Страница 37 из 196
Весть о перемирии дошла до графа на третьей неделе марта 1353 года. Это был крайне неудобный момент. Осада города продолжалась уже шесть недель. Из дальних провинций были вызваны подкрепления. Бертран де Пибрак председательствовал на собрании Генеральных Штатов Лангедока в маленьком городке Нажак, расположенном в нескольких милях от места осады, в самом сердце региона, которому угрожал гарнизон капталя де Бюша. Хотя в конце предыдущего года Генеральные Штаты уже выделили субсидии, чтобы очистить от гасконцев Руэрг и Керси, их убедили сделать новые и обременительные взносы, подлежащие выплате в апреле, мае и июне. Но условием предоставления было то, что доходы должны были быть потрачены на кампанию, и что сбор должен быть немедленно приостановлен в случае заключения перемирия. И снова французам пришлось столкнуться с извечной проблемой: налогоплательщики ослабляли бдительность во время перемирия, в то время как враг мог выбирать момент для его нарушения. Граф Арманьяк неохотно выполнил условия, согласованные в Гине, и снял осаду с Сен-Антонина[194].
Герцог Ланкастер и его спутники вернулись из Гина в Англию незадолго до Пасхи, которая в этом году выпала на 24 марта 1353 года. Секретности было трудно добиться в открытых залах заседаний. И уже через месяц Иоанн II получил из Англии сообщения о том, что Эдуард III не был впечатлен предложениями сделанными французами его министрам в Гине и намерен прервать дальнейшие переговоры[195]. Затем, в начале мая 1353 года, в Париж прибыло письмо от английских послов, в котором объяснялось, что произойдет некоторая задержка. Эдуард III, по их словам, созвал расширенное заседание своего Совета для рассмотрения предложений, которые были сделаны в Гине. К сожалению, многие из тех, кто был призван на Совет, заболели или не смогли прибыть в кратчайшие сроки, и заседание пришлось отложить до 16 мая. Поэтому конференция не может быть продолжена 19 мая. Англичане предложили возобновить ее работу 25 июня. Это сообщение вызвало замешательство во Франции, где для его рассмотрения было созвано совещание послов и главных министров короля. Что произошло дальше, точно выяснить трудно. Однако достаточно ясно, что предложения, сделанные в Гине (какими бы они ни были), показались некоторым людям при дворе Франции весьма спорными. Тот факт, что короля и, по крайней мере, значительную часть его Совета удалось убедить согласиться с ними, был данью политическому мастерству кардинала. Но теперь существовала серьезная опасность того, что во время перемирия иссякнут налоговые поступления и это парализует военные усилия Франции, а предложения о мире ни к чему не приведут. Некоторые из присутствовавших на совещании открыто обвиняли Эдуарда III в недобросовестности. Результатом стал злобный спор между советниками Иоанна II, за которым последовало объявление о том, что французы не будут присутствовать на конференции в срок, который предложили английские послы. Они ничего не сказали о том, какая дата (если вообще какая-либо) будет для них приемлемой, но Ги Булонский был настроен весьма пессимистично. Он считал, что французское правительство больше не желает участвовать в мирной конференции, какая бы дата ни была для нее назначена. Его уныние было полностью оправдано. 8 мая французы объявили в Нормандии арьер-бан[196]. Они почти сразу же отказались от перемирия в Сентонже, а через шесть недель и в Лангедоке.
Как коннетабль, Карл де ла Серда был ответственен за исполнение этих решений. Но вполне вероятно, что они также отражали его личные предпочтения. Он всегда стремился вести войну настолько энергично, насколько позволяли ресурсы правительства. Вскоре после этих событий несколько давних членов Совета Иоанна II вышли из его состава, в некоторых случаях навсегда. Среди них были Роберт Ле Кок и Гийом Бертран, епископ Бове, оба из которых были послами в Гине. Были и другие советники, которые остались на своих постах, но, как и эти двое, со временем стали союзниками и советниками короля Наварры. Сам Карл Наваррский был непостижим. 12 мая 1353 года он праздновал Троицу с королем, который осыпал его подарками а 16 мая он написал из Парижа своим лейтенантам в Памплоне письмо с приказом прислать ему 30 наваррских кавалеристов и 300 пехотинцев для усиления его гарнизонов в южной Нормандии. В последующие несколько недель последовали требования прислать еще несколько сотен человек[197].
