Страница 9 из 11
– Ох. Списанные валенки и шинели, в военчасти цейхгауз надо освободить, все равно на выброс. Не волнуйтесь, личный состав босымголым не останется, а стоимость списанного оплачена теми предприятиями, в которых получалось. Да и не наша это печаль. Теперь логи. Вот тут, смотрите.
Он быстро чертил схему предполагаемой дороги, давая разъяснения:
– …у нас идет грунтовый откос, очень нехороший. Укрепляли его не самым лучшим образом, а тут промоина. Предлагаю сеткой. Неплохая, мелкоячеистая, сгниет нескоро. К тому же изыщем и трубы.
«Что за куркуль такой? – удивлялась Вера Вячеславовна, по-новому, с уважением глядя на подчиненного. – Откуда он все это «изыскивает»?»
В этот момент инженер-полковник, продолжая разговор, извлек из планшета несколько пачек денег, новехоньких, в банковской упаковке. Вера Вячеславовна вздрогнула:
– Что это?
– Как что? Излишек.
– Откуда?
Кузнецов, уже не церемонясь, завел глаза, потер лоб:
– Ох. Я ж только что вам все разъяснил. Постойте, – как бы спохватился он, – вы что же решили, я взятку вам сую?
Воцарилось грозовое молчание.
– Напрасно, товарищ Гладкова, напрасно. Не по-товарищески. От вас мне точно ничего не нужно, уверяю.
– Уберите это, – не особо уверенно проговорила Вера.
– Как скажете. Только имейте в виду, что пренебрежение вот этой возможностью, – полковник, сильно нажимая, обвел спорные позиции в смете, – чести нам с вами не сделает.
– Почему это нам с вами? – переспросила Вера Вячеславовна и снова с неуместной колкостью.
– Именно нам. Нравится вам это или нет, мы одно дело делаем. То, что вы не желаете прислушаться к моим доводам, мне в вину, недостаточно я убедителен. Что до этого, – Кузнецов похлопал по боку планшета, в котором скрылся до времени конверт, – то было бы разумнее пустить их на улучшение условий в цехах.
– Это, знаете ли, уже не ваше дело.
– Нет, мое. Я сражаюсь за каждую народную копейку и несу за это личную ответственность. Хорошо, оставим пока. Всего доброго.
Он поднялся и, щелкнув каблуками, удалился, оставив Веру Вячеславовну в раздумьях. И снова как-то все глупо: вроде бы правильно сделано, а вот складывается ощущение, что нет.
Глава 10
Субботнее утро. Завершилось заседание, пионерактив усвистал, кто куда… хорошо, разошелся с чувством выполненного долга. Имеют право, что ж. Было сказано: к сегодняшнему числу принести красиво оформленные рассказы о проделанной за год работе – вот, пожалуйста, принесли. Насчет того, чтобы сообща ломать голову на тему: «Как теперь все это пристроить на щиты, сорганизовать?» – разговора не было.
Теперь вот уже битый час Оля занималась этим единолично, созерцая свеженькие, пахнущие хвоей фанерные щиты и соображая, куда и как прилаживать ту или иную жемчужину детского творчества.
Достижений за год немало, и это радует.
Вон сколько всего нанесли: заметки, рисунки, имеется даже вырезка из «Вечерки». Оля испытывала, с одной стороны, чувство заслуженной гордости – на совесть поработали! – с другой – нарастала паника. К тому же об открытии выставки она неосмотрительно уже отчиталась, дорога отрезана. А куда чего лепить – совершенно непонятно.
– Хватит. Глаза боятся – руки делают. Приступим, торопиться-то особо некуда.
«Допустим, пусть будет так: «Наша дружинa», «Готов к труду и обороне», «Наша учеба», «Наш труд»… а все прочее пусть остается для «Нашего творчества».
Оля очинила карандаши, вооружилась линейкой, решительно принялась очерчивать ведущие линии. Далее, открыв две баночки туши и критически оглядев перья, начала выводить буквы. Работа требовала полного сосредоточения, поэтому и лишние мысли покидали голову.
…В последнее время Оля приходила домой лишь под вечер. Понимала, что маме одиноко, что нужно ей, чтобы кто-то был рядом, успокаивал. Однако она, Оля, никак не могла перебороть себя, смириться с тем, чтобы играть сугубо бабскую роль, держать за ручку и охать. Ничем другим помочь она не могла, тогда зачем пытаться?
