Плоды мести

Тут же за спинами гномов высоченными башнями нависали десять тауросу в халатах, как у короля, только однотоннее цветом и скромнее материалом. Из ножен на поясе каждого выглядывали рукояти мечей. И не боится же монарх пускать к себе кого-то с оружием! У гостей клинки тоже не отобрали. То ли в знак доверия, то ли из презрения к их способности хоть как-то навредить хозяевам.

Адинук перевел взгляд дальше. Позади трона находилось большое окно с разноцветными стеклышками, сложенными в рисунок. Витраж изображал ревущего минотавра в золотой короне — такой же, как и у сидящего на троне человекобыка. Яркий солнечный свет, проходящий сквозь картину, больно резал глаза. На стенах под высоким потолком висели громадные портреты минотавров всех мастей. Их свирепые морды скалились со всех сторон, а фоном к каждой голове непременно служило изображение какого-нибудь морского судна.

Не дойдя до трона с десяток шагов, Аггрх остановился и наклонил голову в знак почтения, а затем легким тычком локтя в бок напомнил эльфу о хороших манерах. Тот ойкнул и последовал примеру напарника.

— С миром или войной? — процедил сквозь зубы монарх на всеобщем.

Суровый правитель сдерживал кипевшую в нем ярость изо всех сил. Либо его сын якшается со всяким отребьем, либо это отребье имеет наглость приносить ему лживые сплетни.

— С миром и покорностью, Ваше Величество, — отчеканил орк, чем моментально заслужил одобрение Турона. — У нас вести о Каввеле Исс-Брестоне.

— Поведай же мне, чужак, о моем сыне, — глаза минотавра все еще не покинула красная пелена, что не ускользнуло от внимания Аггрха.

Орк начал свой рассказ, очень осторожно подбирая слова.

— Как вы знаете, — сказал зеленокожий, — вашего сына постигла кара богов за некоторые прегрешения.

Турон засопел, но ничего не сказал, ожидая продолжения.

— Сейчас он уже прошел половину пути искупления своей вины и, как мы считаем, находится где-то в нескольких днях пути отсюда.

— Как он вас не… — оставил вопрос невысказанным Турон. — Я хочу знать все.

Аггрх поведал подробности предыдущих приключений их маленького отряда, где-то опуская ненужные детали, а где-то приукрашивая деяния славного отпрыска древнего рода правителей Мираса. Придворные молча внимали рассказу, не смея отвлечь правителя даже тишайшим шепотком.

— Значит, ему потребовалось пройти через десятки унижений по воле богов? — вдруг улыбнулся король, хлопнув себя свободной рукой по бедру. — Вот так чудо. Как же он все это вытерпел? И насмешку в виде тела быка, и, как вы говорите, дружбу с гоблином…

— И даже с двумя людьми, орком и эльфом, — поддакнул Адинук. Барду уже надоело рассматривать портреты и захотелось почесать языком. — Он как ураган, запертый в бутылке: гудит, но не греет.

Непонимание на морде Турона сменилось плохо скрываемым раздражением.

— Я был почти готов поверить вашим россказням, — глухо пророкотал минотавр, — Признаться, я и сам заключал сделки с людьми. Но дружба с презренными остроухими за гранью моего понимания. У них ни чести, ни совести, а мой сын никогда не был эльфолюбом вроде проклятых фаруконцев.

Придворные загалдели, спеша согласиться с королем, мол, это уж совсем никуда не годится.

— Стоит ли тогда рассказывать, что я урожденный троу, — ничуть не смутился Адинук. — Это, наверное, будет шоком для всех? Великий воин путешествует в компании ничтожного предателя. Ведь все троу — предатели, да? Темная кожа, темные мысли…

— Он немного сумасшедший, как и все барды, — поспешил прокомментировать слова эльфа Аггрх, — но говорит чистую правду. Он действительно темный. Точнее был еще с месяц назад. Просто у нашего спутника гоблина есть чар, который своим касанием может творить самые настоящие чудеса. Вот стоит одно из них.

У венценосного тауросу отказали голосовые связки. Он хватал ртом воздух, но никак не мог озвучить то, что хотел сказать. Неловкую ситуацию разрядила супруга короля.

— Мой сын не с вами. Что с ним сейчас? — от слов дородной матроны повеяло такой искренней нежностью, материнской заботой и печалью, что Адинук невольно прослезился.

