Плоды мести

Оба к по-королевски роскошному убранству отнеслись с одинаковым равнодушием: походная жизнь приучила к неприхотливости. Хотя Аггрх с почти детским восторгом воспринял огромную мраморную ванную, которая больше напоминала бассейн, а барду приглянулся шикарный письменный стол с большим набором гусиных перьев, чернильниц с содержимым разных цветов и оттенков и, самое главное, огромное количество чистых пергаментных свитков. Его собственные запасы иссякли еще в Бездне, и Адинук потирал руки в сладостном предвкушении.

— Нормально устроился? — спросил зашедший его проведать орк, рассматривая гобелены и такую же прочную дубовую мебель, как и в своей комнате.

Нагрудник зеленокожий с облегчением снял, но остался в серебристой кольчуге, которая из-за замечательных свойств материала совсем не натирала кожу. При этом в ней никогда не было жарко, а в ее непробиваемости воин успел убедиться.

— Неплохо. Заметь, папаня нашего рогача даже не подумал извиниться за то, что назвал меня зверушкой, — приветливо помахал визитеру Адинук.

Покои оказались смежными, так что в гости можно было зайти в любой момент. Похоже, эти апартаменты изначально предназначались для размещения супружеских пар, но компаньонам даже не пришло в голову, что на это можно пожаловаться.

— А что ты хотел от минотавра? — резонно заметил Аггрх. — Он тебя потискал, а это считай, что попросил прощения, усыновил и наградил одновременно.

— Ну, не зна-а-а-ю, — протянул бард, начав перебирать струны лютни, взятую для подбора музыки под уже написанные слова баллады. — Одного мы приручили. Второй уже вот даже со всякими «зверушками» начал общаться. Может, и с ним получится?

Вроде бы, ничего особенного не произошло, но уши Аггрха словно обожгло звуками музыкального инструмента.

— Можно ты при мне пока играть не будешь? — тихо попросил он, страдальчески скривившись.

— Что, все так же голова болит? — тут же убрал руки от струн бард.

Орк кивнул, зажмурил карие глаза и потер мясистыми пальцами шрам на шее, навсегда оставленный рабским ошейником.

— Голова, шея, душа… А ты откуда знаешь? — спохватился он. — Я никому не говорил!

— Хочу напомнить, что я сумасшедший, а не идиот, — улыбнулся во все тридцать зубов эльф. — Сложить два и два несложно. Ты постоянно хватаешься за голову, все время угрюмый, как помидор среди апельсинов, а сейчас вот просишь не играть при тебе.

Аггрх позволил себе кривоватую улыбку половиной рта, отчего торчащий наружу клык обнажился сильнее, делая и без того страшную шрамированную рожу жуткой. Эльфийская логика, конечно, попахивала не просто легкой тронутостью рассудка, а тяжелым безумием, но вывод-то оказался совершенно правильным.

— К боли я привык, так что это все мелочи, — произнес воин. — Я боюсь, что это как-то связано с тем злосчастным спором с Большим Лю.

— Значит, ты все-таки совершенно серьезно поспорил на души друзей с одним из верховных дьяволов? — искренне возмутился Адинук. — Ой, не то существо Михель обозвал отморозком, ой, не то.

Орк скривился и кивнул.

— И самое печальное в этом то, что спор мы, похоже, проиграли. Когда наш доблестный мракоборец с дуру отправил Антонио в небытие, моя бедная голова чуть не разорвалась. Я услышал голос Лю, и он был до омерзения радостным.

— Ну, ты не забывай, что Антонио превратился чуть ли не в воплощение тьмы, так что Михеля винить сложно, — в нехарактерной для себя вдумчивой манере произнес Адинук.

Аггрх покачал головой.

— Он даже в этом состоянии оставался нам другом, а Михель… — орк махнул рукой.

— Думаешь, мы можем потерять и монаха? — ужаснулся эльф.

— Если уже не потеряли. Мне кажется, Лю через этот спор получил доступ к моей глупой башке — отсюда и боли, а из-за дурости Михеля и к его. Боюсь даже представить, чем это грозит.

Бард забарабанил тонкими изящными пальцами по отполированной столешнице.