И мама умница, наверняка понимала: лучшее лекарство от всего – это труд, любимое дело, так что и сама дневала и ночевала на фабрике. К тому же в связи со стройкой приходится вникать и в «непрофильные» вопросы – тоже непросто и требует полного сосредоточения.
«Дела сердечные – это очень важно, но далеко не все, иной раз приходится смиряться с утратами», – солидно рассуждала Оля, которой Колька клятвенно обещал, что никуда от нее не денется, которая и понятия не имела, каково это: на четвертом десятке потерять любимого мужа, затем отца, а потом еще и человека, с которым почти собрались жить долго и счастливо.
Поэтому Оля, не знакомая с этими бедами, сугубо личными для каждого или каждой, свято верила в то, что все можно осилить, если знать, ради чего.
Приняла же она непростое решение не поступать на дневное отделение педагогического. Пусть уж на вечерний, а то и заочку, учиться и работать, чтобы уже к окончанию полноценным специалистом быть, а не аудиторной чуркой с дипломом!
Руководствуясь максимой: «Мы не ищем легких путей», Оля напросилась и править библиотекой. Деньги за это платил директор, пусть и небольшие, но все-таки самостоятельный заработок.
Старшей пионервожатой она также оставалась. Было непросто, зато за счет совмещения куда проще решать сугубо педагогические проблемы. ЦК требует прививать любовь к книге – вот и прививаем, не отрывая от работы ни библиотекаря, ни учителей, обходя острые углы.
Вот, к примеру, русичка Любовь Петровна, в жизни умнейший и милейший человек, к списку для чтения иной раз необъяснимо категорична. Чего ополчилась на Пушкина или Чуковского? Совершенно не выносила сказку о рыбаке и рыбке, саркастично высказывалась о предстоящем отмечании юбилея великого поэта, а уж историю о Крокодиле Крокодиловиче считала буржуазной мутью, пародией на Некрасова и тайным изложением истории контрреволюционных мятежей.
Оля, поднаторев в школьной дипломатии, справедливо рассудила, что прямой доступ к книгам позволяет не отвлекать лишний раз педсостав. Сидим себе, читаем, что заблагорассудится, и классику, и с новинками, если они в руки попадают, с удовольствием знакомимся, повести и рассказы Ивана Ефремова, «Это было под Ровно» Дмитрия Медведева – и никаких конфликтов!
На курсах пионервожатых настаивали: не менее двух часов в день читайте. Оставалось только кивать с серьезным видом: два часа, как же! Конечно, теперь ночи напролет за книжками не посидишь, устаешь сильно, но скорость чтения у Оли пусть не ленинская, но весьма приличная. Так что в специальном толстеньком блокноте уже имеется длиннейший список, который смело можно рекомендовать ребятам, и куча заметок из газет и журналов, которые можно рассказать и обсудить.
Добрейший директор Петр Николаевич без вопросов выделяет деньги на подписку. И теперь, помимо книг, в библиотеке имеются прекрасные подшивки, и не только «Пионерская правда»: и «Пионер», и «Костер», и «Смена» – они ж не устаревают, и в старых номерах массу интересного найти можно. И находят, и читают, и даже обдумывают.
К Олиному удивлению, на ура были приняты идеи ведения читательских дневников и художественной читки. Она с отдельным удовольствием выкопала и особо отложила грамоты: «Награждается Светлана Приходько, занявшая первое место на конкурсе чтецов-декламаторов» – это вам не чепуха какая-то! Колебались всем миром долго, подходит ли для детского конкурса глава из «Теркина» про смерть и воина? Но обычно покладистая Светка стояла твердо – или это, или вообще не буду выступать. Остальные не желали «позориться», так что она вышла победителем во всех смыслах. Жюри слезы глотало!
Братишка ее вообще герой: вернул в опытный голубиный питомник в Останкино какого-то голубя-героя из турманов, прибившегося к его, Санькиной, голубке. Мог бы и себе подтибрить (как поступали практически все голубятники), а он вернул, да еще и голубку собственную отдал. За что был премирован парой других особенных голубей, запасом пшеницы и дробленой кукурузы. О Санькином подвиге даже в газете написали, вот вырезка из «Вечерней Москвы».