Страница 26 из 234
– Брат, а может шесть раз?
– Не, может не выдержать, а воин он все же справный.
– Хорошо, пять раз, а тогда будем думать, – и уже не в силах сдерживаться, закатилась Даринка чистым детским смехом, который поддержал Атей, глаза которого стали обычными (если их можно было назвать такими), а холод из голоса растаял, словно выпавший в середине лета снег.
– Даринка, по-моему, у нас лучше получилось, чем у этих комедиантов, – легонько пихнул ее в бок Атей. – Смотри, как глазами лупают. И рты пооткрывали – птицам гнезда можно вить.
Последыш и Хальд действительно сидели, вернее один сидел, а другой лежал, с широко раскрытыми глазами и отвисшими челюстями. Первым прорвало Адыма:
– Ха-ха-ха, видели бы вы свои рожи, андейцы. Кто бы мне сказал, что это северяне.
Второй взрыв хохота был, наверное, еще сильнее первого. Только он грохнул не сразу, а нарастал как гул приближающейся снежной лавины, сорвавшейся с вершины высокой горы.
– Да ну вас, Сайшат, – отмахнулся Последыш. – Особенно тебя, Призрак. Я чуть подливку в штаны не пустил, когда услышал твой голос.
– А кто-то, ха-ха-ха, – заливалась в стороне Медая, – пустил. Ха-ха-ха, подливку. Ха-ха-ха, да с кусочками мясца. Ха-ха-ха.
Смех стих, все повернулись в ее сторону. Пышка стояла рядом с крестьянами, бывшими разбойниками, один из которых, пунцовый от стыда, что было заметно даже в ночи, придерживал сзади руками штаны.
– Иди, мойся, паршивец, – кинула она ему чистую тряпицу, штаны и кожаное ведро. – Нечего хвастать содержимым своих портков.
Смеялись все, даже кони (Агат не даст соврать).
Сорвавшаяся с вершины снежная лавина достигла подножия горы.
Стоянка караванов. Танех Стружка, несостоявшийся висельник
День у Танеха не задался с самого утра. С тех пор, как началась война между Вереном и их герцогством, он, лучший деревщик Резена, не продал ни одной вещицы, сделанной своими руками. А ведь было время, когда его мебель не брезговали покупать даже благородные. Теперь же у народа, ободранного до исподнего, едва хватало денег, чтобы не помереть с голоду. И то не у всех. Нищих, просящих милостыню у храмов, стало в несколько раз больше, чем было обычно. А тех, кто эту милостыню давал, уменьшилось на то же количество. Вот и он, Танех Стружка, был вынужден перебиваться случайными заработками, чтобы прокормить жену и пятерых детей, мал-мала меньше. Плюс живот с утра от голода сводило – хоть вой. Ну, какая из кружки травяного чая, которую он выпил с утра, еда?
В такой же ситуации оказался и его сосед Ряск Охапка, работавший подмастерьем у кожемяки. Но Ряску проще. Нет у него на шее столько голодных ртов, кроме престарелой матери, которая будучи травницей, все же с горем пополам, но продавала свои травки, настойки да мази. Народ болеет всегда, и к кому ему идти в таком случае, не к магу-целителю же. Проще сразу вздернуться, потому, как если отдать те деньги, что маги просят за свои услуги, придётся продать все, что имеешь, а потом все одно – голодная смерть.
Вот и стояли они с Охапкой у городских ворот, в надежде, что подвернется какой-нибудь заработок у въезжающих в Резен купцов. Но вместо купцов их нашел этот проходимец Раззява, беглый дезертир, который подговорил нескольких своих сослуживцев сдернуть вместе с ним с войны и попытать счастья на большой дороге. И ведь как говорил, шельмец, не говорил, а кружева плел. Мол, от вас и нужно только то, что вместе с тремя крестьянами, подобранными в окрестностях Резена, свалить на дорогу дерево да постоять для массовости, а со всем остальным они сами справятся. Для этого у них и броня и оружие есть. «Легкие деньги» – так он говорил. А потом расчет и каждый идет своей дорогой.
Вот и соблазнились они с Ряском, как пить дать в этот момент сам нечистый подтолкнул их принять предложение Раззявы. Да и хлеборобы, как видно, не от лучшей доли на это пошли. Этим труженикам серпа и плуга в любых войнах достается больше других. Свои придут – заберут хлеб, потому как защитники. Чужие нагрянут – тоже забирают, потому как трофеи. И это уже не говоря о том, сколько при этом потопчут просто так. Только потому, что идти на врага удобнее и короче именно через засеянное рожью или пшеницей поле.
