Страница 2 из 22
Но знаков на запястье Белого было вырезано не один, а два. Значит, дело не только в мальчишке.
– Так нужен только сын или все дети Буривоя?
– А детей у него осталось всего двое: сын и дочь.
– Да раз плюнуть. – Белый облизал губы в предчувствии сладкого вкуса посмертков.
Он сильнее впился ногтями в грязную столешницу. Губы невольно растянулись в лёгкой улыбке. Это будет быстро и просто.
– Но лучше поторопиться: девчонку давно посватали какому-то скренорцу из Ниенсканса, и как раз завтра утром она уезжает. Её тут всем городом провожать будут. Нежелательно, чтобы она добралась до жениха. Он, говорят, знатный воин и может помочь своему тестю, послать людей на помощь…
– Как всё удачно сложилось, – хмыкнул Белый. – Но неужели нельзя было меня раньше нанять? Кто такой умный тянул до последнего с заказом?
– А кто оплатит заказ, тебя не касается, – Вадзим взял кружку, осушил её и вытер пивные усы. – Просто убей девчонку с мальчишкой и возвращайся завтра вечером ко мне.
– Сколько?
– Три тысячи.
Белый редко показывал чувства, но на этот раз не смог скрыть удивление.
– Три тысячи? – хрипло переспросил он. – Золотом?
– Три тысячи золотом, Белый, – довольно улыбнулся Вадзим. – Четверть мне, сам понимаешь. Но всё остальное твоё.
– Звучит сказочно прекрасно. Что, никакого подвоха?
– Никакого подвоха, – заверил гусляр.
Белый достал из калиты пару серебряных монет с чеканной совой, положил на стол.
– Расскажи-ка побольше про этого Буривоя и его сад.
Глава 1
Умер покойник
В среду, во вторник,
Пришли хоронить —
Он из окошка глядит.
Рдзения, Старгород
Месяц травень
Велга распахнула ставни, и перед ней раскинулось цветущее яблоневое море. Белые волны слегка покачивались на ветру. Буйно расцвёл сад, и казалось, можно было нырнуть в это море и утонуть в сладком яблоневом духе.
Подул ветер, развевая длинные кудри Велги. Она облокотилась о подоконник, прищурилась, подставив лицо солнцу.
Как грустно было любоваться цветением родительского сада в последний раз. На севере, где жил её жених, вряд ли весна бывала так же прекрасна. Матушка часто вспоминала свои родные края и говорила, что край тот суров и мрачен.
Впрочем, у Велги были весомые причины стремиться подальше от людного, богатого Старгорода на недружелюбный север.
– Господица, – окликнула её Бажена, – матушка тебя ждёт.
– Да, сейчас, – Велга приоткрыла глаза, но даже не оглянулась. – Ещё немного.
Она увидела мелькнувший рыжий хвост между ветвями и услышала звонкий лай. Собака побежала через сад к частоколу. Там по тропинке прогуливался отец вместе с гостем.
Оба заметили Велгу. Отец помахал рукой, гость почтительно поклонился.
– Отец меня зовёт, – Велга обернулась наконец к Бажене.
– Велга, – с укором произнесла нянюшка. – Госпожа Осне уже давно тебя ждёт.
– Да-да, сейчас, – неохотно отозвалась Велга, глянула с тоской на цветущий сад. – Я скоро приду! – выкрикнула она в окно.
Нетерпеливо ёрзая, Велга позволила нянюшке заплести волосы в длинную косу.
– Поторопись, Бажена, – поджала Велга губы, будто не сама тянула время.
С улицы доносился звонкий лай, и невыносимо хотелось убежать из шумного дома в сад и провести последний день с отцом.
– Сапожки, господица, сапожки, – напомнила нянюшка, когда Велга радостно соскочила с места и кинулась к двери.
– Ох, давай скорее! – нетерпеливо притопнула девушка, обулась и выскочила из ложницы.
В усадьбе Буривоя было шумно. От нижних клетей до самой горницы звучали голоса. Видано ли: из дома наутро должны были уехать сразу оба наследника, а вечером обещали справить пир.
