Особое задание

Сделано это было так: из Москвы в Воронеж якобы приехали два «члена ЦК левых эсеров» (на самом деле воронежские большевики М. Г. Попов и Семенов). Я беседовал с ними в присутствии Донского и Цепляевой о положении в Воронеже и работе комитета левых эсеров. Мои ответы на вопросы «членов ЦК» сопровождались все время сочувственными репликами Донского. Одобрив работу воронежского комитета, «члены ЦК» особое удовлетворение выразили по поводу установления связи с антоновцами. Они говорили также, что сейчас установлены связи с Махно и другими антибольшевистскими отрядами.

«Члены ЦК» в присутствии Донского передали мне «директиву ЦК» о необходимости объединения всех антибольшевистских сил. Они сообщили, что сейчас объединяют свою антибольшевистскую работу левые и правые эсеры, народные социалисты, анархисты, меньшевики, что ведутся даже переговоры с кадетами. Для обсуждения этого вопроса в ближайшее время в Москве состоится всероссийский левоэсеровский подпольный съезд, а вслед за ним намечено созвать в Москве съезд представителей всех антибольшевистских армий и отрядов.

Донской уверовал в силу воронежской левоэсеровской организации. В разговорах с «членами ЦК» расхваливал ее и особенно меня как ее руководителя. Он охотно рассказывал о положении в своих «войсках», о стремлении распространить мятеж на окружающие губернии, просил оказать помощь оружием и отрядами повстанцев из других районов страны.

Он обещал обо всем подробно доложить Антонову и не позже чем через неделю возвратиться в Воронеж и сообщить о результатах переговоров в «Главоперштабе». После этого я должен поехать к антоновцам для установления постоянной связи и координации действий. Прощаясь, Донской назвал мне пароли и явки в Тамбове, через которые можно попасть к ним.

Казалось, все идет как надо, но… Прошло две недели, а от Донского ни слуху ни духу. Что это, случайность? Хорошо, если так… А вдруг он что-то заподозрил? Ведь достаточно самого малого промаха, чтобы вызвать настороженность врага.

— Нет, не следует все чрезвычайно усложнять, — говорил я на совещании в губчека. — В Воронеже все прошло чисто. Донской уехал, не подозревая о чекистской ловушке.

— Тогда почему он не прибыл для связи вторично? — недоумевал Кандыбин. — Может быть, у антоновцев есть канал постоянной связи с Москвой и они уже выяснили, что никто из членов ЦК левых эсеров в Воронеж не выезжал, что никаких партийных и антибольшевистских съездов не предполагается и что вся эта затея дело рук ВЧК?

— Но отчего же тогда Донской так откровенно радовался установлению связи с левоэсеровским ЦК? — спрашивал Ломакин и тут же отвечал: — Значит, связи у них нет!

— Тогда почему Донской не едет? Почему он не едет? — беспокоился Аргов.

Я продолжал утверждать, что опасения напрасны. Донской едва ли мог что-либо заподозрить. Необходимо ехать к антоновцам, не теряя ни дня. В наших руках явки в Тамбове и пароль. Лучшего момента мы вряд ли дождемся.

После детального обсуждения всех предложений «за» и «против» все согласились на безотлагательную поездку в логово врага, не дожидаясь вторичного приезда Донского.

Стали обсуждать условия поездки. Участники совещания старались предусмотреть все трудности, препятствия и всякого рода опасности, которые могут возникнуть на моем пути.

— Смотри, Евдоким, — говорил мой друг старый большевик Митрофан Попов, — ты едешь в логово зверя и кладешь голову в его пасть. Малейшая твоя ошибка может привести к срыву, провалу важной операции ВЧК. А тебе эта ошибка будет стоить жизни. Я говорю это не для того, чтобы отговорить тебя. Но тебе надо твердо знать, что главари антоновщины — это матерые, опытные эсеры. Да и сам Антонов не простофиля, если ему удалось организовать и возглавить такое крупное антисоветское движение. Ты должен перехитрить их.

Решено было, что в Тамбов со мной поедут два сотрудника губчека — Чеслав Тузинкевич и Бронислав Смерчинский.

