Дед Пыхто

— Это верно. Так недолго и ноги протянуть.

Откуда-то взявшаяся мартышка запрыгала вокруг медвежонка, захлопала в ладоши:

— Остроумно! Очень! А-ха-ха-ха! Недолго ноги протянуть! Браво! Ура! Я так и вижу себя протянувшей ноги — я так устала, так устала! Уважаемый Мишук! Значит, ты считаешь, нам недолго ждать заслуженного отдыха?

Медвежонок замялся:

— Ну, как тебе сказать. Я другой отдых имел в виду.

Вмешался Главный слон:

— Понял я твои «протянутые ноги». Я теперь многое понимаю. Раньше, веришь, времени думать не было. Жара африканская, духота, крокодилы зеленые в глазах так и прыгают. А тут прошелся по… как же, как же?., хо-ло-дочку, голова ясная стала, и все думает, думает. Ты мне, парень, вот что скажи: тебя грамоте учили?

— Слегка. Чтоб не сильно утомлялся. А что, заметно?

— Еще как. Ты очень ученый медвежонок. Ты много знаешь.

Медвежонок застеснялся, морда прямо-таки пламенем вспыхнула:

— A-а… Все знания из книг. Вернее, из одной книги. У нас в тайге медведь такой есть. Потапыч, в пятой берлоге живет — вот он и учил меня. И других медвежат. Соберет нас на полянке и читает книжку. Называется «ЖЗМ» — «Жизнь замечательного медведя». Из нее я и нахватался.

— Понятно. Жаль, у меня в детстве не было такого Потапыча. Сейчас до всего сам дохожу. Но где же все-таки большие люди?

— Кто где. Кто работает, кто веселится.

— И как веселятся большие люди?

— На гармошке играют, песни поют, кренделя откалывают.

— Очень интересно. И долго веселятся?

— До упаду.

— Веселятся на сытый желудок?

— Как правило. Но бывают исключения. Вот если вы начнете веселиться, это будет исключение.

— Я не начну, — в который уже раз вздохнул Главный слон.

— Все. Пришли, — медвежонок остановился под балконом розового двухэтажного дома. — Вот здесь находится Главный человек. Подсадите меня.

Главный слон аккуратно обхватил его хоботом и аккуратно перенес на балкон. Медвежонок запел приятным баском и стал подыгрывать себе на гитаре, которую чудом где-то раздобыл-

— О, выйди, любезный, скорей на балкон!

Главный человек вышел, поклонился:

— Приветствую честную компанию.

Главный слон вежливо протрубил:

— Здравствуй: Петя!

— Вы, между прочим, ошиблись, уважаемый. Меня зовут Иван Иваныч.

— Что ж… Если вам не хватает «Пети», я с удовольствием исправлюсь. Здравствуйте, Иван Иваныч.

— Мое почтение.

— Вот мы пришли, Иван Иваныч.

— Вижу. Зачем пожаловали?

— Хотим навеки поселиться в вашем прекрасном городе.

— И что собираетесь делать?

— Работать и веселиться.

— Похвальное желание. Но без проволочек скажу: мы вас, между прочим, не ждали и принять не сможем.

Протяжный жалобный стон повис над площадью — последние силы вкладывали звери в этот стон.

— Понятно. — Главный слон задумчиво покачал хоботом и вдруг жалобно затрубил. — Горе нам! — он втянул в хобот побольше пыли и посыпал ею уши — есть такой обычай в Африке: посыпать уши пылью, и когда какому-нибудь зверю хотят напомнить о несчастья, о неприятности, случившейся с ним, тогда ему говорят: «Стряхни пыль с ушей».

Но Главный слон мгновенно взял себя в руки, особенно горевать не стал, сообразив, что не слоновье это дело хныкать да жаловаться.

— Но как же так, Иван Иваныч! Нехорошо получается. Сами пригласили, а теперь от ворот поворот, как говорит наш замечательный проводник. Через океан проплыли, через тайгу прошли. Нет к прошлому возврата, И в сердце нет огня. Или ноги протянем здесь, или вы нас накормите, напоите и спать уложите.

— Заявляю вам совершенно ответственно: никакого приглашения мы не посылали. Поэтому повторяю: ничем не могу вам помочь. Устраивайтесь, между прочим, сами.

— Но, но, но… — Главный слон от волнения и обиды начал заикаться. — К-как же сами? Было приглашение, Иван Иваныч, было! Клянусь зелеными холмами Африки!

