Страница 19 из 64
Глава двадцать вторая
Испанская инквизиция. Первые шаги
Итак, корыстолюбие и религиозный фанатизм к началу 1481 года преодолели совместно все препятствия. Испанская инквизиция стала явью, для начала в Севилье, где два монаха-доминиканца, Морильо и Сан-Мартин, известные своей непримиримостью по отношению к евреям, были назначены инквизиторами. А городские власти получили приказ оказывать инквизиции всяческое содействие. Мараны, особенно те что были поактивнее, увидели два выхода: сопротивляться или бежать. Как мы увидим дальше, оба метода оказались бесполезны. Но поговорим, для начала, о первом. Во главе этих явно не робких людей встал самый богатый человек Севильи, маран Диего Сусан. Он собрал совещание богатых и занимавших высокие должности маранов. И они порешили приготовиться к вооруженному сопротивлению инквизиции, благо, возможностями располагали немалыми. Но ничего из этого не вышло. Легенда рассказывает, что у Сусана была дочь. Редкой красоты, и как оказалось, редкой мерзости девица. Она подслушала их разговор, донесла о нем своему возлюбленному-испанцу, а он сообщил, куда следует. Так что взяли заговорщиков внезапно. Собственно говоря, по закону, судить их должен был светский суд — они ведь не были схвачены за соблюдение иудейских обычаев. Но тут и стало ясно, как мало намерена испанская инквизиция считаться с юридическими тонкостями. Эти-то мараны, шесть человек, и стали ее первыми жертвами. И сгорели на первом «аутодафе» (см. главу 2). То есть, проще говоря, были сожжены за городом. В этом месте с этого дня костры будут гореть регулярно, и мы о нем еще поговорим. А пока скажем пару слов о дальнейшей судьбе «прекрасной дамы» — под этим именем вошла в историю дочь несчастного Сусана. Легенда говорит, что ее с почетом отправили в монастырь. Но это было явно не для нее. Она сбежала оттуда, пряталась от властей и торговала собой. Даже родила несколько внебрачных детей. С годами, однако, красота уходила, брать с клиентов она могла все меньше и постепенно опустилась на севильское дно. Умерла в нищете, горько сожалея обо всем содеянном. И долго еще в Севилье показывали ее череп.
Но, серьезно говоря, вряд ли у Диего Сусана и его друзей были шансы на успех. В дальнейшем мы узнаем, что кое-какие действия, вроде задуманных ими, удались. Но толка от них не было. Те, кто пытались сопротивляться, просто не уяснили еще себе, что за инквизицией напрямую стоит королевская власть. Но, по этой же причине, не помогло и бегство. В былые времена евреям действительно удавалось укрыться во владениях и замках могущественных феодалов (см. главу 16). И мараны и на сей раз пытались туда бежать. А бежать-то теперь надо было за пределы испанских владений. Но это не сразу дошло до маранов. И направились они во владения крупных сеньоров, находившиеся поблизости. Прежде всего, во владения герцога Медина-Сидония, а также к маркизу Кадисскому и другим — благо, это все довольно близко от Севильи. Но для инквизиторов их бегство было подозрительно. И вот случается, по понятиям современников, дело невероятное. Инквизиторы — два рядовых доминиканских монаха — издают приказ всем герцогам, маркизам, графам и т. д.: арестовать всех бежавших на их земли «новых христиан» и в течение 15 дней передать их севильским властям, а их имущество конфисковать в пользу королевской казны. И знать подчиняется! Ибо вельможи уже поняли, что за спиной инквизиторов — король и королева. Лет за десять до того, когда Кастилией правил бездарный сводный брат Изабеллы, планы маранов — укрыться во владениях вельмож — могли и осуществиться, но тогда царила феодальная анархия во всем блеске. Герцог Медина-Сидония был в то время могущественнее короля, своего сюзерена. Но ситуация изменилась. Взойдя на престол, Изабелла начала с огромной энергией наводить порядок, не останавливаясь перед самыми крутыми мерами. И знать присмирела. Рисковать головой ради маранов никто не пожелал, и их отправили в Севилью, прямо в лапы инквизиторов, ибо они были уже заподозрены в отступничестве от христианства, потому что бежали. Инквизиторы, однако, понимали, что теперь начнут убегать подальше. И они приняли меры — выезд из города был запрещен под страхом смертной казни. У ворот была поставлена особая стража. И никто не смел протестовать. Большинство севильских маранов не бежали и не сопротивлялись, как это обычно и бывает, когда вся сила государственной власти обрушивается на какую-либо группу.
Впрочем, мараны вначале плохо представляли себе ситуацию, ибо до того не имели с инквизицией дела. Как мы помним, сперва объявлялись «дни милосердия» — можно было прийти и покаяться, и тем избежать тяжелого наказания (см. главу 4). Но всякий кающийся грешник должен был доказать инквизиторам свою искренность — выдать других еретиков (в нашем случае — тайных иудеев). Не зная этого, мараны в большом количестве явились в «дни милосердия» в инквизицию и попались в ловушку. В общем, трибунал работал, как конвейер. Так как сжигали много народа, то оборудовали для этого около города специальное место, разукрасив его статуями библейских пророков. Называлось оно «комадеро» или «брасеро». Вокруг него возникли мрачные легенды. Например, что человек, пожертвовавший деньги на его украшение, сам был сожжен там впоследствии, ибо оказался тайным иудеем. До наших дней «брасеро» не дожило — его разрушили солдаты Наполеона. Один раз в деятельности инквизиции случилась заминка — из-за вспышки чумы. Тут стало не до евреев, но скоро эпидемия прошла, и дальше все катилось, как по рельсам, вызывая ужас во всей Испании и даже за ее пределами, в частности в Риме.
