Особое задание

Поискали. Нашли в архиве приказ о зачислении в конце 1920 года некоего Никитина Григория Васильевича (приятельница парикмахера называла имя — Григорий) на должность техника. Проработал он там около трех месяцев, но, как видно, успел запастись бланками удостоверений. В то время в составе учреждений была большая текучесть кадров, поэтому найти в 1923 году людей, работавших в 1920 году, было нелегким делом. Кто-то из бывших сослуживцев Никитина вспомнил, что однажды встретился с ним и тот заговорил о своей работе в редакции журнала.

Лихорадочно листаем учетные карточки всех журналов. Фамилия Никитина с инициалами Г. В. встречается в ведомости на зарплату среди курьеров одной из редакций журналов. Нас отослали к старичку кассиру, помнившему всех и вся. Он думал долго, даже взмок он напряжения и потом вдруг сказал:

— Как же, помню Никитина. Такой представительный мужчина. Он даже помог сейф передвинуть. «Силенкой, — говорю, — вас природа не обошла». Он ответил, что у них в Опочецком уезде все такие дюжие.

— Вы не ошиблись — именно в Опочецком?

— Мы, кассиры, — люди точные. — Старичок даже обиделся за недоверие.

Поблагодарив его, мы впоследствии выяснили в Опочецком уезде Псковской губернии, что Никитин Г. В. в юные годы привлекался к суду по делу о краже телефонного имущества. Наш сотрудник немедленно выехал в уезд, ибо мы подозревали, что Никитин может укрываться у себя на родине.

А пока пришел обнадеживший нас ответ из-под Воронежа: милиционер выздоровел и писал уже сам. Извинялся за путаное первое письмо. Скорее всего его действительно ранили на Екатерингофском. Он помнит только, что прополз еще несколько метров, поднял голову, пытаясь рассмотреть парадную, из которой стреляли, но в глазах замаячили змеи, а что было дальше, не помнит. «Пусть товарищи чекисты не смеются, — заканчивал он, — но змеи и вправду маячили, только на резьбе парадной двери». Мы нашли и парадную и змей, точнее, одну змею, вьющуюся вокруг чаши, — медицинскую эмблему (видимо, в доме была когда-то фельдшерская школа).

Из Опочки приехал наш сотрудник. Действительно, несколько месяцев назад Никитин появился в родных местах. Его опознал на сельской вечеринке делопроизводитель военкомата и пытался задержать. Никитин тут же застрелил его. Застрелил и погнавшегося за ним милиционера и скрылся. Снова след утерян. Правда, не совсем. Одному из собутыльников Никитин прихвастнул, что сына-то уж он научит, как сколачивать капиталец.

Значит, у Никитина где-то был сын. Мы пустились на несколько рискованный эксперимент: к Елизавете Федоровне Ивановой направили медсестру из поликлиники для обследования здоровья ребенка. Косвенными расспросами удалось установить, что отец ребенка — уроженец Псковщины.

Все становилось на свои места. Иванова и есть возлюбленная и сообщница Никитина. Никитин мог под одной из «своих» трех фамилий проживать на Екатерингофском или же у кого-то из Ивановых. Оказалось, что в квартире № 68 дома со «змеиной» эмблемой проживал некий Акимов. По сведениям управдома, он имел широкие связи в пожарной инспекции и как-то даже пообещал снять с него штраф. Но комната на замке, жилец уже давно отсутствует.

За всеми этими квартирами установили наблюдение.

Но Рождественская улица… Кто живет на Рождественской?

Из Тверской губернии о семье Ивановых нам ответили: Рудова Ирина, двадцати трех лет. Обратились в адресный стол: такая значится. Дали адрес. Мы воспрянули духом, но по указанному адресу Рудова не проживала. Снова адресный стол. Начальник извинился: сотрудница недосмотрела. Рудова переменила адрес и фамилию — теперь она Акимова. Акимова? Но ведь это же одна из кличек Никитина! От неожиданности мы опешили. Начальник, неверно истолковав наше молчание, мягко сказал:

— Не торопитесь, товарищи. Я еще не окончил. Акимова вышла вторично замуж, сейчас она Бахтина и проживает на 6-й Рождественской.

Видимо, паузу в разговоре он опять расценил неверно и растерянно сказал:

— Ответ окончательный…

— Обжалованию не подлежит, — засмеялись мы. — Спасибо.

