Страница 13 из 34
Когда ноги ощущают твердь, мир вновь ускоряется и наливается звуками, которые неожиданно болезненно врываются в мой мозг. Ноги хотят подкоситься, но стоп, мои хорошие. Я держусь. А монстр вдруг взвизгивает мерзко и врубается прямо в крыльцо. Сносит его к чертям собачьим, дальше таранит остатки забора! Запинается, делает мощный кувырок уже на площади. И начинает крутиться вокруг своей оси, как полоумный. Всё, зрения лишился. Отлично.
И скорее всего, повредился мозг. Стрелы здесь непростые.
Перемещаюсь магией к твари и рублю серповидным клинком по задней лапе! Не перерубил, но жилу перерезал. Причём легко. Вот тебе и клинок Уцарии! Слишком вертлявая тварь, почти ушла от лезвия. Но теперь замедлилась, взвыла. Лягнуть пытается! Увернулся с азартом. Вторую ногу рубанул, вошло, как в масло. Но на соплях осталась висеть. Оборотень завалился на бок, кровь захлестала ручьём. Дышит тяжело, хрипит, уже не рыпаясь.
Со стороны шеи подошёл, насвистывая свою фирменную мелодию из «Убить Билла». Наложил на звено формулу разрушения. Подцепил клинком цепочку, оттянул. Рукой коснулся, золотое звено ссыпалось в золотой песок. Мало ли, ещё какие сюрпризы от такого оберега.
Думал, успею забрать амулет. А нихрена. Суккубки бегут добивать.
Э, нет. Годзилла мой. Отпускаю амулет, который сразу падает с шеи. Взбираюсь на тушу с нечеловеческого пряжка.
Вот же долбаный тираннозавр! Как искусный дровосек выпуклой стороной клинка размахиваюсь и рублю от души! С первого же удара по шее он забулькал и завыл жалобно. Со второго артерию перерубил, и хлынула тёмная жижа потоком. И только с седьмого удара башка отделилась полностью. Если честно, замучился рубить хребет.
Горячая кровь хлещет, как из ведра, брызги рикошетят отовсюду и летят прямо на мой походный костюм и волосы. Тьфу млять.
Последние конвульсии. Сердце замирает. Всё, готов сучёнок.
— Щенок, — бросаю с ухмылкой и закидываю окровавленные локоны назад гейским жестом. Никак не могу себя от этого отучить.
Суккубки с ошалелым видом окружают меня, стоящего на трупе из которого всё ещё фонтанирует кровь. Спешу побороть собственную дикость, вырывающуюся у меня изнутри. Моё долбаное бешенство так и рвётся, будто отдельное существо, которому дай повод кого — нибудь разорвать.
После того, как я пережил встречу с генералом Вейзевула, эти ощущения всегда приходят ко мне в процессе боя. Были тренировки на Утёсе, где я чуть не покалечил собратьев по оружию, когда срывало крышу.
— Раз, два, три… — пересчитываю воительниц вслух, указывая на них серповидным клинком.
На лицах воительниц недоумение, граничащее с обидой. Из дома выходят две, ковыляют, прихрамывая, из сарая выползает ещё одна. Как раз не досчитался. Лихетта и Имира уже здесь, дышат тяжело. Все тринадцать воительниц на месте с клинками наголо. Руки, ноги на месте, лица вроде не обезображены, сиськи не оторвало.
— Все целы, это самое главное, — заключаю с ухмылкой.
Вздыхаю, смотрят так ошарашено с приоткрытыми ртами. То на меня, то на голову зверя с приоткрытой пастью и свесившимся на бок языком. Взмыленные, грязные бабы. Одна в куриных перьях на башке, от другой навозом несёт, вон даже кусок какашки на плече остался, третья такая мокрая, что все волосы к черепу прилипли. Так — то все по пояс мокрые от луж с моего льда.
— Дааа, — протягиваю с издёвкой. — Заставили же вы меня волноваться.
Некоторые суккубки хмыкают дерзко. А Огнепламенная смотрит на меня, часто моргая, будто я её отчитал, как начальник.
— Крис, как ты это делаешь? — Спрашивает принцесса вымученно.
— Я вообще ничего не поняла, — брякает Лихетта. — Откуда у тебя этот клинок?
— Да какая разница, — фыркает Зоррин вдруг с обидой, разворачивается и уходит в сторону двора, бросая уже себе под нос: — вот же харя самодовольная. Мог бы и нам оставить голову.
— И тянул тогда что? Издевался над нами? — Выдаёт ещё одна воительница и спешит за первой.
— К Чёрному барьеру ему доспехи, если так быстро двигаться может, — выражает своё мнение Селина и тоже уходит вместе. А с и Имира, уже молча.
— Да, с такими выкрутасами, тьфу, руки опускаются, — бросает ещё одна хмуро. — Один бы шёл.
Через минуту — другую меня покидают все. Последней уходит Лихетта, взглянув с укором, но ничего не сказав.
Вот блин. Похоже, они обиделись. Вот только на что?
Воительницы начинают обшаривать избу и сарай великана. Под шумок забираю кулон с чёрным камнем из лужи кровищи бордовой, вытираю об шерсть брезгливо. Реликвия едва помещается во внутренний карман. Золотую цепь пришлось пока оставить из — за её массивности.
В сарае помимо сбежавших нашли ещё пятерых грязных до неузнаваемости девиц от восемнадцати до сорока возрастом. Три резвые пленницы, которые хотели сбежать, были найдены забившимися в угол оградки.
В доме мы нашли самое страшное.
Две беременные девушки с такими огромными животами, что жутко! Одна невменяемая, увидев нас, под кровать полезла и завыла протяжно. Вторая минуту зыркала и выдала:
— Убили его? Теперь меня убейте. Ни выродка его, ни мучений не хочу…
Пиндец полный. Я просто вышел из комнаты с таким грузом на сердце, что всё прочее показалось неважным. Вскоре выяснилось, что этот урод свою сперму пальцами в женщин засовывал, чтобы они ему ребёнка сделали. А их разрывало при родах и дети — гиганты мёртвые выходили. И зверское чучело всё не унималось. Продолжала пытаться тварь.
Сижу на брёвнышке подальше от всех, хлебаю виски из горла бутылки. Пусто внутри, больно и горько. Он их что скот держал… Как свет таких мразей терпит⁈ А, Дракон⁈ Ну где ты⁈ В небо светлое смотрю, солнце глаз слепит, облаков совсем нет. И Всадника тоже. Ответа мне не будет, да?
Во дворе продолжается суета. Солнечные лучи играют по ледяной глади, которая плитами стоит всё ещё вокруг дома. Тает понемногу вроде, а половина двора уже поплыла вместе с вырванным дёрном.
Пленниц собрали, перед которыми Имира выступила, мол, вы все свободны. А они сжались, да обратно в сарай поковыляли, поглядывая на лёд с недоумением. Воительницы же стали собирать дрова, таская к туше зверя всё, что может гореть. Что ещё не сильно мокрое. И, похоже, не для того, чтобы его зажарить да съесть. Целых три кучи под костры рядом с трупом начали возводить. Даже хромые и уставшие суккубки зашевелились, поддаваясь общей тенденции.