Страница 23 из 30
– Виноград зеленый … – упирался я.
– Ладно, раз ты трусишь, пойду я один, – заявил Толян.
Трусость – самый нестерпимый и унизительный грех, в котором может быть обвинен пацан.
– Я не трушу, – сказал я.
– Нет, трусишь.
– Неправда.
– Да я же вижу, что у тебя коленки дрожат …
Это было слишком! Допёк он меня:
– Ничего не дрожат. Пошли.
Витька дал мне старую рубаху, чтоб было куда – за пазуху – засовывать гроздья. И мы пошли.
Дом семьи Морару был на окраине Пэмынтен, на улице Зеленой. Через дорогу на территории бывшего румынского монастыря после войны расположились громадные угодья селекционной станции: большой парк – место наших тайных игр, – контора и научные лаборатории в здании монастыря, мехдвор с тракторами, комбайнами, косилками, молотилками. Дальше шли сады, виноградники, опытные деляны различных сортов пшеницы, ржи, кукурузы, подсолнечника, сои и многих экзотических культур, в том числе – даже хлопка. Все сады и виноградники, рядом с городом, были огорожены либо плотным без щелей дощатым забором высотой около двух с половиной метров, либо таким же высоким забором из колючей проволоки. Второй линией ограждения за забором служили высоченные деревья, которые мы называли дикой акацией. Деревья были посажены очень часто, и иголки, длина которых достигала сантиметров двадцати, внизу смыкались между собой так, что пролезть между ними, не поранясь, было невозможно.
Мы долго шли вдоль дощатого забора. Где-то в середине пути Толян остановился и сказал:
– Виноградник здесь.
Он указал на небольшой пролом, прямоугольную дыру в заборе, у самой земли размером со страничку школьной тетради. Через такую дыру могла бы пролезть кошка или курица, а вот животное побольше уже не пройдет. Я лёг на землю и приник к пролому, но ничего, кроме острых игл акации, не увидел.
Если бы я знал, какую странную роль в предстоящей операции сыграет эта дыра!
– Надо идти дальше, – объяснил Толян. – Там будет колючая проволока. В проволоке есть проход. И мы спокойно через него попадем в сад.
Будем ли мы на обратном пути пользоваться тем же проходом, Толян не счел нужным мне сообщать. Мне ничего не оставалось кроме, как полагаться на своего старшего партнера. Хотя это было не по правилам.
Не нравилось мне и то, что мы всё время шли по дороге, усеянной мелкими острыми камешками. Толяну – что? – он был в сандалиях, а я – босой. Но шёл – куда деваться.
Наконец, мы прибыли к месту, где в колючей проволоке был сделан проход. Место было знакомое: в прошлом году мы с пацанами совершили два похода за яблоками и грушами. И всё – через этот проход. Но рядом мы оставляли одного «на атасе».
Сейчас, кроме нас с Толяном, никого не было.
Мы пролезли через проволоку, потом между стволами акации, здесь они росли реже, и оказались в яблоневом саду с обвисшими ветками тяжелых, почти созревших плодов апорта и антоновки.
Яблоки в этот раз нас не интересовали.
– Где виноградник? – спросил я.
– Надо идти обратно, – сказал Толян.
Мы снова потащились вдоль колючей проволоки, дощатого забора и акаций, но теперь – по вспаханной земле яблоневого сада, в обратном направлении. От сада тянуло кисловато-медовым ветерком, который слегка кружил голову. Наконец, шагов через триста показались ярко-зеленые шпалеры виноградника, которые рядами тянулись к мехдвору.
– Вот! – тихо сказал Толян, давая понять, что мы пришли к цели.
Мы вошли в виноградник, и в нос круто шибануло химикатами. Каждый сходу начал обследовать кусты, распяленные на туго натянутой проволоке. Толян пошел между крайними шпалерами, я – между следующими.
Я осматривал висящие на кустах гроздья, это на самом деле был дамский пальчик. Кисти были необычно больших размеров, но сплошь, сколько я видел, были насыщенно-зеленого цвета, сильно облитые бордосской жидкостью. Конечно, незрелые. Я быстро продвигался вдоль шпалеры и расстраивался всё больше и больше, – везде было одно и то же – зелень. Обманул Толян, с досадой подумал я, начиная злиться на своего подельника. И тут же увидел впереди несколько кустов с более светлыми листьями. Я бросился к ним и был вознагражден: кисти на них были желто-зеленые. Попробовал две-три ягоды – само то! Спелые! Вот это – да!
