, живот предательски заурчал. Чувство голода, которое я игнорировал на протяжении целого дня, набросилось на меня и не оставляло в покое. Решив наконец, что на голодный живот ничего дельного написать не удастся, я пошел на кухню и залил лапшу кипящей водой.
По квартире поплыл аромат специй и горячего бульона, отчего мой живот снова заурчал. Когда я вынимал из тостера подрумяненный хлеб – комплемент от повара к нехитрому ужину, сил на то, чтобы дождаться пока остынут приготовленные макароны, у меня уже не осталось. Но и поесть спокойно не удалось. Как только моя рука поднесла ко рту дымящуюся вилку, в нос ударил резкий запах дешевого табака. Он был везде: в волосах, на одежде, удивительно, как я раньше не замечал его. В течении двух минут я насильно запихивал в себя горячие макароны, но постепенно вместо вкуса курицы, обещанного на упаковке, бульон все больше напоминал кислый привкус мокрых носков, оседая в горле неприятным послевкусием. Решив, что дальше так продолжаться не может, я поспешил в ванную, и закинув свитер в стиральную машину, включил обжигающе-горячий душ.
Холодный ужин я доедал, сидя за ноутбуком, быстро набирая на клавиатуре текст. Через полчаса моя статья появилась на экране, бегло прочитав напечатанные строчки, я внес небольшие корректировки и вот передо мной готовый репортаж. Осталось отправить материал главному редактору, и я уже «большой молодец», именно такое звание Геннадий Михайлович присваивал мне каждый раз, за редким исключением, но что-то в этот момент удержало меня.
Нет, дело было не в том, что готовая статья мне не понравилась, все обстояло совсем наоборот. Перечитав еще раз собственный текст, я с гордостью отметил, что составил яркий психологический портрет бывшего санитара, умело описав эмоции и жесты, которыми он сопровождал свой рассказ. И что я получу взамен всего этого? Два абзаца на задней странице и бесплатный бонус «большой молодец», и тут меня посетила блестящая идея, мгновенно подкупив своей новизной. Единственный раз, за пять лет работы в газете, мне поручили стоящий материал – статью, которая сделает меня знаменитым, такой шанс было глупо упускать.
Идеи сыпались одна за другой, и каждая следующая нравилась мне больше предыдущей. Наконец, я ухватился за одну мысль, решив не размениваться по пустякам и не тянуться в небо за синицей. Но для реализации этого замысла мне необходимо доработать свой материал. Подробности, – сказал я себе, – нужны детали и больше подробностей!
В голове начинал вырисовываться план, состоящий из нескольких, но ключевых моментов. Во-первых, мне необходимо встретиться с бывшими коллегами Семена Павлихина, каждый из них мог рассказать свою отдельную и непредвзятую историю. Вторым пунктом обозначенного плана, я решил встретиться с заведующим отделением, под началом которого трудился бывший санитар и который принимал нового пациента, он же мог поведать мне о двух других санитарах, внезапно и добровольно расставшихся с жизнью.