— Где это приглашение? Покажите! Телеграмму, письмо, вообще, бумагу. В которой черным по белому написано: приглашаются африканские звери в таком-то количестве, для постоянного места жительства. Покажите, и дело о концом.

Главный слон величественно отпрянул и величественно протянул известную телеграмму.

— Вот и бумага. Хотя приглашения я ношу в своем сердце, — Но это же частная, личная телеграмма! Мало ли о чем мечтают девочка Алена и мальчик Сашка Деревяшкин. А сердце, между прочим, к делу не пришьешь.

— Но поймите, Иван Иваныч. Что за жизнь, в которой звери сами по себе, а дети — сами по себе? Когда при невиданном размахе строительства нет следов невиданных зверей?

Главный человек приказал:

— Эй, поскорей! Приведите сюда Алену и Сашку Деревяшку… Прошу извинить, Деревяшкина. Это я его после работы Деревяшкой зову.

Девочка Алена и мальчик Сашка Деревяшкин появились на балконе.

Главный человек строго и жестко взял Алену и Сашку за плечи, подтолкнул к балконной решетке.

— Вот, уважаемые звери. Они приглашали, с них все и спрашивайте.

— Мы же просто мечтали, — тихо сказал Сашка, — чтоб зверинец не ездил, а всегда у нас стоял.

— Мечты никого не интересуют. Мало ли о чем я мечтаю. На рыбалку, между прочим, второй год не соберусь. Молчу же. А может, тоже мечтаю, чтоб под этим балконом пруд с карасями появился. Да что тут говорить! Алена, отвечай, чем кормить будете, где селить? Отвечайте. А я ума не приложу.

— Пироженок куплю, газировки. У меня копилка есть, — шепотом ответила девочка Алена, и у нее задергались, закривились губы, потому что вдруг захотелось заплакать.

— Родители помогут, — солидно, серьезно ответил Сашка Деревяшкин, — И они сейчас в ответе. — Затем быстро нагнулся к Алениному уху и прошептал: — Не плачь, Аленка! Чуть подожди!

— Интересно! — прогремел над площадью голос Главного человека. — Такую ораву пирожным накормить?! Да вот этому гражданину нужно тысячу штук! — Главный человек кивнул на Главного слона. — Извините, уважаемые звери, за ораву. Ничего обидного в ней нет.

— А я все равно обиделся! — заревел бегемот по прозвищу «Онже», потому что любил повторять: «бегемот — он же гиппопотам». — Я очень обидчивый! Иногда сам удивляюсь: ничего обидного нет, а мне все равно обидно. О-хо-хо! — бегемот залился горючими слезами.

— Напрасно обижаетесь, уважаемый. Лучше бы подумали, что или кого есть будете? На голодный желудок вредно обижаться — печень заболит.

Главный человек вспотел, устал, за спиной в комнате звонили десять телефонов, и секретарша Марья Ивановна испуганно отвечала, что у Ивана Ивановича очень важное, очень срочное совещание и освободится он не скоро…

— Говорю последнее слово: вот этот мальчик и эта девочка пригласили вас сюда. Они надеются на помощь родителей. И, между прочим, зря. Не знаю, как у вас, в Африке, а у нас дети чересчур рассчитывают на родителей. Чуть что — мама! кричат, чуть что — папа! А пора уж самим поумнеть. Как приглашать, так сами, как отвечать, так к маме. Извините, что складно говорю. С этой минуты дети отвечают за себя сами. И за свои приглашения — тоже. Пригласили — устраивайте, кормите, угощайте. И не трогайте взрослых: у них есть дела поважнее. Не буду перечислять все их дела, скажу об одном. Они, между прочим, должны воспитывать, кормить, учить и одевать вот таких девочек и таких мальчиков. Я запрещаю отрывать их от этого серьезного дела. Все. Своими гостями занимайтесь сами. Пока, до лучших времен, или, как говорят в Сибири: поживем — увидим.

Главный человек ушел с балкона и со звоном захлопнул дверь.

Главный слон поднял хобот к девочке Алене и Сашке Деревяшкину, мрачным, усталым голосом спросил:

— Что скажут наши гостеприимные хозяева?

Сашка Деревяшкин ответил:

— Спокойно! Есть мысль!

Главный слон тотчас же протрубил:

— Молчать! Есть мысль!