Встречный огонь

— Как вам понравился концерт?

— Очень хороший, очень. Какой красивый голос у этого парня, Дугаржапа. У меня прямо в ушах зазвенело. По радио совсем не то, что живого артиста послушать. Лихой парень.

— Дугаржап Дашиев… Это действительно наша гордость, — заметил Банзаракцаев.

— И откуда только такой голос берется? — удивлялся старик. — Лихой парень, лихой. Видный из себя… и лицо славное… Как говорят, на взгляд — красиво, на слух — приятно… Откуда он родом?

— Мой земляк, джидинский, — с гордостью отвечал Шоноев. — Значит, вы возвращаетесь домой с почетной грамотой, подарком… и еще с трактором.

— И еще с фотографией в газете и с записью на радио, — добавил Банзаракцаев.

— Ну?

— Хе! Неправду написали в газете… Это, говорит, из-за спешки. И парень из радио тоже изловчился… Ладно, ничего… Что я думал, то и сказал.

— О! Придется обмыть, — развеселился Шоноев.

— Обмоем, конечно, обмоем, — засмеялся Банзаракцаев. — Деньги-то есть, дядюшка?

— Как не быть! Действительно, обмоем. Раз уж еле-еле выбрался в город, ей-богу, надо повеселиться. — Бизья, проведя правой рукой по груди, ощутил деньги в потайном кармане.

В фойе гостиницы навстречу им шагнул мужчина лет тридцати, худощавый, среднего роста.

— Здравствуйте, отец, — улыбнулся он и протянул руку.

— Зять Гоша, что ли?

— А кто же еще? — захохотал Алдаров.

— Ай-яй-яй, как не стыдно не узнавать зятя, — защелкал языком Банзаракцаев.

— Да мы ведь виделись-то всего один раз, больше пяти лет назад, — стал оправдываться старик.

— Вот как?.. Нехорошо, нехорошо, — сказал Шоноев, мрачно глядя на Алдарова.

И тесть и зять сильно смутились.

— Ты как меня отыскал? — спросил Бизья.

— Утром девушки сказали… Потом вот газета… — Алдаров вынул из кармана номер «Бурят Унэн». — А давеча показывали по телевизору, как вам вручали награду.

— А-а… Ну, что мы здесь стоим-то… Поднимемся к нам, Гоша, — пригласил старик.

— Нет-нет, отец, поедем к нам. Дети, Бурзэма заждались, наверно…

— Поедемте втроем, Андрей Дармаевич, товарищ Шоноев, — предложил Бизья.

— Спасибо. Езжайте к своим внукам один. Банзаракцаев и я будем отдыхать. Поздно уже, да и устали мы.

— Да-да. Славно получилось, а то я беспокоился за вас… — сказал Банзаракцаев.

Усевшись в новенькую ярко-желтую машину марки «Жигули», Бизья полюбопытствовал:

— Собственная?

— Да.

— Сколько стоит?

— Семь с лишним тысяч.

Старик сильно удивился: «Где они деньги взяли?»

— Как дорого…

— Ничего. Две тысячи мои родители дали.

— А остальные?

— Остальные наши.

«Недоедали, должно быть, бедняжки, чтобы скопить».

— В долгах, наверно, сидите?

— Ничего.

— Сколько задолжали?

— Чепуха…

— Как это «чепуха»… Сколько?

Алдаров промолчал. Машина шла мягко, плавно.

Старик некоторое время сидел спокойно, потом вдруг, спохватившись, торопливо сказал:

— Гоша, у меня ведь нет подарков ни вам, ни внукам. Если магазины открыты, давай заедем. Говорят, что в городе магазины закрываются поздно.

— Оставьте, отец. Обойдемся без подарков.

— Что ты, это же грех! Где магазин? Подъедем.

— Поздно уже, отец. Магазины ведь до восьми работают. А сейчас… — Алдаров, пригнувшись, глянул на часы на приборной панели машины. — Сейчас уже почти десять.

«Ага, вот что я подарю! — решил старик. — Вот эти часы, которые мне сегодня дали, будут очень хорошим подарком!»

Пока поднимались на пятый этаж, старик порядком запалился. «Как высоко они живут. Лишний раз и на улицу-то не выйдешь», — подумалось ему. Зять нажал кнопку звонка. «Странные люди горожане — сидят за запертыми дверями. Почему бы не держать двери открытыми?» — удивлялся старик. За дверью послышались легкие шаги, щелкнул замок. Сердце у старого забилось, дыхание стало тяжелым и прерывистым. Бурзэма, гораздо более представительная, чем прежде, белолицая, пышная, встретила родного отца взглядом, одновременно испуганным и ожидающим. Руки ее, как бы не находя себе места, беспокойно теребили поясок цветастого синего халата. Некоторое время отец и дочь молча глядели друг на друга. Первым опомнился Бизья.

