Страница 48 из 53
— А салом где разжились? — как взрослый, спросил Гирго.
— Э, мужичок, наше сало по тайге гуляет! — смеется Маича. — Там же, на гари, собаки выследили бычка. Комолого, как важенка. В гон-то пообломал рога… Но, что удивительно, не весь жир растерял во время игр, мясо все в белых прослойках. Во время гона сала у него, поди, в ладонь было, не меньше.
Намолчался старик, хочется ему поговорить, рад он гостям.
Мария вывалила мясо на сковородку, оно дымится. Прямо на доске горкой сложены розовые кусочки костного мозга — лучшего в тайге лакомства.
Аня берет мясистое ребрышко и подает Чиркову.
— Ешьте, Николай Васильевич, — и, взглянув на его хмурое, недовольное лицо, спрашивает: — Вы не больны?
Чирков помедлил, но мясо взял. Снова, как днем, полез рукой под телогрейку, вспомнил слова Зарубина: «Со спиртом, паря, никакая холера к тебе не пристанет!» — вытащил фляжку.
— Надо маленько подлечиться!.. Ну как, старина, багдарин[46] будем пробовать? — обратился к хозяину.
Мукто, увидев фляжку, оживился, глаза заблестели.
Мария живо подала фарфоровые чашки, хранившиеся для такого случая в деревянном ящичке. Чирков наполнил одну, другую, третью и, держа на весу руку, посмотрел на Аню. Та, заметив, отрицательно покачала головой, тогда он завинтил фляжку, убрал за пазуху.
— Молодежь не будем совращать. Пусть подрастут, — кивнул он в сторону парней. — Молоко еще на губах не обсохло!
Предвкушая удовольствие, старик поддакнул, хотя в другой раз не согласился бы с ним. Парни заметно опечалились. Но Чирков сделал вид, что не заметил этого.
— Ну, как говорится, поехали!.. Ух! — выдохнув из себя воздух, он опрокинул в рот чашку и, сморщившись, схватил кружку с водой, запил. — Злая, стерва!
Старик со своею чашкой что-то медлит, но потом все-таки решается и тянет неумело, маленькими глотками, словно заталкивает через силу. Чирков, взглянув на него, снова морщится.
Все, кроме хозяев, наваливаются, на мясо, аппетитно едят.
Через минуту-другую спирт делает свое дело, и старику становится хорошо: приятно кружится голова, полностью развязывается язык. Ни робости перед незнакомыми людьми, ни стеснения не осталось. Мукто шутит:
— Ничего, Гирго! Скоро в Туре будешь! Там этой «веселящей воды» много… Зайдешь к Мефодьке, нашему другу, скажешь: «Дорово!» «О, друг приехал! — закричит он. — Здравствуй, здравствуй, друг! Садись за стол, пить, гулять будем!» Подадут Гирго кружку, он посмотрит, скажет: «Вода! Зачем воду даете?» Выпьет, плеваться будет, слезы побегут! Ха-ха-ха!.. Мефодька смеяться будет: «Как вода?» Гирго тоже будет ругаться: «Зачем такую горькую воду пьете? Дураки вы!» Посидит маленько: «Что такое? Почему, — скажет, — в животе жарко стало, кто туда каленых углей накидал?» Вспомнит: «Нет, никто в животе костер не разводил». Еще маленько посидит — опять: «Что такое? Почему пол закачался? Почему крутится? Э, — подумает Гирго, — это же я на оленчике в Туру еду…» Ха-ха-ха!.. — Старик заразительно смеется.
Марии тоже весело, даже Ванчо улыбается. Аня растолковывает слова старика Чиркову. Тот тоже смеется и говорит:
— Глядишь, и за волосы с кем-нибудь потаскается!..
— Аха… «Почему голова болит?» — будет потом спрашивать, кто плашкой давил? — добавляет старик, и все опять смеются.
— Нет, Гирго смирный будет, весь в отца. Отец-то у него как старый учуг был, — говорит Мария. — Ни с кем не ругался, не дрался. Выпьет немножко и сразу падает. Ноги не держали. Лежит, песни поет… Гирго будет такой же. А песни петь, пусть поет. Когда на душе хорошо, почему бы не спеть, так, Гирго?..
Гирго молчит, занят едой, обгладывает старательно оленье ребрышко.
Вытерев руки о телогрейку, Чирков снова вытащил фляжку.
— Что, старик, плеснем им? — кивнул в сторону парней и пошутил: — На сухую-то мясо, поди, застревает в горле!.
— Аха, аха, — соглашается Мукто. — Пускай маленько погреются, хорошие ребята…
— Я не буду, — заявляет Гирго, занятый костью.
— Молодец, не учись. Как тебя, Лепешка, да? — смеется Чирков. — Я тоже не любитель, да вот, по нужде, приходится…
Гирго помалкивает, жует мясо, работает ножом. «Ну вас, теперь до утра будете всякую ерунду молоть».
