Страница 33 из 53
Незнакомец пожал протянутую руку и, кивнув на длинный ящик, спросил:
— А кто у вас умер?
Из толпы, следовавшей за ним, кто-то громко сказал:
— Да нет, это он себе делает.
— Да вы что? — Незнакомец удивленно взглянул на Мирона, и Черончина. — Куда смотрите-то?
— Я его уже ругал, — высунулся вперед племянник.
«Полномоченный» повернулся к Маде, тот растерялся, но, собравшись с духом и показывая на грудь, тихо сказал:
— Горностай тут кусает… Нижние люди, однако, зовут…
— Ээ, друг! Пусть нижние люди еще подождут! Рано, амака, собрался! План тебе по соболям и белке дадим, с молодыми еще соревноваться будешь, а это, — он улыбнулся и перешел на эвенкийский язык: — Это надо ломай делать!
— Этта моя будет. — Мада не смог найти подходящего русского слова, и тот не дал ему договорить:
— Нет, дедушка, ломай, ломай сейчас же! Пойдем лучше в твой чум, угости меня чаем. — Он взял старичка под руку. — А вы, — кивнул на толпу, — разломайте!..
Незнакомец увел Маду, племянник топором стал разбивать домовину.
— Я же говорил, мозги у него закрутились…
Вышел Мада, посмотрел на разломанные доски, горестно вздохнул, послушал свое сердце и присел на чурку покурить. Нет, не сердился он на «полномоченного». Не положено, не принято у новых властей, чтобы человек сам себя в Нижний мир собирал. Однако и тоскливо стало оттого, что не дали довести до конца задуманное.
Быстро спустились сумерки — долог ли зимний день? В чуме никого не было, и Мада решил сходить в гости к Ганче — давно не виделись. Сколько же он отсидел-то? Три или четыре месяца? Говорили, что больше давали. «Э, — Мада махнул рукой. — Чего голову-то ломать раз приехал, расскажет».
Открыл Мада дверь, а там — полно народу, сесть негде. Он опустился на землю прямо у входа, подобрал под себя ноги — приготовился слушать Ганча — в чистой рубахе, подстриженный, какой-то неузнаваемый, но уже подвыпивший, сидел на почетном месте. Сегодня он долгожданный гость. Ему, видно, уже успели рассказать про длинный ящик, и он, увидев Маду, заговорил:
— Дома я давно бы зарытый был! Помните, у меня же всегда тут болело. — Он ткнул себя в правый бок. — Там, как привезли, пожаловался я доктору. Сказал: тут болит. Он заставил меня раздеться, что-то слушал, что-то стучал, потом мял долго и наконец сказал: грыжа! Надо операцию делать. Я испугался, операция — это ведь когда человека режут. Как быть? Боюсь, но лег. Тут уж меня совсем раздели, ну, думаю, все, смерть пришла. А как резать стали — не почувствовал даже! Усыпили, а как и чем, тоже не знаю, но когда проснулся, оказывается, все, уже зашитый! Диво! Теперь ничего не болит. Доктор говорил, еще бы маленько, и не спасли бы меня… Вот ведь — умеют же русские! Заболело, взял и вырезал… Дома-то я давно бы зарытым был, — повторил Ганча.
— А что ты там делал? — спросил Мада.
— Работал. — Ганча провел рукой по ежику на голове.
— Как работал? Там же, говорят, в железные коробки запирают?
Люди усмехнулись.
— Работают там. Я даже специальность приобрел — столяр. Мастерил стулья, столы… Теперь все могу сам делать, — похвастал Ганча.
— А я думал, там в ящиках железных сидят… — разочарованно признался Мада.
Опять поусмехались.
— Там работают. Деньги даже дают. Я хорошо жил, — начал объяснять Ганча. — У меня и койка своя была. Положено так. Белое белье, как в больнице. В баню раз в неделю водили, в кино… Вот кино — интересно!.. Повесят белое полотно, начинают крутить какую-то машинку, и — живые люди на этом полотне бегают. Кони скачут, деревья растут, речка течет, дома стоят — все как в жизни. Видел, как стреляют и убивают… Про одного парня показывали кино, название почему-то непонятное было — «Как закалялась сталь», ну, по-нашему, как железо делать тугим, нековким.
— Хэ! — удивился громче всех Мада.
Кино никто, кроме русских, Черончина и Шилькичина, не видел.
— А кормили как? — опять спросил Мада.
