Столетняя война. Том II. Испытание огнем (ЛП)

Точные обстоятельства, при которых были захвачены эти места, не известны, но они не могли быть связаны с большими передвижениями войск. Большинство из них были взяты внезапно небольшими группами людей. Именно такой была война в Бретани: партизанские кампании, состоящие из стычек, засад и ночных эскалад, ведшиеся между людьми, которых случай или обстоятельства поставили на одну сторону, а не на другую. История поэта Кювелье[62] о том, как молодой Бертран дю Геклен хитростью пробрался в замок Гран-Фужере с тридцатью партизанами, переодетыми в дровосеков, склонившихся под тяжестью своих вязанок, красочно описывает такой вид войны, даже если это легенда. С другой стороны, знаменитый стихотворный рассказ о Бое Тридцати, как бы он ни был приукрашен в деталях, описывает случай, который действительно произошел. Главными действующими лицами в этом деле были Жан де Бомануар и англичанин, которого французы называли Бембро, а на самом деле его могли звать Роберт де Бамборо. Жан де Бомануар был шурином виконта де Рогана и командовал гарнизоном главного замка виконта в Жослене. Бембро был английским капитаном Плоэрмель, расположенного в восьми милях от Жослена. По словам Жана Лебеля (который встречался с некоторыми из действующих лиц), Бомануар вызвал Бембро на поединок между тремя избранными рыцарями от каждой стороны. Англичанин отвергнув это предложение, выдвинул свои условия:

Команды для поединка действительно были отобраны из нескольких гарнизонов в Бретани, а английская сторона была представлена почти всеми известными деятелями оккупационной армии, среди которых были Калвли, Ноллис и Джон Дагворт (племянник лейтенанта короля), а также несколько бретонцев и немцев, находившихся на их службе. Соперники встретились на полпути между двумя замками 26 марта 1351 года и сражались по точным правилам, установленным по договоренности на предварительной встрече командиров. Не было никаких ограничений по используемому оружию, которое включало булавы и боевые топоры. Но были оговорены стартовые сигналы, судьи и перерывы для принятия пищи и перевязки ран. Сражение длилось несколько часов и закончилось полной победой команды Бомануара. С обеих сторон были большие потери. Французы потеряли шесть человек. Англичане потеряли больше, включая самого Бембро. Все оставшиеся в живых англичане были взяты в плен, "так как бежать было бы постыдно". Эти так называемые hastiludes[63], которые проводились на ристалищах, как турниры, но с применением настоящего оружия, были не редкостью. В 1338 году Генри Ланкастер сражался таким образом с шотландцами под стенами Бервика. Это событие продолжалось три дня, и в нем погибли два англичанина. Подобные организованные сражения предлагались во время кампаний Эдуарда III во Франции в 1340 и 1346 годах, когда политические ставки были намного выше, но они были отклонены в основном по этой причине. Однако между второстепенными фигурами, для которых выигрыш или проигрыш имел значение только для их личной репутации, они проводились гораздо чаще, особенно после 1350 года. Через два года после Боя Тридцати в очень похожих условиях произошла другая организованная битва на границе в Гаскони, в которой семнадцать из двадцати человек французского отряда были убиты, а большинство оставшихся в живых с обеих сторон были тяжело ранены. Как рыцарские подвиги эти сражения были очень знамениты. Бой Тридцати вдохновил поэта на создание длинной героической поэмы, которая была переведена на несколько языков и сделала победителей знаменитостями. Когда Фруассар в 1373 году обедал за столом Карла V Французского, один из его сотрапезников был "почитаем выше всех остальных", потому что он все еще мог демонстрировать раны, полученные им, когда он в молодости сражался в Бое Тридцати. Но такие сражения, хотя они и потворствовали радости борьбы, надежде на прибыль и жажде славы, ничего не решали и не служили реальной цели войны. Были и такие, как признавал даже Фруассар, кто обвинял участников в грубой показухе[64]. Случаи, подобные Бою Тридцати, были, однако, показательны по другой причине. Они были симптомами войны, которая велась без стратегических установок и центрального контроля, капитанами, которые отвечали только сами за себя. Именно Бретань, а не Кале, стала полигоном для войны мелких отрядов и групп. И по мере того, как узы гражданского общества разрушались под давлением войны в одной провинции за другой, люди, прошедшие школу войны в Бретани, становились первыми среди грабителей Франции.

