Венера

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ОБЛАКА

Я помог Маргарите оттащить бесчувственное тело Фукса в лазарет. Разговаривая с ним, она была готова сорваться в слезы, но теперь ее глаза были сухи и взгляд озабочен.

- Тебе лучше отправиться в рубку,- сказала она, как только мы взгромоздили Фукса на стол.

- Верно,- согласился я.

Но тут Фукс приоткрыл один глаз и схватил меня за рукав двумя пальцами…

- Скажи… Амар…- голос его звучал совершенно неразборчиво, жутко было слышать, как такой сильный человек говорит голосом младенца, еще не освоившего слова. Лицо его при этом скривилось в гримасе боли.

- Не беспокойся,- ответил я, сжав его плечо.- Я позабочусь обо всем.

- Жуки… Острый угол подъема.

Я кивнул с совершенно уверенным видом, чтобы у него не оставалось и тени сомнения в том, что я справлюсь.

- Я знаю. Все будет в порядке.

- Ты сделал… все хорошо, там, на… поверхности.

Я заставил себя улыбнуться. Как ни было плохо капитану, в данный момент я не мог пропустить такую похвалу мимо ушей. Похвала от капитана была весьма редким подарком.

- Спасибо.- Затем, словно подчинившись внезапному импульсу, я добавил: - Отец.

Он попытался улыбнуться в ответ, но не смог. Только что-то промямлил, но голос звучал настолько неразборчиво, что я даже не уловил смысла сказанного.

Я еще постоял, не снимая руки с плеча капитана. Затем его глаза закрылись и медицинские мониторы, которыми окружила его Маргарита, тут же пронзительно взвыли.

- Убирайся,- прошипела она.

И я ударился в бегство. На капитанский мостик.

Амарджагаль по-прежнему восседала в командирском кресле, там же, где я застал ее в прошлый раз. Казалось, она так и не покидала его ни разу за время моего отсутствия. Вид у нее был крайне усталый.

- Когда следующая вахта? - спросил я.

Ее познания в английском были весьма скудными. Может, именно поэтому она производила впечатление такой молчаливой и серьезной женщины, и недаром Фукс выбрал ее себе в заместители. Я повторил свой вопрос, стараясь говорить как можно медленней и громче. Взгляд ее скользнул к электронным часам на панели дисплея.

- Сорок две минуты.

- А когда мы входим в верхний слой облаков?

И вновь мне пришлось перевести свои слова на язык человеческих жестов и мимики, прежде чем она ответила:

- Полтора часа.

Я подошел к пульту связи и, перегнувшись через плечо сидевшего там сменщика, включил программу-переводчика. Вахтенный только посмотрел на меня, но ничего не сказал.

- Амарджагаль,- заговорил я, тщательно обдумывая каждое слово,- я сменю тебя на час. Отдохни и возвращайся, когда мы будем вступать в верхний слой облаков.

Синтетический голос компьютера повторил мои слова на незнакомом языке ее народа. Затем Амарджагаль что-то спросила.

- Какое ты имеешь право отдавать приказы? - ровно, без всякого выражения, спросил синтезированный голос.

- Я принимаю командование кораблем,- объявил я, не сводя с нее взгляда.

Она растерянно (или рассерженно?) заморгала, когда компьютер перевел мои слова.

- А что с капитаном?

- Капитан в лазарете,- объявил я.- Я говорю за него. Всем придется надеть шлемы при вхождении в облака, причем сделать это надо будет по моей команде.

Амарджагаль посмотрела на меня в затянувшейся паузе, пытаясь осознать сказанные компьютером слова. А может быть, и обдумывая их. Но ее стоическое лицо, всегда сдержанное, и темные непроницаемые глаза не выразили ничего.

- Ты не капитан,- наконец объявила она.

- Я - сын капитана,- сказал я.- И буду замещать его, пока он не поправится. Все понятно?

У меня не было ни малейшего представления о том, как она отреагирует. Она просто смотрела на меня, не сводя глаз и пытаясь сообразить, как действовать в новой ситуации. Амарджагаль осталась верна Фуксу во время восстания Багадура. И сейчас, если она примет меня как командира, весь остальной экипаж последует ее примеру. Если же она этого не сделает, тогда все может прийти к хаосу или, того хуже, к новому бунту.

Наконец она произнесла по-английски:

- Есть, сэр,- и поднялась с командирского кресла.

Я попытался сохранить каменное выражение лица и ничем не выказать мгновенно охватившей меня радости. Я весь трепетал внутри от восторга. Впервые в жизни я стал командиром, в руках моих была власть. Где-то, впрочем, в глубинах подсознания самокритичный внутренний голос предупреждал меня, что ничем хорошим это не кончится. Но я тут же напомнил себе, что зловещие прогнозы уже не сбылись тогда, на поверхности планеты, когда я вышел из самого ада. Я уже не был беспомощным, неопытным, испорченным ребенком.

По крайней мере, я на это надеялся.

Двое других членов экипажа на мостике бросили осторожные взоры в мою сторону, однако ничего не сказали. И вовсе не потому, что у нас были проблемы с языковым общением. Они видели, как Амарджагаль покинула мостик, и снова склонились над пультом в неприступном молчании.

Я вызвал график полета. Как я и предполагал, Фукс повел «Люцифер» по самой крутой кривой через облака, начиненные прожорливыми жуками, чтобы как можно скорее выскочить из этой зоны. По сути дела, «Люцифер» был дирижаблем, воздушным судном, плывущим в плотной атмосфере Венеры, немного помогая себе пропеллерами. Главной задачей экипажа было вносить корректировку в курс корабля, регулируемый ветрами. Мы не могли подняться к облакам никаким другим образом, кроме как выкачивая газ из емкости, заменяя его на более легкий, а потом и на вакуум, так, чтобы достичь верхней границы атмосферы.

Затем у нас были припасены ракетные двигатели, но на них можно стартовать только из верхних слоев. И уже потом добираться до орбиты. Я проверил цифры, заложенные в программу полета. Получалось так, что, если мы стартуем на ракетах преждевременно, то мы не сможем достичь орбиты Венеры, а лишь направим «Люцифер» по длинной баллистической траектории и застрянем в облаках. А на орбите нас ждал ядерный модуль-двигатель, чтобы доставить нас до Земли. Фукс припарковал его, оставив на орбите Венеры.

В общем, как ни крути, получалось, что с ракетами надо быть осторожными. Иначе нам не добраться до пускового ядерного модуля и тогда останется одно: зависнуть в атмосфере, пока жуки на сожрут корабль, или до нас не доберется жара, или же, наконец, просто кончится пища. Пожизненное заключение в аду. Которое, конечно, скорее всего, окажется недолгим.