Страница 111 из 118
Августа сдерживалась, пропускала ехидные замечания мимо ушей или отвечала достойно. Но Мирабелла видела, как тяжело ей дается внешнее спокойствие и невозмутимость. Не раз и не два после таких встреч молодая королева запиралась, чтобы выплакаться. В такие минуты она не могла видеть никого, даже родную сестру.
В тот вечер давали обед в честь данских послов. Их пригласила королева Ханна, ни с кем не посоветовавшись. После официальной церемонии представления и вручения верительных грамот, она о чем-то долго говорила с ними. А на расспросы принцессы Августы ответила с обычной своей улыбкой:
- Это наши, внутренние дела, милая. Занимайся тем, что тебе ближе и оставь политику другим.
- С каких это пор дела моего королевства стали для меня чужими?
- А кто тебе сказал, что я обсуждала дела твоего королевства? Это мое королевство.
- Но королева – я.
- Я тоже. И вообще, я же для тебя стараюсь. Освобождаю тебя для более важных дел, - она указала на выпирающий живот Августы. – Тем более, что в моей стране мужчины не разговаривают с беременными женщинами о делах.
Она развернулась и ушла, даже не слушая ответа падчерицы.
Августа продержалась до конца. Она даже сумела начать торжественный обед и подняла первый кубок вина за дружбу между странами. Но после третьей перемены блюд, когда уже все больше обращали внимание на выходки шутов, чем на этикет и в зале понемногу стал шириться гул голосов, поднялась и, извинившись перед гостями, покинула зал.
Мирабелла осталась сидеть, как приклеенная. Она чувствовала на себе взгляды мачехи, посланников и придворных. Ей ужасно хотелось отправиться за сестрой, поинтересоваться, как она себя чувствует, но девушка заставила себя оставаться на месте и даже сумела улыбнуться, поднимая свой бокал:
- За вас, господа! Пейте, ешьте, веселитесь!
И она не только осталась, но и, отпив пару лишних глотков из бокала, как-то даже сумела поддержать разговор. Правда, пришлось лгать – данский посол, сидевший рядом с нею, заинтересовался положением королевы. Пришлось лгать о тайном договоре ее покойного отца с одним из лордов. Дескать, король Болекрут прекрасно понимал, что у его старшей дочери должна быть необычная судьба – Августа, как-никак, его первенец и должна выйти замуж. Он нашел подходящего жениха, но нарочно держал его имя втайне, чтобы не давать повода другим лордам ревновать и строить козни. Они должны были пожениться, когда принцессе исполнится восемнадцать лет, но мать принцессы умерла, сам король женился вторично, и договор… нет, не утратил силу, но помолвку и свадьбу пришлось отложить. Лишь недавно, когда обстоятельства изменились, отец жениха вспомнил о договоре. Он предъявил доказательства, был заключен тайный брак и… и молодой супруг отбыл на войну. Да, королева замужем. Да, она была свидетельницей на ее свадьбе. Кто второй свидетель? Родич жениха по материнской линии. Как его зовут? Э-э…Родольф Груви. Кто он? Нуу-у… по отцовской линии он приходится близким родственником сразу двум известным людям. Во-первых, это граф Мас, полководец королевской армии, а во-вторых, Великий Инквизитор пра Груви. Как видите, свидетель тоже более, чем заслуживает доверия. Ибо церемонию проводил сам Великий Инквизитор…
Мирабелла врала и чувствовала на себе горящий негодованием и злобой взгляд мачехи. Но остановиться уже не могла, чувствуя, что ее словам верят.
Потом, еле дождавшись окончания пира, она поспешила к себе, заперлась в своих покоях и упала на колени перед крохотным алтарем Лады.
- Божиня, прости! Прости, божиня! Не ради себя, ради сестры, - горячо зашептала она. – Ты ведь ведаешь, что такое любовь? Ты ведь знаешь, каково это – свой род и свой корень сохранить? Мачеха нам никто, она нам чужая, а Августа мне своя. Ради нее и солгала. Прости, божиня! Сохрани нас от бед, не дай разлуки, сбереги…
Обнимая ладонями основание алтаря, она долго шептала покаянные слова, обещая дары и жертвы. И ей казалось, что статуэтка тихо кивает ей с постамента.
