Страница 11 из 15
Кроме Уи, в комнате было еще как минимум двое. Одна – лысая женщина, на черепе которой были намалеваны полосы. У нее были губы цвета свежепролитой крови. В ней ощущалась темная сторона, словно дым, словно пожар в сырой ночи. Она вселяла страх.
Второй была джедай-ученица, рыжеволосая девчонка по имени Лазутчик. В реальной жизни она была на год старше Уи; шумная и резкая, она никогда не обращала на него особого внимания. Во сне с ее лица капала кровь, вытекавшая из пореза на лбу. Она смотрела прямо на него.
– Поцелуй ее, – прошептала лысая женщина. Тихий голос. Красные капли сочились из порезов на лице девочки, стекая по ее рту. Кровь красной струйкой ползла по шее и впитывалась в отвороты рубашки как раз над верхушками ее маленьких грудей.
– Поцелуй ее, Уи.
Спящий Уи отшатнулся.
Уи из сна хотелось ее поцеловать. Он был рассержен, слаб и стыдился сам себя, но ему хотелось этого.
Кровь капала. Часы тикали. Лысая женщина улыбнулась ему.
– Добро пожаловать домой, – сказала она.
– Уи!
– Хм-м?
– Проснись! Уи, проснись. Это я, мастер Лим. – Доброе лицо учителя нависало над ним в темноте спальни, все три глаза с тревогой смотрели на него. – Мы почувствовали возмущение в Силе.
Уи моргнул, тяжело дыша и стараясь уцепиться за реальность, которая все еще ускользала, как кусок мокрого мыла.
Остальные мальчишки, жившие в спальне, толпились вокруг его кровати.
– У тебя опять был один из тех снов?
Уи подумал о той девочке, Лазутчике, – другой ученице! – и о струйке крови на ее шее. О своем преступном желании.
Мастер Лим накрыла его ладонь своими шестью пальцами.
– Уи?
– Ничего, – прохрипел он. – Просто дурной сон, вот и все.
Мальчишки начали расходиться, разочарованные и недоверчивые. Они были еще в таком возрасте, когда хочется верить в чудеса. Им казалось, что иметь видения – это круто. Они не понимали, как это ужасно – видеть, как надвигается твое будущее, словно столб на дороге, который внезапно возник из тумана, и ты с ним никак не разминешься.
Кто была эта лысая женщина? От нее так и несло темной стороной, однако же он с ней не сражался. Возможно, по какой-то прихоти судьбы они станут союзниками? И эта девчонка, Лазутчик, – почему алая кровь капала на ее алые губы и почему она – в том времени – так пристально смотрела на него? Возможно, Лазутчик станет союзницей злой лысой женщины. Возможно, она поддастся своим желаниям, своей злости, своей алчности. Может быть, она попытается поймать его в ловушку; обольстить его; переманить на темную сторону.
– Уи? – сказала мастер Лим.
Он успокаивающе сжал ее руку.
– Просто дурной сон, – ответил Уи, стараясь говорить естественным голосом. Он продолжал настаивать на этом со всей вежливостью и благодарностью, пока она наконец не ушла.
Эти настоящие сны имели еще одну интересную особенность: они преследовали Уи всю его жизнь, но это был первый раз, когда они перенесли его из Храма джедаев в другое место. И ни разу в череде видений он не оказывался в теле намного старше себя. Его смерть надвигалась.
Она была близко.
Глава 3
В преддверии турнира белые стены в тренировочном зале Храма были тщательно вымыты, пол надраен и застелен новыми матами. Нервные ученики в ослепительно-белых одеяниях готовились к предстоящему испытанию – каждый соответственно своему темпераменту. Ученица Таллисибет Энвандунг-Эстерхази (по прозвищу Лазутчик) мысленно делила их примерно на четыре категории.
Болтающие, которые стояли кучками и тихо переговаривались, чтобы как-то стряхнуть растущее напряжение.
Разогревающиеся, которые растягивали мускулы, связки и пульсирующие волокна, разминали суставы, у кого их сколько было, а также бегали, прыгали или делали обороты на месте в зависимости от физиологических потребностей своей расы.
Медитирующие, чей подход к погружению в мудрость Силы, по мнению Таллисибет, состоял в основном в том, чтобы закрыть глаза и придать лицу невозмутимо-чопорное выражение.
