Страница 12 из 18
Постепенно мальчишки настолько привыкли к шуму, что смогли разговаривать.
— Разве здесь что-нибудь найдёшь? — прокричал Толик.
— Найдём, — ответил Шурка. — Искать надо.
— Только не расходиться, а то сразу потеряемся, — сказал Костик.
Пройдя несколько шагов, они очутились в том месте, где ковали медные кувшины и чашки. Кузнецы были старые, бородатые, с большими висячими носами. Все в кожаных фартуках, очень похожие друг на друга.
Небольшими молоточками они быстро ударяли по листу меди: «Дзинь, дзинь! Бонг, бонг!»
Грохот стоял такой, что остальной шум барахолки казался тишиной.
Здесь было необычайно интересно.
На глазах у мальчишек кузнец выковал широкую медную чашу. Повертел её в руках, полюбовался — и поставил рядом с другими.
Мальчишки так бы и простояли возле кузнецов, глядя, как ловкие молоточки гнут, растягивают, сминают податливую медь, но целеустремлённый Шурка потащил их дальше. Они уже немного освоились и продвигались быстрее, прыгая, как и все, через разложенные товары.
Толик нечаянно наступил на деревянную ложку, десятки которых были разложены на соломенной подстилке, и тут же здоровенная тётка ловко съездила его по затылку и обругала такими словами, каких они и от мужиков не слыхали.
Удирая от разъярённой торговки, мальчишки наткнулись на толпу, плотным кольцом окружившую человека на раскладном стульчике.
Они протиснулись вперёд.
Из толпы заорали, толкнули, и мальчишки сели на пыльную землю рядом с раскладным стульчиком.
На нём сидел здоровенный дядька, стриженный наголо, с глубоким шрамом на подбородке и без двух пальцев на правой руке — среднего и указательного. Перед ним лежал маленький деревянный чемоданчик с острыми металлическими уголками. Дядька покосился на мальчишек и закричал неожиданно тонким, как у женщины, голосом:
— Уважаемые граждане! Ваше счастье в ваших же руках! Что вы себе смотрите? На ваших трудовых ручках десять пальцев. Каждым пальцем вы легко выиграете червонец у несчастного калеки. Десять на десять — сто!
Он ещё раз слово в слово прокричал всё это. И ещё, и ещё, без перерыва. В толпе зашевелились, и напротив беспалого, стыдливо улыбаясь, сел старик в замасленной тельняшке.
Беспалый ловко выдернул из нагрудного кармана клетчатой рубахи смолёную бечёвочку, разложил её на чемоданчике петлями.
— Прошу внимания, граждане! — закричал он. — Всё честно, благородно. Суёшь палец в петлю, шкертик затягивается — твой червонец, не затягивается — мой.
Корявый коричневый палец старика захлестнула бечёвка. Беспалый открыл чемоданчик, полный денег, вынул десять рублей и протянул старику.
— Грабьте несчастного калеку, обирайте! — весело прокричал он.
Старик не хотел брать деньги, отталкивал. Но беспалый засунул бумажку ему за пазуху.
— Давай, старик, давай! Деньги наши — будут ваши! — кричал он.
Старик снова сунул палец и… отдал выигранную десятку обратно: бечёвка скользнула змейкой, петля не затянулась.
Через десять минут, переложив из своего кармана в деревянный чемоданчик сто шестьдесят рублей, старик встал и понурясь пошёл прочь. А беспалый кричал:
— Давай! Налетай! Деньги наши — будут ваши! Не смотри на старика — глаз у деда не тот.
И приоткрывал чемодан с деньгами. Показывал.
— Ничего не жалко для уважаемых, всё бери! — выкрикивал он.
— Награбленного небось и не жалко, — очень тихо сказала старая исхудалая женщина, стоявшая позади ребят.
Она сказала это чуть слышно. Но у беспалого слух, видно, был собачий. Он вскинул голову и полоснул женщину взглядом. Она тихо охнула и поспешно выбралась из толпы.
— А вдруг это он, помнишь, Шурка? Крепость помнишь? — прошептал Костик.
Шурка пренебрежительно махнул рукой и снова повернулся к беспалому. Глаза у Шурки азартно блестели.