Кисти не просто росли на кустах, они лежали на проволоке, свисая тяжелым грузом. Чтобы сорвать такую, нужно палец подвести к месту её крепления к лозе и сильно дёрнуть. Я так и сделал, и огромная гроздь отвалилась и оказалась у меня в руке. Но при этом сильно дернулась проволока, и зашевелился весь шпалерный ряд.
И тут …
Тут я вдруг увидел нечто, от чего руки-ноги перестали двигаться. И остановилось дыхание. Впереди, шагах в пятидесяти, стоял человек. Когда и откуда он взялся, было непонятно. Но он молча стоял и внимательно смотрел на меня. Был он небрит, чёрен лицом, одет в серую с темной полоской сорочку и зеленые солдатские галифе, ноги босые. Конечно, это был охранник, кто же другой, – догадался я, с трудом ворочая мозгами. Однако страх нагонял не столько он, сколько огромная кавказская овчарка, которая стояла рядом с охранником и тоже, не подавая голос, смотрела на меня; взгляд её острых глаз был настолько сосредоточенным, что казался гипнотическим.
В моём мозгу что-то быстро переключилось, и дальше процесс мышления-говорения-движения-осмысленных действий пошёл рывками.
– Атас! – тихо пискнул я, и мой приятель отреагировал мгновенно.
Толян, нажав на проволоку, быстро вскинул своё плоское тело и, мигом перелетев через шпалеру, в три прыжка оказался у забора. Я же из-за малого роста не мог, как он, перепрыгнуть через проволоку, но как только рванул с места и побежал к выходу вдоль шпалер, в тот же миг неспешным галопирующим аллюром в мою сторону поскакала овчарка.
Ужас парализовал ту часть моего мозга, которая заведует здравым смыслом. С этого момента время почти остановилось и разделилось на несколько ме-е-едленных, ме-е-е-е-е-е-едленных кусков, в течение которых, действуя на автомате подсознания, я за несколько мгновений сделал с десяток таких движений, на которые в обычном состоянии понадобилось бы несколько минут.
Собака быстро приближалась, оскалив пасть – но ещё быстрее я доскакал до акаций – Толян стоял уже у забора, готовясь к прыжку через него – я успел крикнуть: «Помоги!» (надо было бы крикнуть: «Помоги мне: подсади, чтобы я мог дотянуться до зубцов забора!», но на такое длинное предложение не было времени) – а Толян то ли не слышал, то ли не хотел возиться со мной – ОН НЕ ОГЛЯНУЛСЯ – он подпрыгнул, повис на заборе, легко подтянулся и сел сверху между зубьями досок – я крикнул: «Эй!» – но он в мою сторону даже НЕ ПОСМОТРЕЛ – в следующий миг он спрыгнул с забора и оказался на другой стороне – «Г-гад!» – успел крикнуть я (надо бы заматериться, но не было времени) – что же делать, метался я – и кинулся напролом сквозь длинные колючки дикой акации – что-то больно кольнуло в левую ягодицу – ничего, пускай колет – и тут я увидел внизу забора тот самый пролом величиной с тетрадный лист – не думая, пролезу-непролезу, кинулся в этот пролом – быстро просунул сначала правую руку, потом с трудом голову – потом, подгребая правой рукой, чуть продвинулся – просунул левое плечо, потом левую руку – наконец, опираясь правой и левой руками, протащил всё остальное – и … оказался по другую сторону забора.
Еще через пару секунд в проломе показалась оскаленная морда овчарки, которая, наконец-то, подала голос – зарычала. Но теперь я знал, что ничего она со мной не сделает: в дыру-то ей не пролезть.
И я понял: опасности больше нет. Я спасен!
Встал на ноги. Из раковины левого уха шла кровь: видать всё же зацепился за забор. Из левой ягодицы торчала длинная стрела акациевой колючки. Я выдернул её, но боли не почувствовал. Наверное, был в шоке …
Далеко по дороге лёгкой иноходью бежал Толян, и было видно, что футболка спереди у него сильно оттопыривается: дамского пальчика он успел-таки набрать. Бежал он почему-то в сторону, противоположную его дому.