Страница 9 из 20
И разве не ясно, что проститутка, нашедшая среди мужчин такого, кого любит сама и который не желает эксплуатировать ее и одновременно испытывает к ней встречные чувства, не заслуживает счастья и уважения после всего, что ей довелось пережить на ниве платного секса? Да в той же Библии есть подтверждения уважительного отношения к проституткам – например – в Ветхом Завете – Раав, укрывавшая шпионов из армии, осаждавшей Иерихон, а в Новом Завете – сама оставившая свое блудное ремесло ради любви к Иисусу Христу Мария Магдалина. Однако добрые христиане и до сих пор предпочитают не замечать подобных вещей в Священном Писании, которое номинально должно быть законом для них. Но я немного отвлекся. Чтобы закончить изложение моего отношения к проституткам, отмечу, что в абстракции оно и не одобрительное, и не осуждающее, тем более – не презрительное. А конкретно в собственной жизни я без них обошёлся, чем доволен, хотя и не горжусь. Умозрительно я когда-то попробовал представить себе ситуацию, в которой проститутка – привлекательная и откровенная женщина – предложила бы мне себя из интереса к моей личности или, допустим, из благодарности – мог бы я тогда на это пойти? И я решил, что этого не стоило бы заранее отрицать, если бы я не имел каких-то других обязательств. Так я искренне думал, пока обогнавшая меня в коридоре отеля «Иткол» профессиональная женщина не вызвала в один миг мощнейший прилив крови в низ моего живота. Тогда я понял, что чего-то важного все-таки себе не представляю, если вот так, с бухты барахты, могу захотеть близости с персоной, не соответствующей никаким критериям, по которым я старался найти себе настоящую партнершу. И снова после долгих размышлений я пришел к выводу, что это невидимое, но властно требующее физического замыкания воздействие порождено каким-то необнаруживаемым современной наукой психическим полем, о возможностях использования которого в своих целях грамотно преподносящим себя проституткам издавна известно много больше, чем высокообразованным физикам и физиологам всей Земли. В каком-то давнем юмористическом журнале, кажется, польском, была помещена достаточно едкая карикатура по сходному поводу. Во время работы международного съезда кибернетиков в зал заседания вошла, чтобы передать в президиум какие-то бумаги, некая женщина, после этого сразу же покинувшая зал в сопровождении мысленного единения всех обладателей высоко-ученых мозгов в виде общей формулы: – «Какая задница!» О каких интеллектуальных возможностях оценки женского воздействия после этого можно говорить? Не знаю, пытался ли глубоко анализировать эту тему такой тонкий знаток отношений мужчин и женщин, обладавший к тому же весьма большой личной практикой, как великий литературный гений американец Генри Миллер – человек какого-то уникального обаяния, ощущаемого всеми, кто его близко знал, в том числе и продажными женщинами. Так вот, некоторые проститутки во Франции, которых он вначале снимал как клиент, после короткого общения переставали брать с него деньги и становились просто любовницами, а то еще и спонсорами для него. В его произведениях, насыщенных сексуальными историями, нет никаких признаков неуважения к шлюхам, как он их, тем не менее, называл. Видимо, это слово он скорее всего использовал в качестве обозначения рода их занятий, но никак не для выражения осуждения или презрения. Мадмуазель Клод и Нис описаны им честно и откровенно, но притом и с любовью, пусть даже и небольшой. Он был им благодарен, как и они ему, за то, что он видел в них интересных, приятных и заслуживающих бережного обращения людей, и это было для него непреложно.