Все концы сходились. Установили наблюдение и за этой квартирой. Однажды, осматривая интересовавший нас дом на 6-й Рождественской, встретил я однополчанина, с которым вместе служил на границе.

— Ты чего здесь бродишь? — спросил я.

Сергей растерялся, покраснел:

— Я собирался вам звонить. Приду завтра.

На другой день действительно пришел к нам на Гороховую, в здание ЧК, и стал изливать душу. Питает он симпатию к одной женщине и, кажется, любим, но тем не менее не может бывать у нее в определенные часы. Смеясь, мы объяснили Сергею, что органы государственной безопасности созданы не в помощь несчастной любви.

— Я не о том, — сказал он мрачно. — Кто-то внушает ей все время, что при иных порядках она бы лучше жила. В общем, не нравится мне это.

— Ты же бывший пограничник, — сказали мы, — не нравится — перевоспитай ее.

Он уже был в дверях, когда Солоницын спросил:

— Послушайте, Сергей, а на 6-й Рождественской что вы делали?

— Так Ирина и живет там. В доме семь.

Мы, не сговариваясь, вскочили. Сергей смотрел на нас с недоумением…

Начался заключительный этап нашего сражения.

Мы пришли к Бахтиной вместе с Сергеем в часы, «дозволенные для посещения». Маленькая угловая квартира во дворе была скрыта от посторонних глаз. Обстановка в комнате бедная, даже слишком бедная, а двое маленьких плачущих детей только усугубляли картину нужды. Сергей представил меня как своего давнего товарища. Я попросил у Ирины разрешения поговорить с ней наедине.

По памяти приведу отрывки из нашей беседы.

— Вам тяжело живется?

— Видите сами.

— У вас двое детей… Где их отец?

— Сбежал, — усмехнулась, — как и многие из вас.

— Кажется, ваша сестра Лиза тоже растит сына одна?

Молчит.

— Почему вы не отвечаете? У вас есть сестра — Елизавета Федоровна?

— Двоюродная, — будто огрызнулась. — Мы ее зовем Лиля.

Лиля… Лиля… Несколько раз это имя промелькнуло в никитинском дневнике.

— Ну и как, есть что-то общее, например, между Сергеем и отцом Лилиного ребенка? Хотя бы в отношении к детям. Только говорите напрямик, сразу.

— Да, они разные, — чуть оживилась (а у меня гора свалилась с плеч. Нашли!). — Сережа привязался к моим сорванцам.

— Когда вы в последний раз видели того человека?

— Слушайте, — возмутилась она, — в конце концов, вы здесь в гостях.

— Я чекист, гражданка Бахтина, и пришел не в гости.

Она задумалась, замолчала надолго. Я кратко объяснил, что не из такой она семьи, чтобы цепляться за «бывших» и мечтать о гибели большевиков. А укрывать у себя преступника…

— Он не преступник, — испуганно перебила она меня. — Лиля сказала, что у него в кассе недостача…

— А револьвер, который он перед сном прячет под подушку?

Через час я уже знал все. Никитин, которого Лиля ей представила под фамилией Акимова, уже немало ночей провел у Бахтиной. Сергея он велел больше не впускать, но ей Сергей дорог, она не могла… И Лиле не могла отказать. А ее фамилия по первому браку и кличка Никитина — чисто случайное совпадение.

Перед уходом я сказал:

— Поймите, Ирина, нельзя вести двойную игру. Либо вы дадите нам знать о первом же появлении Акимова, либо мы будем вас считать его пособницей.

— У меня двое детей… и Сергей, и Сергей, — тихо сказала она. — А счастья у Лили все равно с ним не будет…

В один из последующих дней поступило сообщение, что к Лиле Ивановой пришли незнакомые люди. Она сообщила соседям, что якобы готовится к свадьбе, а друзья ей помогают устроить торжество. Часом позже вспыхнул свет в комнате по Екатерингофскому. Желая проследить все связи Никитина, мы дали ему возможность «попутешествовать» по городу.

Была и еще одна веская причина, заставившая отсрочить до вечера его арест: Москва предупредила, что участники заговора скрыли существование одного тайного склада оружия. Возможно, Никитин о нем знает и передаст его местонахождение сообщникам.