Примерно за час беспалый обобрал пятерых. Действовал он со всеми одинаково и безошибочно: один-два раза давал выиграть, а потом бечёвка как заколдованная скользила мимо пальцев.
— Костик, давай, попробуем, — прошептал Шурка.
— Ты что, свихнулся? Он же жулик, — ответил Костик.
— Не бойся, я заметил, как он это делает, всё время смотрю.
Костик повернулся к Толику:
— Дадим?
— Пусть попробует, — азартно прошептал Толик.
Костик передал Шурке тридцатирублёвую бумажку, которую всё время сжимал в кулаке.
— Дяденька, а мне можно попробовать? — спросил Шурка у беспалого.
— А деньги есть?
— Вот!
Шурка помахал деньгами.
— Грабь бедного калеку, обирай! — пронзительно закричал беспалый. И раскинул верёвочку.
Шурка долго смотрел, потом сунул палец. Петля затянулась. В толпе никто этому не удивился. Снова легла бечёвка и снова затянулась вокруг Шуркиного пальца.
— Ай, ай! — кричал беспалый. — Грабёж среди белого дня. А ну, давай ещё. — И третья десятка перешла в руки Шурки. Толпа зашевелилась, загалдела.
— Бежим, Шурка, — прошептал Костик, — всё равно обманет.
Беспалый поплевал на руки и бросил верёвочку по-новому, не так, как раньше. Шурка долго смотрел. Потом встал.
— Не хочется мне больше играть, — сказал он.
— Ты что это? С выигрышем удираешь, гад? — прошипел беспалый и вскочил. Но толпа мгновенно раздвинулась, пропустила мальчишек и снова сомкнулась.
— Ну, попадись ты мне, гадёныш! — крикнул беспалый.
Кто-то из толпы ударил ногой по чемоданчику с деньгами. Он перевернулся, деньги рассыпались по земле. Люди нагибались, хватали их. Беспалый бросался то к одному, то к другому. Началась драка. Мальчишки удирали во все лопатки, беспалому было не до них.
Толпа постепенно редела. Пошли шагом.
— Ох, Шурка, и здо́рово ты его! — сказал Толик.
Шурка скромно молчал. Вдруг он резко остановился. Глаза у него вытаращились. Показал пальцем направо. Ребята посмотрели и недоуменно переглянулись. Костик даже потряс головой.
О чудо! Среди кучи ржавых гаек и какого-то барахла лежала новенькая, ярко-оранжевая надувная лодка. Маленькая и аккуратная, она лоснилась на солнце апельсиновыми боками.
Как заворожённые, с приоткрытыми ртами, мальчишки медленно подошли. Они боялись отвести глаза — как бы это чудо не исчезло.
Только подойдя вплотную они посмотрели на продавца. И сразу восторг их немного остыл.
На них глядел, прищурив маленькие заплывшие глазки, известный всему городу тряпичник, спекулянт и жулик Мамед.
Жил он недалеко от Костика в маленьком домике за глухим забором. Говорили, что по национальности Мамед перс. Прямо из шеи у него росла рыжая борода, жёсткая, как медная проволока. На голове зимой и летом торчала каракулевая шапочка, а фамилия у него была какая-то дурацкая — Яя́. Он шнырял по дворам с грязным мешком за плечами и с железным крючком в руках — собирал тряпьё, бутылки, бумагу. И высматривал, что плохо лежит. После него часто пропадало бельё, сохнущее на верёвке, или ещё что-нибудь.
Мальчишкам и девчонкам он продавал варёную кедровую смолу. Её можно было жевать, выдувать из неё пузыри и щёлкать ими. Смолу он скатывал в колбаску и давал откусывать за три рубля небольшой кусок. Отмечал пальцем и говорил:
— Кусай!
А сам жульничал. Когда нагибались, чтобы откусить, передвигал палец.
— А, соседи! — сказал Мамед. — Торговать пришли? Покупать пришли? Много денег имеете?
Он кругло захохотал:
— Хо-хо-хо!
Костик присел рядом с лодкой, погладил её упругий бок.
— Откуда это у тебя, Мамед?
Лицо Мамеда сразу стало злым. Глаза покраснели и забегали, как мыши.
— У, шайтан! Собаки! — проговорил он.