Другой выдающийся мастер американской художественной прозы, Томас Вулф, в отличие от выходца из Нью-Йоркского Бруклина – Миллера, происходил из курортного городка Эшвилл южного штата Северная Каролина, и, вероятно, как южанин и провинциал, мог иметь более консервативные взгляды насчет продажной любви. Но и у Вулфа не проскочило в его романах сколько-нибудь презрительного отношения к проституткам. А ведь началось с того, что он еще подростком вытаскивал гулявшего вразнос алкоголика-отца из борделей и, очевидно, имел возможность видеть не только парадную, но и неприглядную сторону всего, что происходит в них. Да он и сам получил первоначальное образование в постели у очень опытной, далеко немолодой проститутки, но только не в борделе, а в пансионе собственной матери, где эта проститутка снимала номер, отдыхая на курорте от трудов праведных и неправедных. Эта дама в отрыве от постоянного дела, которое было у нее в Сент-Луисе, нуждалась в сексуальном удовлетворении и выбрала для этого долговязого и смышленого юношу-школьника, которого и посвятила в тонкости искусства. При этом она тоже не проявляла корысти, однако, чтобы, как говорится, «не испортить руку», все же брала с Вулфа за визиты в ее номер плату в виде медалек – школьных наград, которые числом семнадцать вскоре все перекочевали в ее ридикюль. Начав самостоятельную жизнь, Том Вульф, обманутый своей вышедшей замуж первой любовью, продолжил удовлетворяться платными услугами молодой проститутки большого портового города. И снова за это он не презирал ни ее, ни себя. Видимо, только ханжам была присуща априорная позиция осуждения, нередко порождавшаяся скрываемым от посторонних желанием оказаться в числе и даже на месте мужчин, обслуживаемых «падшими» женщинами. К счастью, великие честные писатели, такие как Ги де-Мопассан, Уильям Фолкнер, Генри Миллер, Томас Вулф, Александр Куприн, Жоржи Амаду, Юрий Нагибин немало написавшие на тему, о которой сами знали достаточно много, не имели с ханжами ничего общего в отношении проституток. И людям стоило бы вчитываться в их произведения не только в поисках «клубнички», но и ради обретения собственной осмысленной и нравственной позиции по поводу явления, которое человечеству извести не дано никаким принуждением. Оно ближе к природе вещей, чем можно себе представить, и вырвать его из общественного обихода, когда в нем постоянно есть какая-то нужда, нельзя никакими силами. Секс всегда найдет способ уклонения от репрессивных воздействий со стороны и религии, и власти. Он фундаментальнее умозрительных схем морали, хотя и они нацелены, по номиналу, на добро и на убережение людей от духовной деградации и половых инфекций. А, впрочем, о чем тут еще рассуждать? Проституцию могут истребить только сами вовлеченные в нее женщины, если на то у них будет воля и дееспособность. А и с тем, и с другим в «цивилизованном»обществе всегда было плохо, а уж в нецивилизованном – и подавно. И, судя по предсказанию Джорджа Герберта Уэллса в его романе «Когда спящий проснется», это особо сильно не изменится и в будущем, за исключением одного – проститутки будут очень уважаемыми членами социума.
Да, но моей-то поездки вместе с Риной на Кавказ, в «Иткол» проституция почти никак не задела – разве что тем, что проходящая мимо женщина обогнала меня, полуобернулась и вдохнула воздух через приоткрытый рот – и вмиг возбудила, а вот Рина, как и у себя дома, так и здесь, почему-то не смогла. И вообще она все время вела себя нервно. Звонила Вилену в Москву, на пару дней даже смоталась на самолете туда и обратно, вернулась неуспокоенной и потребовала у администрации, чтобы нас устроили по разным номерам. Я был не против – что толку было ночевать в одной комнате, а проводить время не в одной постели. Еще до кратковременного выезда Рины в Москву я начал совершать пешие прогулки на поляну Азау, потом в ущелья Юсеньги и Адыл-Су. В удалении от долины Баксана, казавшейся довольно скучной, в боковых ущельях лучше чувствовалась прелесть гор, тем более, что и ущелье Адыр-Су с альплагерем «Уллу-Тау» было отсюда совсем неподалеку, а с ним меня связывало многое, навеки дорогое. Сначала меня донимали головные боли. Как всегда, я достаточно медленно адаптировался к атмосфере на высоте, но в конце концов я к ней привык. Мысль о том, что я, какой-никакой, но все же слегка квалифицированный альпинист, теперь не очень здорово ощущаю себя на дне долин, немного угнетала, но все же не очень. У меня не было чувства, будто я совсем прощаюсь с горами и по возрасту, и по собственному разумению, приведшему к выводу, что из-за недостаточной силы рук дальнейшее усложнение восхождений мне как полноценному участнику, прокладывающему путь впереди спутников, вряд ли будет доступным, а быть вечно в роли ведомого-страхующего мне не хотелось. Дело в том, что я уже знал и другие горы, нисколько не легче Кавказских, которые хотя и были заметно ниже по абсолютной высоте, но звали к себе ничуть не слабее. Туда я определенно стремился попасть еще и еще, и таких гор было столько, что все никак не обойти даже за сотню лет или больше. Речь шла о Сибирских горах: об Алтае, Западных и Восточных Саянах, Хамар-Дабане, Баргузинском, Яблоновом, Становом хребтах, о Сихотэ-Алине, Джугдыре и Джугджуре, наконец, о хребте Черского, Верхоянском, Колымском и Анадырском хребтах, а также о таинственных синих Олойском и Кедонском хребтах в окрестностях реки Омолон, не говоря уже о Камчатке да и о многом другом. Кое-где мне удалось-таки побывать. С Леной – однажды, а с Мариной еще дважды в Западных Саянах, а ещё в Баргузинском хребте и на Байкале, на Витимском плоскогорье, на Средне-Сибирском плоскогорье и Подкаменной Тунгуске (везде после Байкала только с Мариной). Можно подумать, что увидел немало. Однако это была всего малая часть того, на что у меня возник аппетит к тому времени, когда я совсем обыкновенным «гостиничным» туристом совершал пешие экскурсии в районе Терскола, и мне казалось, что теперь я достаточно мелко плаваю, раз нахожусь в районе вершин, которые не раз видел с других вершин и перевалов в качестве восходителя, а не банального посетителя горного курорта. Впрочем, я и попал в него в основном с другими намерениями – как и Рина.