— Доченька… Как живете-то? — задыхаясь, прошептал он.

— Отец… — дрожащими губами с трудом выговорила Бурзэма и первый раз в жизни прильнула к отцовской груди. Алдаров взял из рук тестя часы и отложил их в сторонку. Отец с дочерью обнялись, поцеловали друг друга. Затем Бурзэма, вытирая глаза воротничком халата, засмеялась:

— Вы у нас самый неожиданный гость, отец. Мне такое и во сне не снилось.

— Да вот… пришлось приехать. На старости лет начинаю, кажется, по совещаниям разъезжать, — и старик тоже засмеялся.

— Что вы в дверях встали? — вмешался Гоша. — Приглашай отца в комнату.

— И правда, что я делаю? — спохватилась Бурзэма. — Отец, снимайте здесь сапоги и надевайте вот эти тапочки. Кажется, маловаты… Ну, ничего…

«Ах ты, доченька моя, не забыла, что работаю босиком», — старик был тронут.

В зале во всю ширину стен блистали различные шкафы. Мягкий диван. Золоченая люстра. Ковры на стенах и под ногами ковры. «Хорошо живут, красиво. Зять-то мой, видно, дельный мужик», — радовался Бизья.

— Почему спите? Кто говорил, что дедушку хочет увидеть? — послышался Гошин голос из соседней комнаты. — Вставайте, дедушка приехал.

— Дедушка приехал? — раздался в ответ тоненький девчоночий голосок.

— Деда пришел? — это явно сказал маленький мальчик.

«Ах, какой стыд! — сокрушался Бизья. — Приехал к внучатам с пустыми руками». Очень скоро приоткрылась одна из дверей, и из темной комнаты появилась пухленькая девчушка; глянула на своего деда, смутилась, замерла и, прикусив пальчик, прислонилась к стене.

Старик даже замычал от умиления, оттопырил губы.

— Ну, иди ко мне, дитя мое, иди сюда, — сказал он, протягивая руки.

— Н-нет, — девчушка отрицательно помотала головой.

— Деда плишел! — снова раздался радостный голосишко, вслед за этим из тех же дверей выкатился совершенно голый косолапый человечек с большими торчащими ушами, который прямиком бросился к дедушке и вцепился в колено.

— Почему ты его не одел? — всполошилась Бурзэма.

— Не успел. Он вылетел, как молния, — пожимая плечами, отвечал Гоша, который вынес тапочки и какую-то детскую одежду.

Совершенно размягчившийся Бизья то гладил, то целовал головку внука, удивительно похожую на его собственную, такую же крупную, с такими же ушами.

— Как тебя зовут, дитя мое?

— Вова.

— Какой забавный этот ваш Володя. Какой ласковый, какой славный этот ваш Володенька, ай-яй-яй! А это кто? — спросил дедушка, указав на замершую у стены внучку.

— Ту-я-на, — сказал Вова.

— Ну, Туяна, иди сюда, дедушка тебя поцелует.

Девчушка отлепилась от стены и нерешительно приблизилась. Но, очутившись на коленях у дедушки, мигом осмелела, растопыренными пальчиками провела по его щеке — проверила, сильно ли колется седая дедова щетина. Пока дочь с зятем накрывали на стол, Бизья достал из внутреннего кармана пиджака и вручил внучатам по двадцать пять рублей.

— Зачем вы так много даете, отец? Что будут дети делать с этими деньгами? — недовольно сказала Бурзэма, увидев бумажки в ручонках Вовы и Туяны.

— Такой уж у вас бестолковый отец, дети мои, что даже не принес внучатам своим никакого подарка. На эти деньги купите им что-нибудь от моего имени.

— Сделаем, — пообещал Гоша.

Вскоре дети были уложены в кроватки. Возбужденные Туяна и Вова начали распевать песни. Пришлось матери-несколько раз на них прикрикнуть, и лишь после этого они притихли.

Хрустальные, на высоких ножках рюмки, стукнувшись друг с другом, издали приятный звон.

— Отец, вы у нас впервые. Поэтому примите чашу почета, — сказал Гоша и лихо опрокинул рюмку.

— Не можешь потерпеть, первым выпил. Безвольный ты человек, — заворчала Бурзэма.

— Прости, прости. Радуюсь приезду отца, поэтому так получилось, — и Гоша, обняв жену за плечи, привлек к себе.