Страница 2 из 58
II
Вскоре после обнародования доклада Цуккербиллера в теоретическом журнале появились первые сообщения об измерении времени жизни нейтронов. И, удивительное дело, чем изощрённее и точнее ставились опыты, чем объективнее происходила регистрация данных, тем разброс цифр все больше уменьшался. Величины времени жизни дружной толпой теснились вокруг одной точки, не проявляя никакой тенденции выскочить за медленно, но неумолимо сужавшийся круг точности.
Вначале робко, а потом все более и более откровенно в адрес теории Цуккербиллера начали раздаваться смешки и шуточки, а один экспериментатор, который особенно изощрялся в своих измерениях и которому они, после семьдесят пятого варианта, надоели своим однообразным результатом, не выдержав, в конце статьи заявил: «Можно с вероятностью миллиона против единицы констатировать, что либо никаких бессмертных душ вообще не существует, либо нейтринная концепция профессора Цуккербиллера нуждается в существенных добавлениях Его первосвященства…»
Неизвестно, что в конце концов стало бы с создателем новой теории, если бы вдруг, как гром среди бела дня, не появилось сообщение руководителя лаборатории ядерной физики одного из крупнейших атомных центров мира, профессора Арнольда Коннована. С быстротой молнии сообщение облетело весь мир, и хотя бы поэтому его следует привести полностью:
«В ночь перед Страстной пятницей мной был поставлен шестьсот пятьдесят третий опыт по проверке теории Р. А. Цуккербиллера. Я устал и про себя решил, что это будет последнее измерение. Непрерывно повторяющее значение „11,8 минуты“ довело меня до отчаяния, и я готов был выключить установку, как вдруг мой взгляд упал на циферблат электронных часов. Не может быть! Или мне это только кажется, или установка вышла из строя? Стрелка показывала 13,2 минуты. Нужно проверить схему, решил я. Но не успел я выдернуть рубильник высокого напряжения, как стрелка вздрогнула и опустилась до значения 11.8 Где-то нарушен контакт, или перегорело сопротивление! Но вот стрелка опять поползла к цифре 13,2. Через некоторое время опять стала на 11,8 и так несколько раз… Никакие другие значения времени жизни нейтронов не появлялись… Значит прибор был исправен…. Только тогда до меня дошёл роковой смысл того, что я наблюдал. Кто-то, или что-то время от времени становился на пути потока нейтронов, меняя время жизни частиц… Я схватил карандаш и стал терпеливо записывать интервалы времени между двумя показаниями прибора. Сообщение, которое у меня получилось в виде азбуки Морзе значило вот что:— „Мы существуем, мы существуем, мы существуем…“ Я пришёл в ужас и выключил установку. В лаборатории царила гнетущая тишина. Одно сознание того, что в ней, кроме меня, был ещё кто-то, бросило меня в лихорадку, и я поспешно удалился домой, где принял сразу четыре таблетки бромолина. Рано утром я вернулся к нейтронному боксу и проверил результаты измерений… Все повторилось. Только на этот раз сообщение было следующим: „Просим уменьшить поток нейтронов. Они нам вредят.. « Бог мой, подумал я , ведь большинство измерений, которые проводились до сих пор, нарочно выполнялись на пучках огромной интенсивности. Мы боролись за точность измерений, совершенно не заботясь о судьбе тех, кого пронизывал пучок нейтронов. Не этим ли объясняется отрицательный результат опытов, поставленных до сих пор?“
Если бы это сообщение было не от профессора Коннована, а от другого учёного, то его приняли бы за очередную сенсационную утку. Но имя авторитетного ядерщика-экспериментатора было столь известным в учёном мире, а его роль в качестве советника по делам науки при главе правительства столь ощутима среди простых людей, что научно-беспристрастный и остро-эмоциональный отчёт учёного мгновенно был перепечатан во всех газетах, его передали по радио и по всемирному телевидению.