Что сразу бросилось в глаза — это огромной силы поддержка, оказываемая испанской инквизиции государством. Потому ей труднее было противостоять, чем старой, папской. В плане финансовом, а это, как мы помним, было важно — первый опыт, произведенный в Севилье, мог считаться удачным. В плане религии — безусловно, нет. Пытка и костер оказались не лучшим средством христианской агитации. Не возлюбили мараны Христа, именем которого их жгли. Наоборот, очень многие увидели в этом наказание за отступничество. Да и с прагматической точки зрения выходило, что нет смысла в крещении — «публичным евреям» в 80-х годах XV века жилось в Испании спокойнее, чем маранам. И уже никто не сомневался, что Севилья — только начало. «Креститесь, евреи и идите смотреть, как жгут новых христиан», — говорят, так шутил в тюрьме инквизиции старик-маран, крестившийся за 40 лет до того.
Глава двадцать третья
«Бич иудеев»
Его имя стало нарицательным. Это благодаря ему средневековая Испания ассоциируется с инквизицией, и не только у евреев. Это благодаря ему приобрело свой нынешний смысл словосочетание «Великий инквизитор». Он вполне заслужил свое прозвище: «Бич иудеев».
Итак, познакомимся поближе. Томас (Фома) Торквемада. Тут надо начать с происхождения. Официально наш герой происходил из семьи небогатых дворян из городка Торквемада (что, кстати, означает «выжженная земля»!). Но веками ходят легенды о том, что он сам — маран. И это попадает иногда и в серьезные книги. Вообще-то, евреи-антисемиты встречаются. Еще чаще встречаются люди, скрывающие за антисемитскими речами и действиями свое полуеврейское происхождение. Но в общем, и тех, и других — немного. Они становятся заметны из-за скандальной сенсационности поведения. А бывает еще, придумывают еврейские корни каким-либо несимпатичным, именно в антисемитском плане, лицам (даже Гитлеру пытались их приписать). Видимо, из расчета на сенсационность, а может, и по антисемитским мотивам. Но в случае с Торквемадой — дело особое, специфическое. Как я уже писал, к середине XV века, мараны выделились в отдельную группу населения, нелюбимую «старыми христианами». И вот мараны пытались бороться с этой неприязнью, указывая, что те или иные уважаемые и знатные люди происходят от маранов (как любили советские евреи вспоминать о еврейском происхождении К. Маркса, Свердлова и т. д.). В одном документе, составленном в середине XV века толедским мараном, говорится о семье Торквемады. Испанской инквизиции еще и близко не было, о Томасе Торквемаде еще никто и не слыхал. Но был знаменит Хуан Торквемада, его дядя, брат отца, крупный (всеевропейского масштаба) деятель католической церкви. И вот мараны утверждали, что мать Хуана Торквемады — крещеная еврейка (имя ее не названо и до нас не дошло). Получается, что у Томаса Торквемады была со стороны отца бабушка-маранка. Следовательно, «Бич иудеев» на одну четверть — еврей. Это теоретически возможно, но крайне маловероятно. Во-первых, сам источник историки считают ненадежным — они там у всех находили маранские корни, даже у семьи, из которой происходил Фердинанд V («католический король», о котором к моменту выхода документа тогда еще не знали, как и о Томасе Торквемаде). Во-вторых, когда Томас Торквемада стал знаменит, появилась книга о его происхождении, где доказывалась чистота его крови. О «чистоте крови» мы еще поговорим, а пока отметим, что это значит отсутствие еврейских или мавританских предков. В-третьих, и это главное, он вел себя не так, как человек, у которого была еврейская бабушка, — он явно не боялся раскрытия позорной тайны своего происхождения, став великим инквизитором. Так, он упорно преследовал одного епископа, у которого был дед — крестившийся еврей. Дед этот уже давно умер, но ведь у инквизиции была власть и над мертвыми (см. главу 4). Покойника обвинили в тайном иудействе, выкопали из могилы труп и сожгли. Это бросило сильную тень на его потомков. Епископ бежал в Рим, где Торквемаду не любили. Папа Римский (а на святом Престоле восседал Александр VI Борджия) взял епископа под свою защиту. В Риме вообще было много маранов, бежавших от Торквемады. Но в возникшей конфликтной ситуации никто не помянул еврейскую бабушку «бича иудеев», а ведь в Риме они Торквемады не боялись. Неужели все были так благородны, что не считали возможным воспользоваться таким приемом? Позвольте в это не поверить! Просто сказать было нечего. А еще раньше, при Сиксте IV, Испания вела переписку с Римом об устройстве службы инквизиции. Было решено, что люди еврейского происхождения служить в инквизиции не должны (вполне разумно). И никто не заговорил о Торквемаде. Ни в Риме, где уже тогда были шокированы испанской инквизицией. Ни в самой Испании, где его многие не любили и, несмотря ни на что, не все боялись. В общем, скандально известная маранская бабушка Томаса Торквемады — скорее всего, сказка.