Лишь через четверть часа, морально опустошенная и уставшая, Мирабелла поднялась на ноги. Нашла крохотный ножичек, срезала у себя прядку волос как обещание будущих жертв и пошла к себе в спальню. Служанку она отпустила, и раздеваться пришлось в одиночестве. Но принцесса привыкла в монастыре обслуживать себя сама, и быстро выбралась из платья, распустила волосы, причесалась на ночь и, задержав дыхание, нырнула под одеяло.
Спальню хоть и протопили, но жаровня успела остыть, и, поскольку служанка уже ушла, следить за углями было некому. Они погасли, подернулись слоем пепла, и в комнате тоже стало прохладно. Мирабелла свернулась под одеялом калачиком, обхватив себя руками за плечи. Девушка крепко стиснула зубы, чтобы они не стучали. В монастыре в общих спальнях зимой порой бывало холоднее, так что послушницы порой не могли уснуть по полночи. Сейчас еще можно терпеть. Она закуталась в одеяло плотнее, постепенно начала согреваться. Веки ее смежились, дыхание выровнялось… ей даже начало казаться, что она…
Глава 21
ГЛАВА 21.
{…она шла по лугу.
Светило яркое солнце. Небо было таким пронзительно-синим, что слезы наворачивались от боли и восторга. Высокая трава путалась под ногами. Белели глазки ромашек, розовели гвоздички, желтели лютики. Где-то в вышине звенел жаворонок. Она шла, подняв подол, постепенно поднимаясь на высокий холм, и остановилась на вершине, озираясь по сторонам. Мир лежал перед нею яркий, живой и пестрый. Дух захватывало от его красоты – цветущая равнина, зубчатая стена леса, извилистая лента реки, небольшой городок на излучине, две ладьи с белыми парусами идут к пристани, светит солнце, поют птицы и хочется запеть самой.
Она невольно раскинула руки, чувствуя, как неведомая сила поднимает ее и влечет вперед и вверх. Набрав полную грудь воздуха, Мирабелла оттолкнулась от земли, замахала руками, которые превратились в настоящие птичьи крылья, закричала от восторга полета – и откуда-то издалека тут же пришел ответ.
- …-л-ла! Мирабелл-л-ла!
- Я здесь! – закричала она, невольно опуская взгляд.
Какая-то фигурка торопливо взбиралась вверх по склону, размахивая руками. Мужчина. Нет, юноша. И, кажется, она его знает!
Родольф? Откуда он тут…
- Мирабел-ла! – закричал он, заметив ее.
- Иди ко мне! – вырвалось у нее.
- Ко мне! Скорее! – голос его как-то странно изменился. – Ваше высочество! Скорее! Отоприте! }
Что?
Она вздрогнула, чувствуя, как слабеют руки-крылья, и она падает вниз. Закричал что-то Родольф, затопал громко-гулко ногами…
- Ваше высочество?
Мирабелла резко села на постели. В дверь стучали.
- Ваше высочество! Отоприте скорее!
Это был не голос Родольфа из ее сна, и девушка ощутила страх:
- Что случилось?
- Ее величество… ваша сестра…
- Что с нею?
- Она… ей плохо… ребенок…
Мирабеллу как ветром сдуло с постели.
- Да-да! Сейчас! Иду!
Наощупь, на что-то наткнувшись и что-то опрокинув, больно ушибив коленку о жаровню, она добралась до кресла, отыскала плащ, и, накинув его, отперла дверь. Одна из служанок Августы держала свечу. Глаза ее были вытаращены и разве что не светились в темноте, как у испуганной кошки.
- Скорее, ваше высочество! У королевы… началось! – выпалила она и, схватив Мирабеллу за руку, бегом потащила ее по коридору.
Оказывается, Августа не просто так ушла с пира пораньше. Она едва успела добраться до своих покоев, как ее живот скрутила резкая боль. Королева чуть ли не упала на руки своих фрейлин, которые тут же засуетились и послали за придворным врачом. Тот как раз накануне осматривал ее величество и был уверен, что срок королевы еще не настал, поэтому и не особенно торопился. Однако, боль не проходила, а наоборот, усиливалась. Не прошло и часа, как Августу отвели в специальную родильную комнату, в которой рожали все королевы. Когда-то здесь появились на свет и обе дочери королевы Либуши, а через какое-то время – и Богумир, их сводный брат. Если бы обстоятельства сложились иначе, Августа через два месяца должна была затвориться там, под присмотром пары повивальных бабок и лучших врачей, а за порогом бы толпились придворные в ожидании момента, когда их призовут, чтобы засвидетельствовать появление на свет наследника престола.