Сказочник

– А твой мужчина?

Я легонько поморщилась и отрицательно качнула головой.

– Он не очень удивится, если я не возьму трубку.

– Ты его не любишь?

– Нет.

«Потому что я любила тебя!» – выкрикнул в хрустальной тишине моих мыслей внутренний голос. А теперь я, наверное, никого не люблю.

– Подруга будет ждать, что я позвоню ближе к вечеру. Ей можно не отвечать сутки. Потом она начнет за меня волноваться. – Голос прозвучал почти как обычно. Только что-то дрожало в моем теле, где-то под ребрами, и дыхание никак не хотело выравниваться.

– Ясно, – заключил Сказочник, – значит, ты позвонишь ей вечером, я тебе помогу.

Я снова кивнула. Вдох и длинный выдох. На выдохе сердцебиение замедлилось.

– До вечера у нас много работы, – произнес шепотом хозяин моего положения мне в самое ухо. Вдоль позвоночника пробежали ледяные мурашки.

У меня было много вопросов: что будет со мной дальше? Зачем он это сделал?

Но вдруг Сказочник уже решил все не в мою пользу? Я просто не была готова услышать ответы. А причина убийства Аллы и Якова мало что мне дала бы. Я стучала зубами о тонкие стенки чашки, пытаясь попить. Какие уж тут вопросы…

Мне все же удалось выпить кофе, хоть и маленькими глотками. Поесть пока не получалось.

– Сейчас полвосьмого утра, – сказал он, перекладывая пустую чашку во встроенную посудомойку, – я ненадолго отлучусь. Привезу тебе одежду. Хотя я и не против, если ты обойдешься без нее.

Он внимательно посмотрел на меня, легонько усмехнулся. Что он себе думал? Что от таких шуток мне сейчас полегчает? Не дождавшись от меня никакой реакции, Сказочник продолжил:

– А вечером ты позвонишь подруге. И, если все пройдет хорошо, может, пойдем прогуляться.

«Все должно пройти хорошо!»

Уходя, он влил в меня еще стакан воды. Несмотря на кофе, глаза у меня начали слипаться. Сказочник помог мне лечь на диван в гостиной, укрыл пледом.

– Скоро станет легче, малышка, – сказал он.

Кажется, он говорил что-то еще. Я уже не слышала. Я куда-то проваливалась. На меня падали красные, как рубины в том кольце, ягоды. Вперемешку с землей.

Я шла по пожухлой мертвой траве босыми ногами. Теплый ветер обнимал меня за плечи, легонько шевелил волосы. Я остановилась и оглядела свои ноги. Что-то было не так. Из-под земли, раздвигая синюшными пальцами желтоватую траву, показалась рука с рубиновым кольцом на среднем пальце. Алый лак облез, ногти частично обломались. Она искала меня. Хотела меня схватить? Или хотела, чтобы я ее спасла? Вытащила из-под земли? Оказалась хитрее, быстрее? Ударила его? Закричала? Успела кого-то позвать? Ведь у нее был шанс на целую жизнь… Но я была не настолько проворна. Или просто не захотела?

Сказочник подхватил меня на руки и оторвал от земли. Рука беспомощно елозила по траве, потом в отчаянии опустилась на землю, не найдя помощи. Меня захлестнула жалость.

Я проснулась, резко подскочила, практически оказавшись в объятьях Сказочника. Он, должно быть, недавно вернулся, присел на край дивана и смотрел, как я сплю.

Я хотела было подняться, но почувствовала ломоту сразу во всем теле. Он остановил меня жестом. Я выпила кружку куриного бульона, после чего мне удалось дойти до ванной. Ломота отступила. Видимо, это была просто общая слабость от голода.

Чуть позже мне наконец удалось нормально поесть. Я переоделась в новую одежду: белое кружевное белье, простое и удобное, домашние спортивные светло-серые штаны из приятного материала со вставкой на поясе, как делают в одежде для беременных, и белая хлопчатобумажная майка. Надо ли говорить, что у него оказался прекрасный глазомер. Мне следовало относиться ко всему этому проще. Нужно было сотворить в себе другую личность, которая его полюбит и примет. Я же создала массу персонажей, неужели я не смогу сделать то же самое для спасения своей жизни? На более высоком уровне… К тому же обмануться мне надо было самую малость.