— Попросим Гарба, он что-нибудь придумает, — предложил он. — Или соберем все части посоха и освободим эту его богиню. Глядишь, от нее нам всем в благодарность чего-нибудь перепадет. И от Лю она сможет защитить. Помнишь, что Минору про нее сказал?

— Угу, что сильнее нее только два существа во всей вселенной, в число которых входит и хозяин Лю, — мрачно заметил Аггрх. — Так ведь ей сначала силы нужно вернуть. Я теперь, вроде как, тоже отношусь к ее защитникам, только вот ума не приложу, что и как делать нужно. Вдруг что-то не по ней будет, и она не захочет меня принять? Вот ты же поклоняешься этому дворфобородому? Как он к тебе относится?

Адинук нахмурился.

— Не обижай мне Хьялти, он хороший и добрый, — вступился эльф за божество дворфов. — Если б не он, я бы уже окончательно спятил. Думаю, богиня гоблинов такая же, как Гарб, иначе он бы не стал ее жрецом. Он же к тебе хорошо относится, вот и она тоже будет.

— Ладно, убедил, — не стал спорить орк. — У нас есть еще одна проблемка. Каввелю мало проклятия, так его еще родной отец судить хочет. Надо что-то с этим делать.

— Что-нибудь придумаем, — легкомысленно отмахнулся эльф. — Его сначала найти нужно.

Адинук каким-то непостижимым образом всегда находил нужные слова.

— Хорошо, — Аггрх согласился и с этим. — Поедим?

— Налетай, пока не остыло! — согласился с напарником остроухий, бросил в зеленокожего спелой виноградиной и попал прямо в лоб.

Тот не остался в долгу, и вскоре оба азартно, с лихорадочным блеском в глазах некоторое время швырялись друг в друга фруктами, пока не почувствовали поистине зверский голод и уже больше не могли отвлекаться от еды. Напряжение дня улетучилось, оставив лишь валящую с ног усталость.

Глава 7

Если наелся навоза, протухшего молока уже не бойся.

Гоблинская пословица

Местные традиции пиратства складывались веками. Минули те лихие деньки, когда считалось достойным уважения перебить как можно больше народу и награбить побольше золота. Сейчас в почете были честь, удаль и отвага. Само мореходство давно перешло от принципа «не получилось ограбить, так хоть поторгуем» к «торговать выгоднее и безопаснее». Изменилась и ценность жизни.

Куда прибыльнее разжиться невольниками и продать их тем, кто не чурается использовать рабский труд, чем беспричинно кого-то калечить и убивать. В некоторых городах и даже странах рабовладение запрещено, но далеко не все народы находят в нем что-то зазорное. Орки прекрасно покупают гоблинов, а некоторые эльфийские королевства людей и гномов. Люди как наиболее лишенные предрассудков прекрасно покупают и продают представителей всех рас и народов.

Вся эта торговля проходит в почти дружеской атмосфере, если так вообще можно сказать про лишение свободы: рабов покупают, заставляют отработать некоторое время, а потом отпускают целыми и невредимыми на все четыре стороны. Все знают правила этой «игры»: попался — изволь исполнять прихоти покупателя несколько лет или откупись. Правда, не все их соблюдают, но с такими приличные существа дел стараются не иметь. Только дворфы портят общую картину, категорически выступая против какой бы то ни было формы рабовладения. Что возьмешь с тупоголовых громил, которым лишь бы нахлебаться эля да разбить пару голов?

Правда, когда Каввель сколотил себе флот, концепция несколько изменилась. Пару лет его ватага совершала опустошительные набеги на прибрежные поселения, особенно человеческие. Вывозили все мало-мальски ценное, что удавалось погрузить на суда, а затем весело спускали все нажитое в прибрежных тавернах. За это Палача и боялись: он напоминал яростных пиратов прошлого, которым ничего не стоило лишить кого-нибудь жизни особенно жестоким способом. И, хотя репутация Каввеля возникла после его самого первого набега, больше связанного с личной местью, слухи сделали из него чудовище без принципов и чести.

Масла в огонь подлило известие о проклятии богов за нарушение сразу нескольких кодексов. На самом же деле даже Каввель и его мульфиблы никогда не позволяли себе лишнего и всегда блюли кодексы в том числе и негласные, не позволяющие калечить пленников. Исключением стал один печально известный случай.