Страница 18 из 89
Да, многое изменилось за эти годы, чудно, однако ж, что случившиеся перемены нынче кажутся обычными, люди не удивляются им, словно бы так и должно быть. В характере, что ли, нашем быстро свыкаться со всем, а пуще того, с комфортом. Галдан зашел в купе проводника, чтобы взять белье…
Но постель Галдану так и не понадобилась: только собрался подремать, как объявили, что поезд подходит к Новому Уояну. Народу на перроне было много, слышалась разноязыкая речь. Вокзала в Новом Уояне еще не было, а вместо него тут же, на перроне, стояли три вагончика, откуда то и дело выходили люди с рюкзаками да сумками. Помедлив, Галдан зашел в один из вагончиков; посреди него стояла железная печка, она дымила, и Галдан наклонился, поплотнее прикрыл раскаленную дверку. Чуть в стороне, за тонкой перегородкой шла бойкая торговля железнодорожными билетами. Галдан постоят возле печки, а потом вышел на низкое, наспех сколоченное из толстых досок крыльцо, глянул в ту сторону, где зажатый с боков высокими снежными гольцами лежал Байкал. На темном небе появилась луна, и в ее лучах море искрило, словно бы посеребренное. Галдан вздохнул и стал рассматривать поселок, который утопал в электрических огнях. Он помнил то время, когда здесь росли вековые деревья, а теперь они отступили, и на берегу Байкала появился поселок, в котором, как слышал Галдан, живет несколько тысяч человек, а скоро будет построен новый вокзал, и люди, приезжая сюда, станут отдыхать в теплых залах, и едва ли кто-нибудь из них подумает, что раньше здесь ничего этого не было, а шумело море и вековые деревья пошевеливали ветвями.
Когда Галдан, чувствуя в душе своей что-то странно щемящее, спустился по ступенькам крыльца, небо сделалось и вовсе темным, луна скрылась и пошел снег… Белые хлопья падали на серый, потрескавшийся бетон, таяли на лице, забивались под воротник куртки. Галдан поежился и тут увидел отца — он стоял в стороне от него и держал за ошейник большую рыжую собаку.
— Отец! — сказал Галдан.
Тот поднял голову, и подле губ у него промелькнула улыбка, но скоро исчезла.
У Галдана появилось такое чувство, что он приехал не на север Бурятии, где теперь живет отец, а в родную деревню, и он хотел бы сказать об этом своем чувстве, но отчего-то не сказал и лишь неуверенно посмотрел на отца и вздохнул.
Отец приблизился к нему, обнял, но тут же и отступил, словно бы застеснявшись, и, слегка нахмурившись, сделал знак следовать за ним, потом торопливо спустился с перрона на белую землю и углубился в тайгу…
Они недолго шли по узкой, пробитой в снегу, тропке, но вот отец обернулся, сказал:
— Дай сюда сумку.
— Зачем?.. Я сам…
Но отец не послушался, забрал у него сумку. Ему уж и лет немало, а он словно бы не хочет считаться с этим и все еще думает о себе как о сильном мужчине. И попробуй-ка сказать, что это давно уже не так, и он стал стар, и у него пошаливает сердце.
Мать Галдана умерла еще до войны, когда ему было всего четыре года, все заботы по семье легли на отца, но он никогда не жаловался на судьбу, упрямо и терпеливо нес свою нелегкую ношу. А когда началась война, оставил детей у старшей сестры…
— Ну, как там в городе жизнь-то? Как чувствует себя моя старшая сестра?
Галдан помедлил, собираясь с мыслями, сказал, что все хорошо, тетка не болеет и собирается в скором времени приехать сюда. И отец остался доволен и начал говорить о том, что и у него дела идут неплохо, завтра он отправится промышлять белку и соболя.
— А не хватит ли промышлять-то?.. — недовольно сказал Галдан. — Силы-то у тебя уже не те, а места здесь чужие, снежные, тебе придется нелегко.
Галдан не видел выражения лица у старика, но, кажется, тому не поправились слева сына, он что-то пробурчал под нос, и тотчас собака, которая неотступно следовала за ними, забеспокоилась, тихонько заскулила, а потом подошла к Галдану и, недовольно урча, обнюхала его. Галдан улыбнулся, он с малых лет привык к тому, что собаки у отца толковые и чутко реагируют на настроение хозяина. «Мои глаза и уши», — случалось, говорил про них отец, и это было верно.
