Дед Пыхто

— Хватит жевать! Запевай!

Его послушались, и колонна бывших детсадовцев запела:

Запела так громко и весело, что тетенька-билетерша зажмурилась: заткнула уши, помотала головой и закричала:

— А ну, живей проходите! Всех зверей перепугаете! А воспитательница где?

Сашка Деревяшкин махнул рукой на какую-то тетеньку, идущую сзади, и будто бы позвал ее:

— Марья Антоновна! Марья Антоновна! Быстрее! А то не пустят нас!

Но билетерша устало вздохнула и устало приказала:

— Живо, живо. Никуда ваша Марья Антоновна не денется. Бывшие детсадовцы мгновенно разбежались, рассыпались по зверинцу. Лишь девочка Настя сказала грустным тихим голосом:

— Саша, мы очень нехорошо поступили. Надеюсь, ты пони маешь это? Давай больше так не делать. Я, например, обещаю: никогда, никогда в жизни не буду покупать ириски, даже если никуда никакого билета не надо.

Сашка Деревяшкин обиделся:

— Ну и выходи назад, раз стыдно. Чего же тогда пошла?

Девочка Настя возразила:

— Но ведь эго в первый и последний раз. Я же слово даю. Притом, важно понять, Саша, что так делать нельзя.

— Привет! — Сказал Сашка Деревяшкин. — Привет тебе! Мне стыдно, спасибо, иди смотри спокойно. Бежим, Алена!

И они побежали. Бежали, бежали и остановились у клетки льва. Долго молчали, разглядывая его. Наконец, девочка Алена вздохнула:

— Жалко его, правда? Худой такой, бедненький.

Лев, действительно, выглядел неважно. Он так отощал, что мослы чуть ли не прорывали шкуру, шерсть свалялась, посерела, желтые тусклые глаза ввалились и нет-нет да заволакивались слезой — видимо, лев в эти минуты вспоминал вольную жизнь или своих стареньких родителей, потерявших единственного сына, и старость которых не скрашивали заботы о львах — внучатах. Сашка Деревяшкин тоже вздохнул и, подражая отцовскому голосу, сказал солидным баском:

— Возить возят везде, деньги берут, а накормить толком не могут!

— Конечно! — тоже солидным, взрослым голоском заговорила девочка Алена. — В поезде едут, у них же столовой там я нет. Вот жалко, звериных самолетов нет. Там хоть завтрак дают. Я летала на самолете, так меня два раза кормили. Им бы так, правда, Сашка?

Девочка Алена прижалась к прутьям клетки и сказала льву:

— Бедненький, львушечка, тарапушечка. Я тебе хлеба принесу, масла, мама халвы купит. Хочешь?

Лев не ответил, а Сашка Деревяшкин продолжал рассуждать:

— Возят и возят. Оставили бы у нас, все равно зоопарка нет. Уж мы бы откормили. Мучное бы им давали с утра до вечера. Ну, там, пироги, коврижки, пирожное. Мама говорит, с него моментально толстеют.

— Конечно, — опять солидно, по-взрослому согласилась Алена. — Витаминок бы для аппетита давали, книжки бы им за едой читали. Чтобы лучше ели. Правда ведь?

— Нет, не оставят нам. Видишь надпись: передвижной зверинец. Передвигаться они должны. Уж не могут у нас зоопарк сделать. Вот бы здорово было, да?

— Ага.

… Пока девочка Алена Сашка Деревяшкин ели мороженое, проникали в зверинец, дед Пыхто девствовал. Очнулся от безделья, выскреб из бороды всех пауков я козявок, трубку спрятал под порог, вскочил и с хрустом потянулся:

— О-ха-ха! С этой ленью недолго до греха! Эй, Пыхтята! Подать плащ, накомарник и любимую клюку!

Семеро пыхтят бесшумно выскочили из-под крыльца и наперегонки бросились к сараю, где у деда Пыхто был гардероб: на плечиках висели плащи, телогрейки, кацавейки, душегрейки и дюжина разноцветных косовороток. Пыхтята нашли брезентовый дождевик, накомарник, с черной, густой сеткой, березовую палку, которой в обед стукнуло сто лет, и, обливаясь потом, высунув тоненькие, красные язычки, помогли деду Пыхто одеться.

Он завернулся, спрятался в плащ, в накомарник затолкал бороду и голову, поверх него нацепил соломенную шляпу и ткнул березовой клюкой в бок Пыхт Пыхтовича.