Кампании графа Ланкастера на юго-западе значительно расширили границы герцогства Аквитания на востоке и севере. Гарнизоны английского короля теперь удерживали долину Гаронны до Эгийона, Дордони до Лалинда и Адура до Сен-Севера. Они также контролировали большую часть северного побережья Жиронды. Эти регионы находились под более или менее эффективным управлением офицеров Эдуарда III или его главных вассалов. За их пределами правительство Эдуарда III контролировало территорию, простиравшуюся полосами и участками через Сентонж, Ажене и южный Перигор. Но официальной границы нигде не было, и никто не имел точного представления о том, насколько обширным было герцогство. В 1354 году, накануне важной дипломатической конференции, министры Эдуарда III в Вестминстере признались, что не знают, где проходят границы территории короля, и даже включают ли они Ангумуа или Керси. Два года спустя, когда они задумали провести еще одну конференцию, пришлось послать эксперта в Бордо, чтобы выяснить это[65]. На практике фактическое владение было законом, и это было все, что имело значение для офицеров короля на месте. Но было мало регионов, в которых им не приходилось бороться за преимущество с представителями короля Франции. В 1347 году французы все еще удерживали Мас д'Ажене и Марманд посреди английских гарнизонов долины Гаронны. В долине Дордони между Бордо и Бержераком все еще оставались французские опорные пункты, включая важный город с мостом через реку Сент-Фуа. У каждой стороны были друзья и союзники на территории, номинально контролируемой другой стороной. В событиях на юго-западе участвовали небольшие группами людей, противостоящих друг другу на небольших расстояниях, и война шла по собственной логике, обусловленной местными интересами и местным соперничеством, на которые почти не влияли интересы и цели правительств.

Главным представителем английского короля в герцогстве был сенешаль, который отвечал за все управление и оборону герцогства. Он был значительной фигурой, обладал широкими полномочиями карать и миловать, которые, из-за удаленности от Вестминстера и медлительности коммуникаций, контролировались правительством лишь номинально. Его значимость отражалась в его жаловании, которое составляло 500 фунтов стерлингов в год и было одним из самых высоких на службе короны[66]. После череды коротких и неудовлетворительных назначений сэр Джон Чеверстон занимал эту должность большую часть 1350-х годов. Он был очень типичен для тех, кто служил сенешалем в Гаскони: рыцарь незнатного происхождения, не имевший большого значения в своей стране, но компетентный администратор, энергичный солдат и умелый манипулятор ревнивой и жестокой знати юго-запада и горстки привилегированных городов, от которых всегда зависело выживание английского герцогства. Другими главными должностными лицами гасконского правительства были коннетабль Бордо, отвечавший за финансы, и мэр Бордо, руководивший делами главного города герцогства. Все эти крупные чиновники в этот период назначались королем Англии, и все они были англичанами. Тем не менее, правительство Гаскони не было правительством англичан. Оно было в подавляющем большинстве гасконским. Его стабильность зависела главным образом от двух крупных городов герцогства, Бордо и Байонны, и от двух десятков знатных гасконских семей, чьи вассалы и родственники были распределены по всему герцогству. Сенешалю требовалось, и в любом случае это было разумно, консультироваться с Советом Гаскони, в котором были представлены многие из них. Под горсткой чиновников, которые обращались друг с другом на английском языке, вели переписку с министрами короля на латыни, содержали адвокатов в Вестминстере и готовили для себя гробницы в церквях в английских провинций, находилась масса мелких служащих: судьи, чиновники, прево и нотариусы, командиры гарнизонов. Для большинства гасконцев они были лицом правительства. Один или два из них могли быть англичанами, которые, как и долго служивший сенешаль Ландов Томас Хэмптон, сделали свою карьеру в этом регионе. Но почти все они были местными жителями.