Я прикрыла глаза и сосредоточилась. Где-то в глубине души я ни о чем не сожалела. Весь мой жизненный путь вел меня именно в эту точку пространства-времени. Скорее всего, я сама сотворила эту судьбу, подавая документы на филологический факультет, а затем перетаскивая их на факультет журналистики. Или гладя втайне корешки его книг из своей домашней коллекции. Говоря откровенно, моя домашняя библиотека была чем-то вроде капища. Где я молилась этому богу. Так чего ж теперь пенять на судьбу, если мои молитвы были услышаны? Теперь только вперед. Это жестокий бог: либо вперед, рядом с ним, либо одна, но в землю. В землю я не торопилась. И под пеленой страха и обывательской зашоренности, где-то в своей подгнившей сердцевине, я любила своего бога. Бога страшных сказок.

Вечером я поговорила с Женей. Подруга подумала, что я разговариваю так вяло, потому что безобразно напилась на своем светском рауте и уже почти сутки маюсь жестким похмельем. Разговор уложился в две минуты и завершился обещанием созвониться на днях.

Сказочник остался доволен. По крайней мере, немедленному уничтожению я не подлежала.

Он сел рядом со мной на диван.

– Я нравлюсь тебе, малышка. – Это был явно не вопрос. Сказочник лишь констатировал очевидный для него факт. – Нравлюсь, несмотря на все, чему ты оказалась невольным свидетелем. Складывается впечатление, что ты была к этому готова. Как же такое могло быть?

Он с интересом наблюдал за тем, как я отреагирую, что скажу.

Я ответила вопросом на вопрос.

– Вы все свои произведения подписываете Сказочник В. Ю.?

– Вот оно что, – он запрокинул голову и рассмеялся, – узнала про Масонова? Не стану отрицать. Работы мои. Но это известно очень узкому кругу лиц. Кто тебе рассказал?

– Я не знала об этом, не была уверена. Прочитала случайно.

– Умница. – Он прикрыл золотистые глаза на мгновенье и одобрительно хмыкнул. – И что же, ты решила, что я психически больной, или наркоман, или маньяк, или все вместе? – Он улыбался.

Я просто кивнула.

– И сейчас тебе кажется, малышка, что два пункта из трех как минимум ты угадала?

Казалось, я его забавляла. Но надо было присмотреться к нему внимательнее. Можно ли не отвечать? Я читаю его намерения по мимике. Стараюсь предсказать, как изменится его настроение. Говорить ему неугодные вещи нельзя, но и лгать я тоже не могу. Он поймет, и, можно не сомневаться, я об этом пожалею.

– Не бойся говорить со мной, – подбодрил меня Сказочник.

– Я не хочу умирать, – заговорила я размеренно, – я не могу с тобой разговаривать так, как могла бы, потому что мне все время страшно.

На ты я перескочила совершенно естественно, незаметно для себя.

– Тебе не страшно, – перебил меня Сказочник.

Казалось, он тоже не заметил моей фамильярности. Или принял как должное.

– И страшно тоже, – не согласилась я, – просто все сложнее. Что, если я скажу что-то не так? Тогда ты и меня… – я запнулась. Прикрыла рот дрожащей рукой. Поздно. Уже сказала.

– Это просто слова, – пожал плечами Сказочник, деликатно беря меня за руку, – твоя задача – говорить честно. И делать все так, как я скажу. Говори правду и не думай, удобная она или нет. Ты поняла меня, малышка?

Я кивнула.

– Итак, – продолжил Сказочник, – вернемся к вопросу, который ты проигнорировала.

– Я думаю, что ты психически больной. И что ты маньяк, пожалуй, тоже. Что наркоман, уже не думаю, – выпалила я на одном дыхании.

Сказочник удовлетворенно кивнул.

– Еще я думаю, что ты меня обманул, и я отсюда никогда не смогу уйти. – Я нервно сжала его руку, как будто схватилась за провод под напряжением. – Я для тебя как на ладони. Но когда ты мне солжешь, я не пойму. А если и пойму, что с того…

Он усмехнулся и аккуратно погладил меня по щеке свободной рукой. На этот раз его прикосновение не вызвало у меня ассоциаций ни с кошками, ни с собаками. Появилось другое ощущение: будто ледяной водой окатили.

– Пойдем пройдемся, – тихо сказал он, – здесь очень красиво по вечерам. Рядом река, посмотрим, как солнце садится.