— Мы расстались буквально вчера, когда вместе выбирались из Бездны через врата в Эфире. Там еще страж был такой смешной, как… — не успел закончить бард.

— Всех прошу удалиться! — неожиданно громко сказал Турон, заставив Аггрха вздрогнуть и опустить правую руку на рукоять меча.

Придворные, стараясь не терять достоинства и не выказывая удивления, сразу поспешили к выходу.

Его Величество дождался, пока двери тронного зала захлопнутся за гномами, а места у выхода займет парочка тауросу. Затем он почти ласково обратился к орку, игнорируя эльфа.

— А сейчас вы расскажете мне всю правду, или клянусь копытами Торгарона…

— Подожди, дорогой, — ладонь матроны мягко легла поверх его дрожащей мускулистой руки, вцепившейся в набалдашник на подлокотнике. — Оставь свою нетерпеливость для битв и спальни. Мы же не нарушим законы гостеприимства без веской причины? Гости сами все охотно расскажут. В конце концов, они здесь именно за этим.

С этими словами она подмигнула спутникам своего сына. Эльф сразу расслабился, а орку все это показалось слишком подозрительным. Впрочем, он сам согласился сунуть голову в пасть минотавру и ждал чего-то такого.

Глава 4

Гоблин на всеобщем. Гобелин на эльфийском. Гобелинус на староэльфийском. Коблин на дворфийском. На правсеобщем — кобалус. Самоназвание — гобхаты или гобхуты, в зависимости от диалекта.

Энциклопедия разумных видов

Нужно спрятаться. Единственная мысль заменяла собой все остальное. Убегай, если враг сильнее. Нельзя убежать — прячься. Эти простые истины впитаны с молоком матери. Мамочка, где же ты? Нет больше мамы. Она осталась где-то там среди других обгоревших тел. Можно, наверное, посмотреть в щелочку, но страх заставляет вжимать голову в плечи и не дает пошевелиться. Да и что получится там увидеть? Снующие в отблесках костров огромные тени? Их противные голоса орут пьяные песни на незнакомом языке и мерзко гогочут. Сейчас они там пируют прямо среди зарезанных гоблинов. Возле его мертвой семьи, возле соседских мальчишек, тоже мертвых. Ненависть вскипела в крови и погасла. Сейчас не время думать о таком. Безрассудство — лучший путь к бессмысленной смерти. Лучше думать о выживании.

Рядом в подвале притаился братишка. Сидит, еле дышит. Тоже боится так, что аж штанишки обмочил. Как бы нас по запаху не нашли. Нет, вряд ли. Эти слишком заняты грабежом и празднованием легкой победы. Кого победили? С десяток безоружных самок, двух стариков с кольями, десятерых детишек от трех до восьми зим, которые кидались камнями? За что? Тут и грабить-то особо нечего. Пара тощих коров, коза, с десяток кур, сотня бутылок бузы, заготовленная на продажу. Неужели только ради этого нужно было убить всех? Мужчины на большом тракте, вернутся только через полторы луны. Вряд ли они обрадуются, увидев вместо домов пепелище, и уйдут в последний поход — мстить. Тогда вообще никого не останется.

— Гарб, — еле слышно прошептал Звоносл. — Я боюсь.

— Молчи, моорх! — почти беззвучно ответил ему чумазый мальчуган.

В нашей семье все мозги, похоже, достались мне, раз уж удалось не только самому выжить, но еще и старшего брата от беды уберечь.

Сидит, надутый от обиды, как индюк. Ему жизнь спасли, а он на правду дуется. Точно дурак.

Делать нечего, пока эти не ушли. Можно немного помечтать. Вырасту большим и сильным, научусь метко стрелять из лука и… и что? Любой эльф стреляет куда лучше и глаза у них лучше видят. Тогда… тогда я буду самым лучшим фехтовальщиком. Вот! Никто не сможет меня победить. Ага, кроме любого, кто в два-три-пять раз крупнее или стреляет издалека. Что же остается? Надо стать волшебником и кидать во врагов огненные шары. Бум! Бабах! Все сгорели!

Из мечтательно-дремотного состояния вывел летящий в сторону хижины факел, перекликаясь с образом, только что услаждавшим воображение.