Ванчо нехотя взял чашку. «Если б перед началом еды — думает он, — а сейчас — что, только добро переводить… Ладно, спать крепче буду…»
Потом Ванчо берет в рот костный мозг, тянется за увесистым куском мяса. Хороша свеженинка! После мороза ох и вкусна! Это Чирков, не привычный к такой еде, никак не может справиться с одним ребрышком… Ванчо прихватывает крепкими зубами мясо и резким взмахом ножа у самых губ отсекает кусок. Они с Гирго не стесняются, едят досыта.
Мария вышла на улицу, принесла полное ведро снега. Поставила на огонь.
Старик совсем оживился. Смотрит на Гирго и продолжает:
— Э, молодец, Гирго!.. Там, у Мефодьки, продерешь глаза: «Где я?» Темно, ничего не видно. Голова — ой, ой, ой!.. Плашкой кто давил? Мефодька подаст тебе кружку: «Давай, друг, голова лечить будем!» «Нет, нет, нет!» — замотает головой Гирго. «Давай, привыкай, молодой еще!» — смеяться будет Мефодька. Возьмет Гирго кружку, они стукнутся по-русски: «Давай!» Маленько посидит: что такое? Верно, светло становится, кто солнце зажег? «Все, хорошо теперь стало, — скажет Гирго, — пойду невесту искать!» Так, Гирго? — Маича рассмеялся.
— Нет, я никогда не женюсь! — бурчит Гирго, не переставая жевать.
— Молодой еще, — машет рукой Маича.
— Хэ, Гирго никогда не женится?! — удивляется и Мария.
— Женишься, — громко говорит Маича. — Может, еще русскую в жены возьмешь! Нос у нее большой будет, лицо крашеное…
— Кире! — Мария толкает мужа в бок. — Что он с такой-то делать будет?
— Спать!
— Спать… А кто ему на охоте помогать станет?
— Может, он у нас каким начальником будет!.. — не сдается старик.
— Ну да… начальником… Гирго не Бахилай…
— А, вот жена Бахилая сидит… Анванна. — Гирго вытирает нож об еловые ветки и весело смотрит на хозяев.
— Что чепуху-то мелешь! — с упреком, почти обиженно говорит Мария.
— Сами вы чепуху мелете! Приезжала вон за ним. — Гирго показал на Ванчо. Тот молчит. Мария со стариком замирают, испуганно смотрят на Аню. Но вот Мария проворно вскочила, улыбаясь, перешагнула на другую половину чума и опустилась на одно колено рядом с Аней.
— Ты жена Бахилая? — заглядывая ей в лицо, спросила она.
Аня смутилась, покраснела, но делать нечего, надо отвечать.
— Да, — говорит она.
— Хэ! — вырывается у Марии. — Тогда дай поцелую тебя!
Она слюнявит Ане щеку, встает и, показывая рукой на Чиркова, говорит:
— Я думала, он начальник, а ты — Красный Чум! Молодец, Анванна, молодец!
— Ты, друг, по колхозу уполномоченный? — старик подтолкнул Чиркова. Не ожидая ответа, он ударил себя в грудь кулаком. — Слушай, друг, я стахановец!.. Белок, горностаев по десять турсуков добываю!.. Жену мою, Марию, спроси… Она не даст обмануть. Я не хвастаюсь, правду говорю!.. Грамот у меня — полный ящик. Значков много, медаль!.. Мария! — Он тормошит жену. — Мария! Где мои бумаги?.. Начальник хочет посмотреть мои бумаги, давай!..
— Ээ! Куда они денутся, твои бумаги? Не даст по-человечески поговорить!.. — ворчит Мария. — Потом покажу.
Мария занялась хозяйством. В большую чашку вылила остатки кипятка, пополоскала поочередно чашки, кружки, ложки, вытерла их насухо лыком жимолости и сложила в деревянный ящик. Чайник наполнила натаявшей водой и поставила на печку. Попросила Гирго нарубить помельче мясо и занести в чум. Мясо тоже надо поставить вариться. Пусть преет на печке: утром встанут гости, будет что поесть, да и ночью, глядишь, кому понадобится подкрепиться. Мясо есть, чего его жалеть?
Перед сном мужчины вышли на улицу, занесли спальники и стали укладываться.
Ане отвели почетное место — малу, а Чиркова уложили справа от входа. Он длинный, будет куда вытянуть ноги. Тут еще маленько посмеялись. Старик разглядел, что с милиционером что-то неладное творится. Толкнул Гирго, и тот не удержался от смеха. Из спальника, еле дыша и отплевываясь, весь в шерсти вылез Чирков:
46
Багдарин — белая. Так эвенки называют водку.