Страница 2 из 11
В груди поселилось нехорошее предчувствие, когда ты уже догадываешься о том, что произошло нечто чрезвычайно плохое, но ты изо всех сил хочешь в это не верить или, как минимум, пытаешься проснуться.
«Это старший Брат Чанг, сын владельца постоялого двора, не стоит его зря злить». — внезапная мысль и пришедшее с ней смутное узнавание стоявшего передо мной мужчины заставило тело быстро поклониться и инстинктивно проговорить какие-то неразборчивые извинения.
— Так-то, — Чанг быстро сменил гнев на милость, после чего тут же вызверился на другого паренька, который посмел отвлечься от работы. — А тебе что?! Тоже врезать, чтобы ты начал работать?!
Начавшийся было отдых мгновенно прекратился и все вновь начали усиленно сажать рис. Грозно оглядевшись, Чанг поморщился и, сняв шляпу, начал ей обмахиваться, чтобы хоть как-то побороть жару. В отличие от остальных, он явно не собирался присоединяться к работе.
Я же, стоя в позе пьющего оленя, садил проклятые ростки, попутно пытаясь сдержать подступающий к горлу страх.
Быть настоящим художником, значит быть внимательным и подмечать множество деталей, игнорируемых обычными людьми за ненадобностью.
В рисовании даже, казалось бы, на первый взгляд, ненужная мелочь, может решительным образом изменить всю композицию, открыв её с неожиданной ранее стороны.
И сейчас я подметил сразу несколько вещей, которые хоть по отдельности и вызывали серьезные вопросы, но вместе намекали на полную, не побоюсь этого слова, жопу.
Взять хотя бы те же лица, которые все-таки получилось рассмотреть. Меня нельзя было назвать большим экспертом по народам, но окружающие выглядели похожими то ли на метисов, то ли и вовсе на какую-то непонятную народность.
В них каким-то причудливым образом довольно органично переплетались азиатские и европеоидные черты лиц.
Шанс, что где-то окажется такое количество метисов, конечно, имелся, но вот их, как и моя одежда опять же вызывала массу вопросов.
Такую откровенную бедность я не видел даже в кино. Ткань была грубой и сделанной из рук вон плохо из самой дешевой холщовины. Очевидно, её соткали исключительно ручным трудом. Туда же шел идущий от неё ощутимый запах застарелого пота. Мой собственный халат выглядел убого и носил множественные следы заплаток. Изначальный цвет штанов и вовсе нельзя было разобрать, а соломенная шляпа на голове имела изрядно помятый вид.
Взявшееся словно из ничего знание и умение говорить на новом языке и вовсе "не стоило" внимания, как сущая "мелочь".
Ну и, конечно, все эти заметки разом теряли смысл, учитывая то, что у меня теперь были совершенно иные руки, а также чужое тело!
Раз за разом беря ростки риса я буквально не мог оторвать взгляда от куда более тонких, загорелых до черноты рук. А имеющиеся на ладонях мозоли видели за свою относительно короткую жизнь в несколько десятков раз больше тяжелой работы, чем у меня было за все тридцать лет.
Теперь становилось намного понятнее, почему тот мужик был настолько выше меня. Если сравнить моё новое тело с остальными, то мне, выходило, где-то лет шестнадцать. И это немного успокаивало, ведь у меня ещё был шанс вырасти.
Последнее являлось единственной хорошей новостью во всей той непроглядной мгле, что грозила захлестнуть меня с головой.
Как бы я не пытался толкать память этого тела, она отказывалась понимать, что такое: интернет, Россия, самолеты, поезда или машины.
«Это просто восхитительно». — я с нарастающей злостью втыкал рисовые стебли в грязь, словно это был мой злейший враг, а в руке у меня был хотя бы нож: «Я гребанный крестьянин, и не где-то, а, судя по общей отсталости, в древнем, мать его, Китае!»
Дабы писать обложки для фэнтези и книг по альтернативной истории, надо хоть немного ознакомиться с исходным материалом, поэтому термин «попаданчество» мне был отлично знаком.
И к своему сожалению я видел слишком много подтверждений последнего.