Галдан не сразу, но вспомнил, что эту собаку зовут Булганом — Соболем, значит, а мать ее осталась на старом подворье и теперь сторожит их родной дом. Та собака совсем постарела, но отец не забывает ее, случается, приезжает в деревню и кормит бараньими костями.
…В доме младшего брата стол уже был накрыт, дымилась горячая похлебка. Галдан не виделся с отцом полгода. За это время отец вроде бы внешне не изменился, однако же при внимательном взгляде на него можно было заметить и что-то новое, появившееся в его облике. Он слегка похудел, черты лица стали острее и в глазах какое-то грустное выражение.
Галдан проснулся рано. Так велел отец. Нынче идти на охоту. Они наскоро позавтракали, стали собираться. Но тут начали подходить люди, все больше молодые, охотники, рыбаки… Заговорили о тайге да о северных реках, о том, что надо бы побережливее относиться ко всему этому. Они рассуждали как хозяева, это было приятно Галдану, и он не заметил, как втянулся в разговор. Изредка Галдан взглядывал на отца и видел заметное оживление на его лице. Старику трудно было усидеть на месте и он то и дело выходил в сени, а то вдруг начинал отмерять быстрыми шагами комнату. «Волнуется, — подумал Галдан. — Впрочем, перед охотой он всегда волнуется». Только прежде, и это тоже заметил Галдан, он не был такой суетливый и не подходил ежеминутно к поняге, проверяя, не забыт ли чего…
И такого вот тоже не случалось… Старик вдруг схватился за голову, потом вышел во двор. Его долго не было, когда ж он вернулся, лицо у него было и вовсе растерянное.
— Что-то потерял? — спросил Галдан.
Старик даже не посмотрел в его сторону. И в это время в избу вошла собака, держа в зубах старые болотные сапоги. Отец смахнул со лба дот, улыбнулся виновато. Галдан нахмурился. Он видел эти сапоги в сарае, и старик тоже видел, с утра они вместе как раз ходили туда и говорили, что надо взять их. Стареет отец. До охоты ли нынче, коль стал такой непамятливый, вдруг да и заплутает и не отыщет старые метки?..
Но он ничего не сказал отцу, не посмел, старик может обидеться и уж тогда вовек не простит.
Галдан знает: сразу же по приезде в Новый Уоян старик заключил договор с промысловым хозяйством и должен поставлять ондатру и белку, а также соболя. В лесу он построил зимовье на тот случай, если придется подолгу жить в тайге.
— Нам надо проверить его, — сказал старик, глядя на Галдана. — Дров заготовить, припасы завезти. Думаю, что в этом году будет много белки и соболя. Недавно выходил за деревню, видел следы пушных зверьков, есть даже тропки… — Он помолчал, снова посмотрел на сына: — А ты можешь не идти, если не хочешь…
— Вот еще! — нахмурился Галдан. — Пойду… Чего же я?..
Еще летом Галдан обещал отцу приехать на охоту, и старик все ждал его, а не то он уже давно был бы в тайге. Кстати, старик несколько раз звонил ему в город и все спрашивал, когда он приедет. И это тоже было нечто новое в характере отца, прежде он не был так настойчив.
Галдану отчего-то вспомнился его первый приезд в Уоян. Было это десять лет назад, когда вся страна заговорила о строительстве северной стальной магистрали. В зимнюю стужу он приехал сюда с молодежным строительным отрядом. Правда, не в этот поселок, а в старый Уоян, где, как знал, живут хамниганы[6].
Вертолет высадил его на площадке, разбитой посреди леса, чуть в стороне от поселка, и снова набрал высоту… Было уже поздно, гасли звезды в небе. И, пока Галдан дошел до поселка, стало темно. Он с трудом отыскал сельсовет, но на двери старого бревенчатого дома висел большой ржавый замок. Он помедлил и пошел дальше, раздумывая, что делать… Подул сильный ветер, и мороз усилился. Гостиницы тут или общежития наверняка нет. Можно было, конечно, чуть раньше уехать с парнями, которые прилетели с ним, и переночевать у них в палатках. Но ему хотелось поговорить с местными жителями, приглядеться к тому, как живут они. Вот и остался…
6
Хамниганы — потомки одного из бурятских родов.