Дочка папы Карло

— Ну, слава богу, всё обошлось. — шатенка, аккуратно положив на общий стол тетрадки, улыбаясь подошла и уселась рядом на кровать, автоматически расправляя на коленях платье.

—Аккуратистка.— отметила я про себя, глядя на этот эталон серьёзности, невозмутимости и благочестия, —Наверняка ещё и заучка.

“Зубрилку” звали Наталья Судакова и, в целом, она производила впечатление разумного человека.

Полина, которую я в лазарете “лечила” от голодания и ещё две барышни ей подстать, то есть с миловидными лицами, не отягощёнными признаками глубокого интеллекта, поджав губы никак не комментировали факт моего появления. Подружек нашей безнадёжно влюблённой блондинки звали Дарья Андреева и Виктория Дорохова.

Ещё две девушки стояли особняком. И сразу становилось понятно, что обе — отдельно взятые единицы.

Одна из них — стройная красивая брюнетка, замерла у своей кровати, сложив скрещенные руки на довольно пышной груди. Вся какая-то “острая”, наверняка нервная — она вызывала ассоциацию с бойцовским ёжиком.

По горделиво поднятому подбородку и независимой позе, я догадалась, что это — та самая Ангелина Русакова — бесстрашная “разведчица” класса, имевшая горячий нрав, собственную точку зрения на всё, говорившая обычно то, что думает и готовая в любой момент к спору или вызову.

Вторая — тоже очень красивая девушка с тёмными, мелко вьющимися волосами и очень характерной внешностью. Но от остальных она отличалась не только этим.

Саломея Дадиани — дочь Владетельного князя Мегрелии Давида I Дадиани — была явно более зрелой, что ли. Такое впечатление, что она, в противовес остальным, росла в совершенно другой среде. Кроме этого, весь её образ нёс на себе явный отпечаток благородства. Поза, в которой стояла эта красавица тоже отличалась независимостью, но не горделивостью, как у Русаковой, а, скорее, глубоким чувством собственного достоинства.

Одарив меня сдержанным, но довольно приветливым кивком, она спокойно и уверенно занялась своим делом — разложила вещи и взялась переплетать косу.

Вошедшая вслед за одноклассницами фройляйн Марта, подошла ко мне и остановилась, склонив голову на бок и сложив руки в замок.

— Рада фашему фысдорофлению, мадемуазель Алиса. Натеюсь, эта ситуация научила фас плагоразумию и фы больше никокта не станете потфергать сфоё сдорофье такому неопрафтанному риску.

—Надо думать, мне подобный идиотизм и в голову никогда не придёт.— подумала я, но вслух поблагодарила немку за заботу, отмечая, что даже не раздражаюсь на эту небольшую нотацию. Я бы на месте классной дамы ещё не такую взбучку устроила на подобную непроходимую тупость. —Ну не все же здесь такие балбески. По крайней мере на первый взгляд. Даже непонятно, как они до такого додумались и любопытно, что думают теперь.

— Мадемуазе-е-ель! — встав посреди комнаты, громко хлопая в ладоши, провозгласила фройляйн Шулер, — Не забутьте, что черес тесять минут урок в танцефальном классе! Натеюсь, мне не притётся краснеть са фаши опостания!

На этом она вышла из дортуара и атмосфера в комнате резко ожила.

— Ну что, Алисочка, каково чувствовать себя опозоренной?! — вздёрнув нос ехидно поинтересовалась Полина. — Не сумела выдержать испытание чести?!

—Бо-о-же, сколько натужного пафоса и глупости!— брови мои изумлённо полезли наверх.

Блондинка, видимо, никак не могла простить мне резкие слова, сказанные тогда в лазарете. К тому же вела она себя там гораздо скромнее. А тут, видимо, чувствуя за спиной поддержку подружек, решила выступить с обличительным спичем.

— Да! Нас тогда, между прочим, всех наказали! — подвякнула Дарья, полыхнув “праведным” негодованием.

— Душечки, ну давайте не будем ссориться. — беспокойно засуетилась рыжая Танюша, стремясь погасить зарождающийся скандал.

— Погоди, Татьяна. — я встала со своего места и повернулась к ним лицом. Губы мои сами собой изогнулись в саркастической улыбке.