— Наедался. Суп какой-нибудь давали, кашу… Мясо попадалось в супе, правда, коровье, твердое и сухое, как трава, но есть можно было. Компот пробовал, чай пил…
— Хэ, вот хорошо-то, — кивал в знак одобрения Мада. По лицу было видно, завидовал он Ганче, самому хотелось туда, в тюрьму-то. Выходит, зря людей темным домом пугают.
— А если тебе не нравится эта еда, — рассказывал дальше Ганча, — магазин есть… Пойдешь и возьмешь, что надо. Деньги у меня были. Там порядок, всегда тепло, даже по нужде в тепле ходишь… Это у нас холодина и грязь… Там, брат, порядок!..
— Хэ! — снова удивился Мада.
— Темный дом есть темный дом!.. Чего там не остался-то? — неожиданно брякнул Митька Тириков и этим испортил весь разговор. Все повернулись к нему, зашумели:
— Сиди — знахарь!
— У, вечно тебя суют!..
Митька поднялся и выскочил на улицу.
Мада отряхнулся, словно что-то сбрасывая с плеч, привел свои мысли в порядок, подумал: «И верно, чего же он там не остался-то? Плетет, поди, а мы уши развесили. Интересно, однако… Чего только не бывает на свете. Иной раз чуть мурашки по спине не бегают от страха, когда про эти самые города рассказывают. Может, и не загибает Ганча… Насчет больницы, пожалуй, верно он говорит. Может, и мне надо что-нибудь вырезать? Но у меня вроде ничего лишнего внутри нету, а горностай.
Он вспомнил про горностая, про длинный ящик, прислушался к сердцу — нет, все спокойно, не слышно зверька. Может, пока обойдется… Мада потрогал грудь и тут же отдернул руку — не надо его беспокоить, вдруг да зверек совсем уснул.
Мада прислушался к разговору — ничего интересного. Говорили про охоту, это он знает. Не стал больше встревать и вышел на улицу. У Ганчи теперь рассказов — на всю жизнь хватит, как же, белый свет повидал!..
Мада глянул на небо — узнать про завтрашнюю погоду. Вызвездило. Луна рукавицы надела. Ярко светился Хэглэн — Ковш Большой Медведицы. Звездные Охотники гнались за Звездным Сохатым, искрился их след — Млечный Путь. К морозу. «Неужто, Нижняя и Верхняя земли — вечные, а наша, Срединная — временная? — подумал он. — И человек здесь живет временно…»
Мада остановился и снова уставился в небо. Всю жизнь, считай, прожил, а такой красоты и не замечал. Вот это голубое небо — тайга Верхнего мира. Вот Хэглэн — Созвездие Большой Медведицы, вон Малая Медведица, множество сияющих Звезд, и все вечные. Сколько уже людей побывало в Срединном мире, и все видели, как наступает вечер, как Лосиха с Теленком выходит из голубой чащи пастись на хребты небесной тайги…
Заскрипел снег, и на тропинке показались два маленьких силуэта. Вблизи Мада узнал Амарчу и Воло.
— Куда вы?
— К Ганче, послушать, что он рассказывает.
Ребятишки побежали дальше, а Мада все стоял под звездами. Любовался небом, «Почему это я никогда не рассказывал сказки? Я ведь тоже знаю… Почему бы не рассказать ребятам легенду о Созвездии Большой Медведицы?»
Дед Мады, помнится, рассказывал так…
Однажды трое охотников — эвенк, кет и русский, поссорили: кто из них самый ловкий и самый удачливый. Долго спорили, но не сумели убедить друг друга словами. Решили доказать на деле. Пошли в лес на охоту и увидели лосиху с теленком, погнали их по снегу. Кто первый догонит и убьет зверя — тот и лучший охотник, решили они. Но лось-то оказался не простой, а Бугады — Священный, догнать его было не просто. Лосиха с теленком и трое охотников на лыжах пробежали всю Срединную землю и очутились в Угу Буга — Верхнем мире. Попав туда, звери и люди превратились в звезды: впереди четыре звезды ковша Большой Медведицы — это Лосиха, а позади три звезды — это Охотники: первый неутомимый охотник эвенк, за ним тяжелый и неуклюжий — кет, а в хвосте — неопытный в таежных делах великан — русский. Только превратившись в звезды, охотники смогли решить спор: эвенк догнал лосиху и, убив ее, возвратил земле день. Созвездие Малой Медведицы — это убегающий от матери лосенок. На следующую ночь, оставшийся в живых, он стал большой лосихой, вышел со своим потомством из чащи на редколесные хребты небесной земли, и охота началась сызнова. И так будет вечно…