— Бра-а-тец! Пыхтоша! — сладенько, тоненько пропел дед Пыхто. — Дом на тебя оставляю! Смотри, чтоб ни крошки не пропало, ни капли не упало.

Пыхт Пыхтович как всегда промолчал, только быстрее зашевелил грязными пальцами: понял, мол.

— То-то. — Дед Пыхто еще раз ткнул брата клюкой в бок.

— А ну, Пыхтята! Смотреть в оба! — Дед Пыхто подбоченился на крыльце, картинно оперся на палку. — Как выгляжу? Хорошо? Или плохо?

— Хорошо, хорошо! Дальше некуда, — дружно запищали Пыхтята, зажмурившись.

— То-то. — Дед Пыхто спрыгнул с крыльца и, напевая: «Ехал на ярмарку Ванька-купец», бодро зашагал в город.

Он хотел разыскать девчонку и мальчишку, недавно пробежавших мимо его избушки. Дед Пыхто увидел их возле клетки льва. Алена и Сашка Деревяшкин мечтали о зоопарке, который бы раз и навсегда обосновался в их городе. Дед Пыхто подкрался к ним и подслушал разговор, приподняв сетку накомарника: «Так, так. так! Зоопарк захотели? Будет у вас зоопарк! Ох, помаетесь, ох, поплачете. — Дед Пыхто подпрыгнул от радости. — Ох, и шум будет, ох и гам! А тут уж без меня не обойтись!» — Он побежал на почту и сочинил телеграмму: «Африка. Срочно. День и ночь мечтаем о вас, дорогие звери. Приезжайте в Сибирь, милости просим. Ждем не дождемся. Девочка Алена и мальчик Сашка Деревяшкин».

Телеграфистка спросила:

— Куда в Африку-то? Африка большая.

— Куда надо. Куда написано, туда и посылай.

— Дело хозяйское. Не мне бегать адресата искать.

— То-то и оно, что хозяйское, — дед Пыхто вспотел под на комарником и сдернул его.

— Ах! — вскрикнула телеграфистка, ослепленная его рыжей бородой. — Вы кто?

— Дед Пыхто.

Телеграфистка снова ахнула, сразу села за аппарат и отстучала телеграмму в Африку.

— Ой, дед! Ой, Пыхто! Ой, не узнала! — вскрикивала телеграфистка.

— Бывали у меня? — спросил дед Пыхто.

— Бывала, бывала. Во втором классе училась. На манную кашу до сих пор не гляжу, — телеграфистка нервно захихикала.

— А я только ее и могу. Зубов-то не осталось. — грустно вздохнул дед Пыхто, но тут же спохватился. — Но силы еще есть! Есть! Еще обо мне услышите! — Грозно закричал он и вышел вон.

Вскоре телеграмма стала известна в Африке: всем слонам, слонявшимся без дела: всем бегемотам, лежавшим в болотах: всем жирафам и жирафшам, лениво и грустно жевавшим; прочему зверю помельче, убегавшему от ружейной картечи, — всему животному миру от озера Чад до Алжира.

На большую поляну, в центре Африки, вышел Главный слон, поднял хобот и протрубил:

— Все сюда! Все сюда!

Было жарко, скучно, аппетита никакого, поэтому звери со всех ног кинулись к большой поляне, надеясь развлечься.

Главный слон обратился к ним с речью:

— Друзья мои! Пришла телеграмма из далекой Сибири. Девочка Алена и мальчик Сашка Деревяшкин мечтают о зоопарке… Одну минуту, простите. Эй, ягуар! Оставь в покое антилопу. Как тебе не стыдно! Ты же сыт на три недели вперед. Друзья мои! Предлагаю пока не есть друг друга, не кусать, не царапать — нам предстоит принять серьезное решение.

Итак, девочка Алена и мальчик Сашка Деревяшкин мечтают о постоянном зоопарке в их городе. Я подумал, подумал и вот что придумал: нас рано или поздно всех перебьют, переловят, увезут в разные концы света. Мы все равно покинем Африку. Не лучше ли, друзья мои, самим устроить свою судьбу, а не дожидаться горькой невольнической участи? Давайте соберем пожитки, погрузим их на плот и поплывем в Сибирь. Там о нас мечтают, а значит, жизнь будет сытая и спокойная…

Так говорил Главный слон. Слушая его, звери сначала помрачнели: было ужасно представить, как их ловят сетями, ставят на них капканы, прячут в железные клетки и везут бог знает куда, на край света; но потом оживились и повеселели: в самом деле, как заманчиво сесть на плот и уплыть в неведомую Сибирь, по собственной воле, подобру-поздорову.