– Да озарит Создатель твой путь, господица Велга, – дорогу ей преградил Данила. Он был такой здоровый, что заслонял собой весь проход, зато легко в одиночку тащил её, Велги, сундук. – Вот вещи твои несу в повозку, – он улыбался так широко, что можно было пересчитать все зубы. Тёмные глаза прожигали Велгу насквозь. – Это… в общем, даже не верится, – он всё ещё пытался улыбаться, только в тихом голосе сквозила грусть.
Велга попыталась обойти Данилу, только ничего не вышло, и она вжалась в стену, пропуская его вперёд на лестницу.
– Во что тебе не верится?
– Что ты уже уезжаешь, господица. Как-то… даже не верится, что уже пора прощаться.
Она порадовалась, что руки у Данилы были заняты. Он мог и полезть обниматься к господице.
– Ещё не пора, Данько. Завтра поутру придёт пора. Не провожай меня раньше времени.
– Ага.
– И не плачь, – Велга заметила, что глаза у юноши были на мокром месте. – Что ты, в самом деле? Я же не умираю, а замуж выхожу.
– Ты, господица, – произнёс он с придыханием, явно едва сдерживая нахлынувшие чувства, – будешь теперь далеко, а это, считай, то же самое.
Он обернулся, пытаясь разглядеть Велгу, и не заметил Муху, которая поднималась по лестнице.
– Куда, остолоп?! – взвизгнула Муха и пригнулась, чтобы увернуться от сундука. – Вот же медведь неповоротливый.
– А? Ой! Муха, прости, – Данила закрутился на месте, замотал огромным сундуком с кованными углами. Девушки отскочили от него в разные стороны.
– Кто только додумался его в дом пустить? – выгнула бровь Муха. – Ему бы на конюшне за лошадьми ухаживать.
– Пожалей лошадей, Муха, – хихикнула Велга. – Он переломает им хребты.
– Чего вы? – надулся Данила. – Я же осторожно.
– Пожалуйста, Данько, – протянула сладким голоском Велга, – отнеси этот сундук в повозку и не сломай. Там мои любимые наряды.
Пунцовый от смущения холоп начал спускаться. Девушки, взявшись за руки, прошли к покоям хозяйки. Велга рядом с Мухой чувствовала себя почти неловко. Раньше они обе были худощавые, юркие, лёгкие, но последние годы их изменили, и Муха вдруг вытянулась, стала высокой, статной, а Велга так и осталась крошечной.
– Спорим, Данько завтра разрыдается, когда мы будем уезжать? – хмыкнула Муха.
– А ты нет?
– Не дождёшься, – она улыбнулась, храбрясь, но не смогла скрыть тоску: – Если только потом, когда выедем за ворота, чтобы он не увидел.
Они остановились у двери, всё не разнимая рук.
– Я уже скучаю по дому, Велга.
– Как я и сказала, можешь остаться, если хочешь. Я уговорю родителей. Но ты мне нужна будешь там.
– Ну уж нет, – помотала головой Муха, точно отряхиваясь от печальных мыслей. – Мне, может, тоже хочется замуж за какого-нибудь северянина. Вряд ли, конечно, там все хлопцы как Ярополк Снежный… – она мечтательно закатила глаза, и Велга тоже не удержалась, вздохнула, вспоминая песни, что гусляры пели о великом князе.
– Ладно, я пойду, – неохотно пропищала Велга и толкнула дверь в покои родителей. – А то как вспомню про Снежного князя, и…
– Ох…
– Да-а-а…
– О чём вы там вздыхаете? – раздался холодный голос матери из-за приоткрытой двери.
Слышно было, как Муха, хихикая, убежала прочь.
Велга прикрыла за собой дверь, задержалась у порога. В покоях ярко светило солнце, ставни оказались широко распахнуты, из них открывался вид на благоухающий сад.
Госпожа Буривой расчёсывала волосы Кастусю, а тот вертелся и всё пытался вырваться.
– Да озарит Создатель твой путь, матушка, – легко поклонилась Велга.
– Доброе утро, родная, – на мгновение отвлеклась мать и случайно дёрнула запутанную прядь, отчего сын громко ойкнул. – Сиди смирно. – Она положила руку с длинными, унизанными перстнями пальцами ему на плечо.
На полу, так же непоседливо елозя, как и Кастусь, лежала мартышка. В передних лапах у неё был царский орех, задними она дрыгала в воздухе. Заметив Велгу, мартышка вскочила, радостно загугукала на свой чудной манер и ловко взобралась девушке на плечо.