Обвинения в недобросовестности, выдвинутые против Эдуарда III в Париже, были недалеки от истины. Конференция в Гине и срок, назначенный для ее возобновления, заставили его более точно сформулировать свои военные цели и обсудить их более открыто. Когда министры Эдуарда III прибыли, чтобы рассказать об этих событиях Большому Совету, собравшемуся осенью, они с мрачной точностью изложили амбиции короля. Он хотел вернуть себе все части герцогства Аквитания, которыми когда-либо владели его предки. Это означало Сентонж, Ангумуа, Пуату, Перигор, Лимузен, Керси и Руэрг. На севере он хотел получить Бретань, Нормандию и Фландрию, а также получить небольшое графство Понтье, которым он владел до начала войны. Все эти территории должны были принадлежать ему на правах полного суверенитета. Взамен он был готов заключить постоянный мир и отказаться от претензий на корону Франции. Эдуард III был готов вести переговоры о Нормандии, а на практике, вероятно, и о Фландрии и Бретани, но не о других провинциях и не о принципе полного суверенитета[198]. Он должен был знать, что в 1353 году это были недостижимые амбиции. Они выходили далеко за рамки того, о чем французы могли помышлять в марте в Гине, и за рамки того, что могло оправдать стратегическое положение Эдуарда III во Франции. Поэтому он попытался выйти из конференции кардинала, не отвергая ее открыто и не теряя преимуществ перемирия.
Английский король мог бы быть более откровенным с Ги Булонским, если бы доверял ему. Но он не доверял. Он считал, что кардинал был слишком близок к французскому двору, чтобы выступать в роли посредника. Тот факт, что старший брат Ги был среди французских послов в Гине, говорил сам за себя. Эдуард III послал своего духовника, монаха-доминиканца Джона Вудраффа, в Авиньон, чтобы тот в неофициальной обстановке объяснил Папе его помыслы. Он надеялся, что Иннокентия VI удастся убедить выслушать французского короля и выяснить, насколько велики возможности для компромисса. Вудрафф незаметно проехал через всю Францию и прибыл в папский город в июне 1353 года. Стояло жаркое лето и Иннокентий VI принял его, по своей привычке, в своем личном дворце в Вильневе на противоположном берегу Роны, вдали от шума и запахов Авиньона, среди прохладных и просторных особняков французских кардиналов и массивных укреплений французских королей. Он слушал, как гонец излагал предложения Эдуарда III по расчленению Франции. Он не ободрил предложений Вудраффа, но подавил свое недовольство и переслал содержание послания Эдуарда III королю Франции, чтобы тот высказал свои соображения. Чувствуя, по крайней мере, часть проблемы, Иннокентий VI также послал Раймона Пелегрини, итальянского куриального чиновника, который в свое время служил папским нунцием и сборщиком в Англии, навести справки у Эдуарда III о том, не будет ли какой-нибудь другой посредник более приемлемым для короля, чем кардинал Булонский.
В июле 1353 года Папе удалось обсудить эти вопросы в частном порядке с более приемлемым посланником, чем Вудрафф, Уильямом Уиттлси. Он был племянником архиепископа Симона Ислипа и, возможно, действительно был с ним в Гине. Уиттлси прибыл, чтобы узнать, как французский король отреагировал на предложения Эдуарда III. Иннокентий VI ответил, что еще слишком рано ожидать какой-либо реакции, но вряд ли можно ожидать, что она будет благоприятной, когда она наступит. Он попросил нового эмиссара высказать свое мнение о том, как действовать дальше. Уиттлси упомянул о сомнениях, которые существовали в Англии относительно беспристрастности кардинала Булонского. Иннокентий ответил, что Ги был человеком столь высокого происхождения и заслуг, что, хотя в данных обстоятельствах следовало ожидать, что он будет благоволить королю Франции больше, чем его сопернику, в этом вопросе он руководствуется только государственными интересами. Англичанин тактично признал, что это так. Но, по его словам, Эдуард III уже принял решение по этому вопросу и не собирается его менять. "Из этого разговора, — писал Иннокентий VI Ги Булонскому, — вы можете понять, насколько подозрительны англичане и как трудно вам будет довести эти переговоры до успешного завершения без ущерба для вашей чести"[199].