Почти как брат

Они прочесали всю единственную улицу. Заглядывали в брошенные дома, бродили по яблоневому саду, оказавшемуся не колхозным — просто большим. Деревья состарились, одно упало, остальные заплетал глянцевито-зелёный дикий виноград. Кое-где завязались мелкие, невыносимо кислые — Димка попробовал — выродившиеся в дичку яблоки.

Крылечки и веранды заросли крапивой, ломившейся сквозь деревянные ступени с таким упорством, словно ей негде больше было расти. Звенели кузнечики, к далёкому рокоту лягух примешалось гудение маленьких лягушек-бычков — к дождю, — и всё это соединилось в такой гипнотический шум, что Димка иногда начинал сомневаться, а правда ли он всё это слышит.

Солнце жгло, но ветер всё так же тянул, а иногда налетал, быстрый, как удары ножа. Рваный.

Они ещё походили по улице, заглянули в пару окон. Углубились в чей-то сад и выбрались, покрытые паутиной и древесным мусором.

Колхозного сада нигде не было. Во все края тянулись густевшие по мере углубления заросли, но явно не шелковичные.

В конце концов присели на поваленный бетонный столб некогда крепких ворот.

Димон положил мешок с лотками и пакетами, Кирюха — борсетку. Их ужасно надоело с собой таскать.

Посидели. Помолчали. Солнце било слишком ярко, ветер шумел вершинами, дрожали, как от холода, осины. Сидеть было неуютно.

— Ну что, пошли ещё походим? Где-то ж оно есть?

— Только давай не будем всю эту хрень таскать, я тебя умоляю, — сказал Димка. — Тут же нет ни собаки и не будет.

— Ну ладно, — с сомнением отозвался Кирюха. — А если шелковицу найдём?

— Тогда вернёмся.

Кирюха переложил ключи и документы из борсетки в карман, а саму её сунул в пакет.

Внезапный шорох шагов раздался за спиной так близко, что у Димки похолодел затылок и погорячело внутри. Они оба одновременно обернулись.

Никого.

В разваленном дворе обшитого зелёными планками дома без крыши что-то шумело. Громко шуршало травой.

— Ёжик? — сказал Кирилл полувопросительно.

— Скорее всего. Пойду гляну, — Димон встал с холодного бетона и полез в чернобыльник, проросший сквозь доски давно упавших ворот.

Кирилл остался сидеть.

Никакого ежа Димка так и не увидел, трава была густая, а шорох, похожий на шаги, стих.

Нет, он увидел что-то тёмное и нагнулся, но тут же отшатнулся от запаха разложения: в траве, неловко вывернув крыло и шею, лежал свалявшийся, уже не блестящий, давно мёртвый грач.

— Там птица дохлая, — сказал Димка, возвращаясь к столбу. Лазить по двору ему расхотелось.

— Так это она и шуршала, — кивнул Кирилл.

Димка невесело усмехнулся, а про себя вздохнул. Он как-то начал уставать, сам не пойми от чего.

Облака наползали, медленно и ровно. С постоянной, едва заметной глазу, скоростью. Он были тяжёлые, мокрые, с синевато-серыми плоскими днищами; сливались в тучу и темнели. Свет приобрёл какой-то сумеречный оттенок.

— Мож ну её к хренам, эту шелковицу? — без особой надежды спросил Димка. Он хорошо знал Кирюхино упрямство в таких делах.

Кирюха же, считавший, что Димон занудствует на ровном месте, сказал едва ли не осуждающе:

— Ну и чего мы сюда чесали? Не, пошли уже.

Димон пожал плечами и согласился. В конце концов, не он за рулём. У него ни машины, ни прав вообще нет. Только велосипед. Ну а, как известно, чья тачка, тот и главный.

— Сад должен быть с той стороны, по идее, — рассуждал Кирилл. — Может, там ещё была улица, за теми зарослями?

— Слушай, а может, это вообще не то село? — спросил Димка.

— Да то, — сощурился на выглянувшее солнце Кирюха. — То. Другого тут просто нет.

Они снова дошли до конца улицы. Тупик. Видно, сад и правда был где-то за селом, со стороны неведомой старой дороги.

— Пошли напролом? — предложил Кирилл.

— А пошли, — вдруг неожиданно легко согласился Димка. Ему просто надоело слоняться туда-сюда, и хоть какое-то иное действие радовало.