Ускакали вместе с дезертирами на их лошадях на север по Даргасскому тракту, да и устроили засаду. Главарь выбрал неплохое место, им оставалось только срубить дерево да дождаться птички, что первой влетит в их ловушку. Только птичка не влетела, влетели они сами. В какой момент они остались с крестьянами одни в кустах, он так и не понял. Только услышал сдавленные вскрики бывших вояк, а когда обернулся, увидел их всех лежащими на траве, с торчащими из тел стрелами. Вот тогда-то их всех и пробрал озноб в первый раз. А, когда увидели выходящих из-за деревьев альва-изгоя и еще одного воина с закрытым личиной лицом, озноб только усилился. Топоры и дубины сами вывалились из рук несостоявшихся разбойников, когда воин в черном доспехе снял шлем-маску и улыбнулся, демонстрируя белоснежные клыки.
Бойцы собрали свои стрелы и уселись на бревнышко, которое к этому времени Танех со своими товарищами по несчастью успели оттащить с тракта. Сидели и беседовали мирно, обсуждая достоинства лука клыкастого воина. Сами «лиходеи», обобрав дезертиров и сложив перед бойцами их трофеи, стояли тут же рядышком. А как не стоять, если сказали это сделать и намекнули, что бежать, конечно, вы можете, но стрелы у нас все равно быстрее. А уж как они стреляли, они все убедиться смогли чуть ранее.
Когда из леса появился черный зверь, которого Стружка принял за лирга, незнамо как забредшего сюда с Пепелища, первым его позывом было бежать. Дождаться, когда с хищником схватятся воины, и в этот момент припустить. Так припустить, чтобы пятки впивались в задницу. Но каково было их удивление, когда зверюга подошла к мирно беседующим, не обращающим на нее внимание воинам и улеглась рядом. Вот тогда холодные, щекочущие лапки паучков страха промаршировали по их спинам во второй раз. Да еще живот у деревщика так свело, что он чуть не оконфузился.
Так и дождались они каравана, стоя соляными столбами рядом с трофеями альва и клыкастого. А потом была стоянка караванщиков. К этому моменту они уже узнали от погонщиков, что судьба их теперь зависит именно от того воина в черном кожаном доспехе, голос которого промораживал все внутренности, а взгляд черных глаз пробирался в саму душу. Но, несмотря на все страхи, которые их обуяли, Танех со товарищи получили по глиняной миске просто восхитительной густой мясной похлебки и краюхе хлеба. Потом стали свидетелями обряда дарения главой рода второго имени одной из девиц и последующего после этого небольшого пира, а по окончании его и веселья, устроенного воинами.
Вот тогда-то Стружка и наложил в штаны, услышав, с какими подробностями клыкастый расписывал, что ждет одного из воинов, если он посмеет украсть его сестру. Что же будет с ними, если такое он обещает своему соратнику?
Но это, оказывается, тоже было шуткой. Вот только от этого ему легче не стало, и сейчас он брел к роднику, чтобы набрать воды и пойти в лес отмываться.
Скинув с себя грязные порты, Танех обмылся студеной водой. Была мысль еще постирать штаны, только вот не в чем. Поэтому, закинув их подальше в кусты, он надел чистые, выданные Медаей, и теперь стоял в нерешительности, обдумывая пришедшую в его голову мысль.
«Бежать, – думал он. – Вот прямо сейчас и бежать. Самое время, пока они веселятся там у костра. А когда хватятся его – я буду уже далеко. А дальше, если богиня удачи Тамина не отвернется, вернусь в Резен и забуду все это как дурной сон. Все решено. Бегу».
Деревщик решительно развернулся в сторону темного леса и увидел лежащего в десяти шагах от него Сая, который улыбался своей неподражаемой хищной улыбкой.
Там же. У костра рода Сайшат
Воины разложили свои дорожные плащи недалеко от фургона Атея и мирно посапывали после сытного ужина и последующего после этого веселья. С тех пор как рядом с ними оказался Призрак, им вообще нравилась такая служба. Ночной караул нести не надо, друг Атея близко никого не подпустит. Ни разумного, ни зверя. В передовой дозор выезжать тоже не надо, по той же самой причине – присутствие в отряде Сая. Отшагал положенное днем, поел на привале и на боковую, набираться сил перед следующим днем. А деньги все те же. Хорошая служба? Безусловно.