Условились, что у антоновцев я буду фигурировать не только как председатель воронежского комитета левых эсеров (в этой роли знал меня Донской), но и как член ЦК партии левых эсеров, избранный якобы в состав ЦК на всероссийском съезде левых эсеров, происходившем в Москве уже после отъезда Донского из Воронежа (о «подготовке» такого съезда Донской знал). Я сам написал себе удостоверение (на бланке и с печатью воронежского комитета левых эсеров) на имя Петровича, члена ЦК и председателя воронежского комитета партии левых эсеров. Удостоверение как члену воронежского левоэсеровского комитета я написал и Тузинкевичу (именуя его Андреевым).

По приезде в Тамбов я по явке и паролю, полученным от Донского, зашел к адвокату Федорову, видному члену партии кадетов (имевшему у антоновцев конспиративную кличку Горский). Через Федорова антоновцы держали связь с внешним миром, он был их главным резидентом в Тамбове.

Встреча и переговоры с Федоровым были для меня серьезным испытанием. Попасть к антоновцам минуя Федорова было нельзя: у него проходили самую жестокую «политическую проверку» и получали дальнейшие явки.

За время революционной работы — и подпольной, и в советский период — мне пришлось встречаться с членами разных социалистических партий. Я хорошо знал, что они представляют собой, и мог вести с ними разговоры на любые политические темы. Но с кадетом, да еще видным, встречаться и разговаривать приходилось впервые, а от результатов переговоров зависело, попаду ли я к антоновцам. Но этим не исчерпывалась цель моей встречно Федоровым: я должен был уговорить его поехать в Москву.

Меня встретил выхоленный интеллигент с аккуратно подстриженной бородкой, в хорошо отглаженном чесучовом костюме — всем своим видом Федоров напоминал дореволюционного барина.

Из беседы с Федоровым я узнал, что он был крупным деятелем партии кадетов, хорошо знал некоторых кадетских вожаков, в частности кадетского лидера Н. М. Кишкина.

От Донского Федоров знал меня как руководителя воронежских левых эсеров, желающих установить тесную связь с антоновцами. С самого начала я убедился, что он кипит ненавистью к большевикам и Советской власти.

Федоров восторженно принял мое сообщение о мнимых заграничных переговорах социалистов и кадетов и установлении контактов между всеми антибольшевистскими организациями. В длительной беседе с Федоровым я постоянно нащупывал, что больше всего его интересует. А когда убедился, что Федоров «клюет» на стремление к объединению всех антибольшевистских организаций, я больше всего об этом и говорил.

В ходе дальнейшей беседы я стал жаловаться на якобы имеющуюся у антоновцев тенденцию «вариться в собственном соку», на плохую их связь с Москвой.

— Связь с вами, — подчеркивал я, — счастливое исключение. При вашем авторитете, с вашими связями теперь в Москве, где наблюдается тяга к объединению всех антибольшевистских организаций, можно добиться многого.

На Федорова это произвело впечатление. Мы с ним решили, что через несколько дней он поедет в Москву, чтобы связаться со своими друзьями — руководителями кадетской партии.

В Москву он действительно поехал. День его отъезда был известен ВЧК через Смерчинского, которого я представил Федорову как своего помощника.

В Москве Федоров был арестован отделом ВЧК по борьбе с контрреволюцией.

Допрашивавший его Т. П. Самсонов говорил мне после, что от Федорова был получен большой интересный и очень важный материал.

Так успешно был пройден первый этап моего проникновения в ряды антоновцев.

По явке и паролю, полученным от Федорова, я пошел к другому антоновскому связному — дорожному мастеру Степанову. Договорились, что он направит меня вместе со своим провожатым на границу территории, занятой антоновцами.

Отправляясь туда, я взял с собой Тузинкевича как своего связного. Верхом на оседланных лошадях, приведенных Степановым, мы в сопровождении связного отправились в путь. По Тамбовскому уезду по направлению к городу Кирсанову мы проехали приблизительно двадцать пять километров. К вечеру приехали на какой-то кулацкий хутор на опушке леса. Хозяином был лесник, активный антоновец. Хутор служил явочным пунктом, расположенным уже на территории действий антоновцев.