Прикрываясь рукавом, натянутым на кулак и зажатым в горсти, Димон полез первым. Кирюха отставал ровно настолько, чтоб не получить крапивой или разогнувшейся веткой по лицу.

— Смотри-ка, а тут вишни…

— Значит, сад был.

— Опа…

Стена зарослей истончилась, поддалась, едва Димон переступил, чуть не запахав носом, через сломанный, лежащий на земле плетень. Дальше стоял ряд серебристых тополей.

А за ними — брошенный дом.

Большой, явно старый, из красного кирпича, обмазанный осыпавшейся глиной и когда-то белёный. Четырёхскатная крыша, крытая железом, была цела; круглые своды окон выдавали здание старой-старой постройки; рамы пустовали, только в одной глазнице застрял треугольный кусок мутного пыльного стекла.

Димон сделал несколько шагов параллельно стене, Кирюха двинулся в другую сторону, туда, где виднелись сарай и какие-то постройки.

— Ух ты, блин, — пробормотал Димон, резко останавливаясь. И упреждающе протянул руку. По спине посыпались крупные мурашки, всё тело будто током прошило.

— Там кто-то есть, — тихо, внезапно хрипло сказал он Кирюхе.

У того расширились зрачки, но он повернул голову к дому. И успел заметить движение.

Странное дело — в городе встречаешь десятки, сотни человек, и ничего.

В пустом незнакомом дворе разве что чуть пристальнее глянешь на мужика, идущего тебе наперерез, да и всё.

В лесу насторожишься и приумолкнешь, увидав человека за деревьями.

А в брошенном селе, в пустом доме с дырявой крышей, в дикой глуши, увидеть человека отчего-то страшно. Будто волка или кабана. А то и страшнее.

Беглый бандит, больной бомж, сиделец-алкаш, чёрный археолог, — кто угодно. Это мог быть кто угодно.

Не давая себе застыть в испуге, Димка медленно поднял ногу и шагнул к дому. Что-то смущало его в увиденном движении.

Человек, или что оно там, тоже пошевелилось, изменил своё положение тёмный силуэт на светлом фоне.

Вот фон-то и смущал.

— Дим, — окликнул Кирюха.

— А ну… Странно… Щас, — шёпотом отозвался Димон и пошёл уже смелее.

Силуэт в доме, вроде бы двигаясь ему навстречу, оставался на месте, и Димона это несколько успокоило.

Он решительно подошёл к окну и — заглянул внутрь.

На него взглянул человек, лицом к лицу, и лицо это было в тени, а позади него — мутнеющее голубое небо и ветки зелени, машущие на ветру, на просвете редких солнечных лучей.

Человек был вылитый Димка.

Зеркало.

— Это зеркало, — сказал он негромко. — Зеркало, Кирюх.

— Фууууух, мать его, — шумно выдохнул Кирюха, подходя и заглядывая. — А я аж испугаться успел.

— Да не говори… — Димон замолчал — не хотел показывать заметную дрожь в голосе.

Зеркало оказалось расколотое, узкое, в высокой резной деревянной раме, перекошенной и чёрной. Не рассохшейся, а как бы наоборот, размокшей. Пыль и мелкая зеленоватая замшелость по краям покрывали потемневшее стекло. Вверху, у косого скола, забравшего правый верхний угол, осыпалась амальгама. Оно стояло на облезлом стуле, так, чтобы отражать всё, что за окном. Пол и сиденье стула были засыпаны сырой глиной с обваливающегося потолка.

Страх прошёл, и парни теперь один вперёд другого желали обследовать дом. В окно лезть не стали, решили найти дверь.

Они прошли вдоль стены в сторону двора, всем телом проламывая репейник и матёрую дикую морковь, прикрываясь поднятыми локтями. Впрочем, в самом дворе, лишённом остатков забора, бурьян рос пусть и буйный, но не выше колен.

За двором и домом, под сенью старых-старых вязов и тополей, не росло ни кустов, ни сорняков. Там был почти лес. Наверное, так, вокруг дома, легче выбираться обратно, прикинул Димка.

Тут было жарко, и они расстегнули кофты, полные репьёв после штурма зарослей.

Во дворе, кроме длинного низкого сарая с запертыми дверьми и мутным, заляпанным побелкой окошком, обнаружился ещё погреб с открытой дверью.

Над входом сидел жук-олень, но, когда Димон тронул его, обнаружил, что жук давно высох и держался лишь чудом. Тельце упало вниз, один рог сломался.