И Бродящие.
Лазутчик относилась к Бродящим.
Возможно, ей стоило бы немного помедитировать. По опыту она знала, что главная ее проблема – чрезмерное напряжение и волнение. На прошлом турнире – как раз перед опустошением Хоногра и кризисом вокруг флота Рендили – она вылетела уже в первом раунде, проиграв двенадцатилетнему мальчику, которого почти всегда побеждала в спаррингах. Поражение было тем более унизительным, что мальчик перед тем сломал ногу и вышел на поединок в лубке.
Вспыхнув от обидного воспоминания, она прошла мимо группы Болтающих. «Эй, Лазутчик!» – выкрикнул один из них, но Таллисибет его проигнорировала. Сегодня не время для болтовни. Сегодня – только дело.
Даже колючей свинье с Севаркоса понятно, что сегодня ей категорически запрещено проигрывать.
Дело в том, что Сила в Таллисибет Энвандунг-Эстерхази проявлялась слабо. О да, Сила имелась, конечно. Достаточно большая, чтобы произвести впечатление на вербовщиков из Храма, когда она была еще младенцем; правда, со слов одного учителя она потом узнала, что ее семья жила в грязи и нищете и что ее родители умоляли джедаев забрать их дочь и избавить ее от жестокой бедности. Ее мучила мысль о том, что мать и отец, братья и сестры – если они есть – влачат жалкое существование в трущобах Ворзида-5 и только она избежала этой участи. Только ей одной выпал уникальный, невероятный шанс выбраться из грязи. Испортить этот шанс было бы невыносимо обидно.
Но отчего-то, в то время как ее тело росло, никакого прогресса в Силе у нее не намечалось. У Лазутчика был дар предвидения. Например, во время спаррингов, открывшись Силе, она иногда могла предсказывать ходы противников, прежде чем те успевали их сделать. Собственно, своим прозвищем она была обязана умению оценивать ситуацию и просчитывать ее чуточку быстрее остальных, как и подобает находчивому разведчику. Но даже это умение ускользало от нее, когда она волновалась или расстраивалась, а что касается остальных традиционных джедайских приемов…
Изредка ей удавалось силой мысли поднять со стола стакан и перенести его в свою ладонь… но намного чаще стакан выскальзывал на полпути и разбивался. Или взрывался, если она сжимала его слишком сильно. Или ракетой взмывал к потолку и падал обратно дождем осколков и брызг голубого молока. Не надо быть мрлсси, чтобы слышать, о чем вполголоса переговаривались мастера-джедаи, когда она проходила мимо. Не надо быть шибко умным – а Лазутчик была умна, – чтобы замечать, как другие ученики пялятся на нее, или смеются, или, хуже всего, покрывают ее ошибки.
Когда ей исполнилось тринадцать, Лазутчик оставила всякую надежду стать джедаем. И когда учитель Йода вызвал ее для приватной беседы в Зал тысячи фонтанов, она еле доползла туда на пермакритовых ногах, чувствуя тяжесть в желудке и ожидая услышать, в какое подразделение Сельскохозяйственного корпуса ее назначили. «Достойная работа, – так всегда говорили. – Почетная работа». Это лицемерие выводило ее из себя. Как будто мало того, что она не смогла выполнить единственное свое желание, так они еще притворяются, будто мотыга не отличается от светового меча, а грязь картофельного поля столь же романтична, как пыль десятков планет под ногами.
Когда Лазутчик вошла в комнату, ее лицо было мокрым от слез, а поскольку она постоянно вытирала хлюпающий нос, на рукаве блузки красовалось большое мокрое пятно. Учитель Йода посмотрел на нее, озабоченно скривил круглое морщинистое лицо и спросил, почему она плачет.
– Только джедаи должны гасить эмоции, – дерзко ответила Лазутчик в промежутках между всхлипами. – Фермеры могут плакать сколько влезет.
Тогда он сказал ей, что Шенкар Ким хотела бы взять ее к себе в падаваны; и Таллисибет Энвандунг-Эстерхази, которую друзья прозвали Лазутчиком, ушла с классическим, как она потом решила, «после-Йодовским ощущением»: сверхъестественно глупой и до одури счастливой.