После этого мир притих. Шуточки в адрес Цуккербиллера мгновенно прекратились, а те, кто пел непристойные куплеты о бессмертных душах или танцевал на эстраде вульгарные танцы бессмертных душ, удалились в тишину соборов, чтобы отмолить свой грех. Всякие научные сообщения прекратились. Но за напряжённым и гнетущим молчанием угадывалась лихорадочная и всесторонняя проверка сообщённых результатов. За истёкшие две недели в «Философском журнале» появилась лишь короткая заметка Цуккербиллера, в которой говорилось, что по уточнённым расчётам «нейтринный эффект замедления нейтронного распада лучше всего наблюдать при плотности пучка в тридцать семь нейтронов в секунду на квадратный сантиметр…»
Поползли тревожные слухи о том, что опыты подтвердились, что между душами и компетентными правительственными кругами ведутся какие-то переговоры… Где-то просочились сведения, что убийца киноактрисы Дженни Липпенштюк был пойман на основании данных, сообщённых душой пострадавшей… Осторожные люди начали нести акции на биржу… Кое-кто начал скупать золото… Поднялся спрос на заграничные паспорта для поездки на необитаемые острова… Наступило тревожное и неустойчивое время.
Однако в кругах многих беспристрастных людей, среди философов и мелких торговцев выражалась надежда, что профессор Коннован ошибся, что его установка просто забарахлила, что, славу богу, никаких бессмертных душ вообще не существует.
И в тот момент, когда люди почти полностью оправились от первого шока и начали постепенно забывать о страшном научном открытии, вдруг один за другим появилось сразу три драматических сообщения.
Первое было опять-таки от Коннована. Он полностью переделал свою измерительную установку на слабые потоки. Точность измерений гарантирована до одной миллионной. Результаты те же. Им получено несколько сообщений, которые в виду их конфиденциального характера, не имеющего научного значения, он привести не может. Вывод: теория нейтринной души профессора Цуккербиллера блестяще подтвердилась.
Второе сообщение опубликовал один канадский учёный, который подтвердил результаты Коннована, но обратил внимание на то, что им зарегистрированы случаи, когда время жизни нейтронов увеличивается до значения, в несколько раз превышающее предсказанное теорией. В нескольких опытах им было зарегистрировано время жизни соответственно тридцать и восемь десятых, шестнадцать и пять и двадцать минут.
Цуккербиллер, как всегда, выступил с теоретическими соображениями. Вот их основная суть. Время жизни нейтронов может превосходить первоначально вычисленную величину просто потому, что на пути нейтронного пучка могут находиться не одна, а несколько нейтринных душ, вложенных одна в другую. С увеличением плотности нейтринного облака соответственно будет увеличиваться и время жизни нейтронов. Далее, он произвёл расчёт слабого взаимодействия нейтрино с веществом вселенной и установил, что кроме всех известных свойств нейтрино обладает ещё одним. Оно может перемещаться во времени… В частности, таким образом можно обнаружить не только души тех, кто умер в прошлом, но и души тех, кто умрёт в будущем. Статья оканчивалась словами:
«Начав свои теоретические исследования, мы не предполагали их рокового значения для человечества. Теперь оно совершенно очевидно. Через общение с нейтринными облаками мы можем одновременно определять всю нашу будущую историю».
Трагический смысл этих трех научных публикаций был особенно подчеркнут решением ряда правительств запретить все частные измерения времени жизни нейтронов, так как это могло нанести урон государству. Опытами по измерению жизни нейтронов разрешалось заниматься только строго поименованным лабораториям, находящимся под контролем органов безопасности. Цензура получила чёткий перечень вопросов, которые можно было опубликовать в связи с этими измерениями. В списке значилось всего 3 пункта.
1. Время жизни нейтронов в свободном пространстве.
2. Сообщение нейтринных душ личного характера (передача приветов, ожидание встречи, краткие сведения об условиях существования, жалобы на родственников, сведения о постоянном месте жительства, мнение о погоде, кинокартинах, художественных выставках, телевизионных передачах, продуктах и изделиях, рекламируемых в открытой печати).