— Это ты что сейчас хотела сказать? — не дожидаясь, пока третья “звезда” откроет рот, чётко и громко спросила я, — Что я, видишь ли, имела наглую бесчестность (или кактут принято выражаться?..) не сдохнуть и не валяться сейчас гордо, но совершенно бесславно где-нибудь на кладбище?

Все удивлённо воззрились на меня. Кажется, от Алисы здесь подобных речей никто не ожидал. Я же в упор разглядывала блондинку.

— Что-то не пойму, какого чёрта тогда ты сама отступилась от собственного “святого завета” доказать непонятно кому свою великую любовь и спокойно взялась за ложку? Или к вопросам девичьей гордости и чести у тебя строго избирательное отношение?

Блондинистый угол ринга, во главе с о своей предводительницей, начал наливаться краской.

— Полина, ты — дура. — спокойно и веско констатировала я, — Но даже такой дуре, как ты, хватило крошки разума, случайно заблудившейся в этой пустой голове и банального страха, чтобы не довести себя до могилы.

Татьяна уже была готова расплакаться от расстройства, но эти нападки и даже намёки на них нужно было радикально погасить в зародыше. Чтобы никто даже глазом не вёл в мою сторону. А то ишь, смелая какая, подняла лапку… Всё! Прежней ведомой Алисы здесь больше нет.

— Как ты выражаешься?! — всё-таки возмущённо пискнула Виктория. Сама Полина, кажется, потеряла дар речи от моего напора, — Выражаться такими словами — неприлично для порядочной мадемуазель!

— Неприлично, моя дорогая, в таком-то возрасте не иметь мозгов! И элементарного чувства самосохранения, подвергая свою жизнь опасности под такими нелепыми предлогами. Ку-ку, девочки, очнитесь! Это не игрушки! И не книжки!

Полина всё-таки набрала полную грудь воздуха, намереваясь, видать, излиться очередной глупостью, но в этот момент помощь пришла, как говорится, откуда не ждали.

— Молчи уже, Полинка! Всё верно она говорит! — вдруг решительно высказалась “разведчица”, до сих пор молча, озадаченно смотревшая на меня со своего места. В какой-то момент удивление на её лице сменило одобрение и даже, не побоюсь этого слова, восхищение, — Дурость учинили, так надо хотя бы выводы делать!

— Но ведь мы все тогда так решили! — попробовала было попытаться отбиться скандалистка.

— Во-первых, не все! Вон, Саломея сразу говорила, что это всё неправильно, только никто не слушал. Хватит, говорю. Все уже всё поняли, только вы втроём изображаете фанатичных идиоток. Хотя, ни одна из вас совершенно точно не хотела бы оказаться на месте Алисы и умереть из надуманного упрямства. — окончательно припечатала Русакова, — Давайте на урок собираться, пока не опоздали.

Белобрысой троице пришлось проглотить невысказанное возмущение. Полыхая розовыми щеками, институтки нервно развернулись и направились на выход. Остальные, включая Софью, ошарашенно молчали, но тоже зашевелились, догоняя одноклассниц.

В комнате остались только я и княжна Дадиани. Всё время ссоры она, хмуря богатые брови, наблюдала за мной. По выражению лица я поняла, что, по сути — она со мной согласна. Но крепкие выражения, которыми я осыпала нападающую сторону — не одобряла. То есть с содержанием — всё правильно, а вот с формой — не очень, чтобы очень.

-Ну да, может и не прилично институтке так чертыхаться. Но я же — не они!— остывая от горячки “боя” и включая холодный рассудок, постаралась взять себя в руки и оценить всё произошедшее. —А вот с княжной этой, пожалуй, стоит и поближе познакомиться. Судя по всему, она — единственная, у кого в этом курятнике есть и мозги, и выдержка. Пусть скандалить и не стала, но свое разумное мнение, отличное от всех участниц той эпопеи — озвучила.

10

— А ты почему не ушла? — поёжившись, устало спросила соседку. (В лазарете-то было потеплее.)

Постоять за себя я умела всегда. Но это вовсе не значит, что мне нравится скандалить. То есть прятаться от нападающих не буду, но, если есть возможность избежать бестолковой стычки — именно так я и сделаю. Сегодня такой возможности не оказалось.

— Нога немного повреждена. — впервые я услышала её мелодичный голос, — Поэтому меня тоже на несколько занятий освободили от танцев.