Также я имел некоторое представление о паскудности жизни в древние времена. И надо же, но древний Китай ничем, в этом плане, не отличался. Жизнь в то время ценилась мало, а потерять её можно было легче легкого. Если не на тяжелых, изматывающих работах на полях, то в одной из войн или очередной великой стройке дворянина или правителя.
В постройке той же Великой стены по разным источникам погибло от нескольких сотен тысяч до миллиона человек.
Единственное, что никак не подпадало под указанную выше логику, это странные лица окружающих людей, но я был готов предположить, что в древности китайцы, теоретически, могли выглядеть иначе. Хоть это даже на словах звучал очень странно и глупо.
— Хан! — чей-то насмешливый шепот раздался сбоку. Шептал, как оказалось, примерно такого же роста другой парень лет семнадцати.
Память услужливо подкинула его имя и род деятельности. Он, как и я сам, был ещё одним бесправным помощником, а заодно условно главным среди нашей четверки, ведь для хозяина мы все были одинаково никчемны.
Вот только в их группе Бао чувствовал себя царем, чем и не стеснялся пользоваться, о чем шептали темные участки памяти Хана.
Очевидно, когда-нибудь и мне придётся столкнуться с подлостью этого человека и его группы.
Бао мелко и злобно захихикал. Он явно наслаждался тем, что мне прилетело по голове.
— В облаках потерялся, а младший брат Хан? Или вновь задумался об округлостях красавицы Таймин? Удар старшего брата вернул тебя с небес на землю? — эти и куда более жестокие насмешки были частым явлением для Хана. А уж его обращение "младший брат", хоть они все были равны, отлично давало понять об отношении.
Рядом весело закхекали ещё два помощника.
В груди поднялась кипящая злость, видимо, доставшаяся по наследству, но я её холодно сдержал. Как бы не хотелось достойно ответить этому злослову, но сейчас стоит хоть бы примерно разобраться в сложившейся ситуации, а не лезть на рожон.
А вот потом… Потом можно будет и вернуться к этому разговору.
— Кто же не думает о Таймин. — фальшиво улыбнулся я, пока сам старательно пытался правильно произносить слова и вспомнить, кто же такая эта Таймин.
Единственное, что всплыло в памяти — это дочь старосты.
Видимо, ответ оказался правильным, а моя улыбка правдоподобной, так как все трое тоже скорчили понимающие рожи, но тут же быстро затихли, стоило горящему взору Чанга вновь глянуть в их сторону.
Я незаметно перевел дыхание и был рад, что сын владельца постоялого двора помешал продолжению разговора. Хоть я и понимал, о чем они говорили и даже мог формулировать слова, но что-то мне подсказывало, что я могу и ошибиться в произношении слишком длинных предложений.
А уж о реакции на всё странное у крестьян можно и не говорить. Повезет если они сначала решат «выгнать злых духов», а не, к примеру, сразу бросят в речку, привязав к ногам немаленький такой камешек.
Поэтому в ближайшее время надо стараться говорить очень осторожно, чтобы не привлечь ненужного внимания.
Я невольно усмехнулся. То, что я не очутился в теле какого-нибудь местного аристократа, оказывается очень даже хорошо, ведь меня бы очень быстро «спалили». А дальше всё просто, камень и здравствуй речка. Или в Китае злых духов сжигали? Может забивали камнями?
Почему-то мне стал интересен ответ на этот вопрос именно сейчас.
Правда у попадания в крестьянина тоже были небольшие минусы. К примеру, проживание всей короткой и очень печальной жизни в ужасной бедности и голоде, если тебя кто-нибудь не убьет раньше.
Сущие мелочи, если так подумать.
«А вдруг это не древний Китай, Корея или Вьетнам, а Япония?» — новая мысль заставила ощутить холодок по спине. Память, как и ожидалось, ничего не подсказала: «Очень надеюсь, что это не так. Из-за нехватки продовольствия жизнь в древней Японии была ещё более дерьмовым делом, чем в том же Китае».
И в этом был смысл. В отличие от Китая, обладающего уникальными по своей плодородности землями благодаря той же «Желтой реке», Япония всегда испытывала критический недостаток в продовольствии, что выросло в создание их знаменитого «Культа смерти».